Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 104

— Прикройся, — приглушенно бросил ей мужской силуэт и швырнул в женщину какие-то тряпки. Только тут оба заметили, что в коридоре они не одни.

«Дьявол! Это уже слишком даже для меня, — ощущая, как земля уходит из-под ног, Лайнеф так сильно зажмурила веки, что перед глазами пошли круги. Пальцы сложились в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пока эльфийская дева уговаривала себя успокоиться. — Довольно уподобляться ревнивой хабалке. Вспомни кто ты есть. Главное сейчас — ребёнок. Только он имеет значение. Сперва нужно родить и, желательно, выжить…»

Госпожа Данноттара прошла мимо оторопевшего Молоха и его спутницы, к собственному неудовольствию узнавая в ней Лукрецию. Когда за эльфийкой захлопнулась дверь, старейшина стоял, будто привидение увидел, а Лукреция, осознавая, насколько близка была к гибели, тихо всхлипнула, интуитивно потянувшись к руке спасшего её бога.

* * *

Он никогда не замечал за собой брезгливости, однако сейчас, сбрасывая с кровати пару верхних шкур, именно отвращение руководило вождём. Британка не единственная баба из тех, кто за время отсутствия жены пытался согреть его постель, однако эта… Демон сам поражался, как шею ей не свернул.

Дверь хлопнула. Мактавеш не обернулся на звук, убеждённый, что вернулся Молох.

— Правильно передумал, приятель. Этой рыжей самое место в вертепе. Монеты свои забери, — спешно перебрасывая через плечо перевязи под меч и стягивая их на поясе, заявил вожак, — Я за Лайнеф. Вернусь, чтобы от этого бл**ства в Данноттаре и памяти не осталось. Погуляли, и будет. Я жену везу, не кого-нибудь.

Ответа не последовало, и это насторожило вожака. Но прежде чем повернуться и выяснить, в чём дело, крыльев носа хищника коснулся именно тот неподражаемо волнующий запах, от которого против воли инкуба рот его наполнялся слюной. Тонкий, дразняще возбуждающий аромат, вечность назад нашедший отклик в дьявольском монстре, витал в воздухе предвестником появления его истинной. С тем затаённым страхом, коему подвержены убийцы, обречённые на мучительную каторгу душевных терзаний, опасаясь верить, что не ошибся, Фиен не решался посмотреть назад, но сделал это так резко и с таким отчаянным спокойствием, которое присуще лишь всемогущим смельчакам, уверенным в болезненной правильности свершённого или замышленного преступления.

— Лайнеф?! — сорвалось имя любимой с губ, как было за последнее время множество раз.

Она стояла, подобно миражу, необычно молчаливая и безмерно желанная. До крайности истощённая, с ввалившимися щеками и остро выпирающими ключицами, худенькой шеей и огромным для измученного за долгий срок беременности тела животом, с этими ошеломительными, не утерявшими таинственного блеска глазищами цвета глубоко тёмного янтаря, принцесса Лайнеф оставалась его бессмертной Боудиккой, его неизмеримо вожделенной деткой, его так до конца и не завоёванным бастионом. Однако, Лайнеф смотрела ему прямо в глаза.

«Она видит! Видит так же ясно, как я», — пребывая будто в тумане, заторможенно отметил Фиен. Загрубевшие бесконечными битвами и трудом, по-мужски красивые, сильные руки легли на стянутую ремнями талию демона, на лице появилась та самая насмешливо-кривая ухмылка, от которой своевольное сердце в груди принцессы делало смертельный кульбит, а гордость, эта ханжеская, тщедушная немощность пряталась так ловко, что сыскать сию предательницу не представлялось возможности. Мактавеш потряс головой:

— Я бы мог догадаться ждать от тебя сюрприза. Ты всегда делаешь по-своему. Выходит, уже видела?..

— Видела. И шлюху, выходящую от тебя, тоже… — не стала она юлить. Последовательная и рассудительная в ратном деле, командор ощущала себя ревниво-стервозной истеричкой там, где дело касалось её мужа, и, презирая себя за это, ничего не могла поделать. Стоило принцессе увидеть Фиена, благое самовнушение, что ей глубоко наплевать на коридорную сцену, моментально пало жертвою вспышки ревности, приказывая вариться в котле собственнических чувств. От созерцания мужа взгляд против воли бросился к ложу в поисках следов совершённой измены, и этого мига хищнику было довольно, чтобы с неумолимой скоростью, какой от здоровяка и предположить-то сложно, Мактавеш преодолел разделяющее его от жены расстояние и гигантской скалой навис над ней, вынуждая смотреть на него снизу вверх.

