Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 102

Злая усмешка перекосила лицо воина:

— Выходит, недостоин?!

— Недостоин, но, надеюсь, дождусь времени, когда смогу сказать обратное.

— Лучше не ждать, аmil, чтобы не разочаровываться, — дерзко посоветовал он.

Не задумываясь, что один — продолжение другого, мать и сын ранили друг друга горечью слов.

В это время тёмные накрыли холстиной убитую прислужницу, намереваясь унести, однако госпожа их остановила:

— Не трогайте! Тело этой женщины огню придаст мой сын. Родственники и близкие могут присутствовать, но всё сделает он сам. Один. Если у погибшей остались малые дети, он обеспечит их пищей, одеждой и кровом, и так будет до их взросления. Если старики — возьмёт на себя о них заботу до их кончины. В том случае, если она чья-то рабыня, мой сын компенсирует её хозяину понесённый ущерб. Как он это сделает, меня не интересует, но не за счёт казны клана. Воспротивится, трое суток простоит у позорного столба безоружный в неподпоясанной солдатской рубахе.

Квинт ничем не возразил против решения матери, однако посмотрел так разочаровано, что на краткий миг, только на одно крохотное мгновение, Лайнеф усомнилась, правильно ли поступает. Но то была непозволительная слабость. Дева-воин искренне полагала, стоит раз ослабить контроль над сыном, дать волю чувствам, проявить нежность и трепетность в отношении него, выпустить из-под вошедшей в привычку диктаторской опеки, коей тяготилась сама, мальчик её вспомнит, кто он есть. Тёмная суть его возобладает, зверь пробудится и, вырвавшись вседозволенностью и безнаказанностью на свободу, учинит немало зла на земле смертных. Яркие тому примеры и раньше случались, и теперь есть — той же прислужницы гибель, которую Квинт допустил. Нет-нет! Пусть будет для сына чудовищной матерью, нежели придёт то время, когда его возненавидят люди.

Вразвалочку, тщательно вымеряя шаги, но невообразимым образом не теряя достоинства королевы, Лайнеф пересекла разграбленный некогда величественный чертог, направляясь к лестнице. Меньше всего она нуждалась сейчас во всеобщем внимании, ибо сама получила такую колоссальную встряску, что, того и гляди, окружающие заметят, как дрожат ослабевшие её колени.

— Кто-нибудь отведите Гауру в денник — в конюшне чище, чем в этом свинарнике. Блудниц отправьте обратно, если понадобится, призовите знахарку, а эти… — едва повернулась она в сторону хорошо погулявших демонов, — сами пусть восстанавливают, что разрушили. Праздник окончен.

— Сделают, госпожа. Всё сделают и всё восстановят, — довольно сверкнул глазами Кайонаодха, улыбку его скрывали густые усы. Старейшина не осмелился предложить отягощённой бременем женщине помощи и сопроводить наверх — он не тот, от кого она ждёт участия, если вообще оно ей требуется, но он искренне восхитился мудростью не повенчанной с эльфийкой короной госпожи. Это ж надо такое придумать! Вроде бы и просто, не насильственно, а для боевых-то демонов работу челяди выполнять — по статусу дело соромное, оттого и наказание унизительное. Ишь ты! Потеха, коею Данноттар помнить долго будет.

Эльфийка почти дошла до заветной лестницы, когда из угла, откуда исходил скулёж, едва не сбив беременную женщину с ног, кинулась девица. Несколько тёмных бросились её оттаскивать, но смертная так истерично визжала, требуя её выслушать, что в итоге Лайнеф уступила. Хорошенькая, лет пятнадцати от роду, настырная особа хватко вцепилась в подол платья принцессы, подняла красные, зарёванные глаза и быстро-быстро затараторила:

— Госпожа наша. Госпожа Лайнеф. Вождь Мактавеш обещал, что твой сын выберет одну из нас пятерых вестницей, и всем девушкам, кому срок пришёл из родительского дома уйти, сыщет среди воинов мужей. Без вестницы никак нельзя, иначе урожая не будет. Мы такого насмотрелись, столько здесь страха натерпелись, а что же теперь? Получается, понапрасну себя не уберегли?