Он сжал в шершавых своих ладонях её голову, поглаживая большими пальцами виски, глазами лаская каждую обожаемую чёрточку своенравного лика, и сам вкушал невысказанное обещание будущей сытости, словно всё ещё не мог верить, что его Лайнеф, его шальная дьяволица рядом с ним.

— Главное, видела, — польщённый ревностью жены, Фиен нахрапом завладел удивлённо приоткрытыми чувственными губами, толкнулся языком в горячий, влажный рот, на праве полного обладания этой женщиной нетерпеливо требуя принять его, отдаться и ответить. Лайнеф упиралась, но лишь до той секунды, пока два сказанных мужем слова не стали ей озарением.

Потянувшись на цыпочках и окольцевав руками могучую шею мужчины, она его приняла…

Принцесса отстранилась, попадая под чары мерцающих изумрудами глаз.

— Так что же с Лукрецией? — скорее из вредности и любопытства, нежели действительных опасений, перед Мактавешем был поставлен вопрос.

Инкуб тихо рассмеялся:

— Ну кто бы мог подумать, что сама ушастая дочь Валагунда за меня, безродного ублюдка, будет готова в глотку вцепиться какой-то шлюхе.

— Мактавеш! — легонько толкнула она мужа в грудь кулачком.

— Мне это нравится. Продолжай, детка, — подразнил ненасытный демон жену, осыпая её лицо поцелуями.

— Фиен, чёрт тебя побери, ответь!

Вождь неохотно отстранился, слишком громко вздохнул, словно само воспоминание о Лукреции навевало на него невероятную скуку.

— Она была чересчур пресной, — выдал он и, зарывшись пятернёй в волосы Лайнеф, добавил: — Помолчи, женщина, я слишком занят.

Полностью поглощённые друг другом, они не слышали, как усилиями Молоха дверь покоев чуть приоткрылась, а в проём протянулась женская рука, аккуратно кладя на пол горностаевую шубу, а сверху золотую фибулу. Зато Лукреция, рассмотрев поглощённого женой вожака, поразилась произошедшей с ним перемене. От обиды и зависти патрицианка закусила губы.

У Фиена накопилась масса вопросов к Лайнеф, и главный, жизненно важный, уже чесался на языке, когда вдруг демон почувствовал, как эльфийка напряглась, цепляясь на его плечи.

— Что? — голос его дрогнул при виде расширенных глаз побледневшей принцессы.

— Только не паникуй, вождь Каледонии, но лучше тебе позвать Иллиам, — она схватилась за живот, наклонилась и, мелко семеня, прошла вперед, но остановилась и виновато покосилась на мокрое пятно на полу в том месте, где стояла. — И Гретхен тоже позови. Воды отошли. Получается, что я рожаю.

— Ты уверена? Тебе не показалось? Дьявол, что я несу?!

Ох, уж эти мужчины! Куда, скажите на милость, девается их стойкость и здравомыслие, когда узнают, что очень скоро станут отцами? Лайнеф оставалось удивляться, как переменился полный самообладания грозный вожак Каледонии. Фиен подхватил на руки жену и побежал к ложу, попутно бранясь на чём свет стоит:

— Убью! Собственными руками порву!

— Меня?! — опешила принцесса.

— Да при чём тут ты?! Чёртовых дикарей. Довезти не могли нормально. Растрясли, сукины дети! — демон бережно уложил жену. — Детка, я мигом. Ты только держись. Я сейчас.

Он рванул к двери. Уверенная, что он побежит за Иллиам, Лайнеф ему крикнула вдогонку:

— Не трогай несчастных пиктов, Мактавеш! Я сама приехала!

Но не тут-то было. Вожак уже рокотал на весь коридор, чтобы тащили из койки белобрысую и вели срочно к нему.

Эльфийская принцесса, закрыв рукой глаза, вымученно застонала. Последняя надежда спокойно родить, обойдясь без сумасшествия всего Данноттара, была благополучно разрушена Фиеном.

— На арене амфитеатра Флавиев рожать было бы спокойнее, — поморщилась Лайнеф болезненной схватке, сопровождаемой громоподобным ором вышедшего в коридор мужа.