— Над тобой надругались?

Та отрицательно мотнула головой.

— Так что же ты от меня хочешь?! — Лайнеф начинала раздражаться. У неё отчаянно ныла поясница и периодически болезненно схватывал живот. Она уже жалела, что отвергла предложение пиктских вождей привезти её в Данноттар на санях. Совершенным ребячеством было пуститься одной ночью через весь лес в цитадель. На худой конец стоило отправить гонца к Фиену. Чёрт возьми! Верхние этажи выглядели такими же недосягаемыми, как и сама надежда, что демон появится и спасет её от всех этих бесконечных разбирательств.

— Ρаз господин Квинтус Мактавеш не нашёл мне мужа, но на грех соблазнил, пусть сам и женится.

Зал отреагировал грубым ругательством вояк и возмущением блудниц, а Лайнеф онемела, даже боль на время отпустила её.

— Хваткая сучка. Вон, куда замахнулась, — тихо зашипела беззубая молодая шлюха едва пришедшей в себя после жарких объятий демонов приятельнице, помогая той подняться, — Вставай, дорогуша, пойдём, пока передышку получили, а то ведь так и концы откинем.

— Погоди. Дай посмотрю, как госпожа крылышки малолетке подрежет, — злобно прошептала напарница по несчастью, шаря руками по полу в поисках туники.

Госпожа Данноттара наклонилась к девице и приподняла за подбородок лицо её так же, как недавно это делала Иллиам. Жёсткий взгляд впился в мышиного цвета глаза.

— Смелая, до глупости смелая девочка, как тебя звать?

— Нетта, — стушевалась смертная.

— Почему я должна отдать простолюдинке сына, Нетта? За ним таскались знатные патрицианки и дочери императоров. Чем же ты лучше? Что можешь ему предложить?

Немигающим взглядом Лайнеф сверлила маленькое, по-человечески меркантильное создание. Девица неприятно отталкивала тем, что являлась прямой противоположностью от природы притягательной Алексы. В ней не было ничего схожего с провидицей с фиалковыми, необычайно выразительными и умными глазами. Абсолютно ничего! Быть может потому не без труда Лайнеф сдерживалась от желания приказать забить мерзавку камнями.

— Я?!.. Я стану ему хорошей женой, госпожа. Верной, заботливой. Буду поддерживать в наших палатах…

Смертная что-то лепетала о том, как хорошо она с Квинтом разместится в покоях замка, как всё там устроит. Лайнеф едва слушала — смотрела на стоящего посередине зала сына, и в насмешливых глазах его читала подчёркнутое пренебрежение. Именно оно, спровоцированное небезосновательной уверенностью, что поруганная добродетель этой девицы также сойдёт ему с рук, как и многих до неё, сыграло определяющую роль.

— Ну что же, простолюдинка, верность — неплохое приданное. Хорошо, ты станешь его женой. Жить будете в брохе, так же, как и все семьи, — отвернувшись от сына, Лайнеф медленно стала подниматься по ступеням вверх. — Сама будешь готовить, обстирывать, латать и шить ему одеяния, а также делать всё остальное, что полагается замужним даннотаркам. В вашей семье он станет добытчиком, возможно, научится тебя уважать. А если провинишься, и поколачивать. Про палаты забудь — ты за воина замуж собралась, а не за чертоги. Старейшины, — обратилась при мёртвой тишине ошарашенного зала Лайнеф к названным, — помогите моему сыну остальным девушкам найти хороших мужей и вестницу выберите на своё усмотрение.

— Очень благородно, командор! — крикнул исчезнувшей наверху матери Квинт. Глубоко оскорблённый, он громко расхохотался, не подозревая, что в глазах Лайнеф стояли слёзы.

Она обязательно придумает, как избавиться от Нетты, но потом, позже. Сейчас бы добраться до заветных покоев, увидеть Фиена и упасть в его руки, ибо, чёрт дери, кажется, она рожает.

Несомненно, Фиен бы знал о прибытии любимой до её эффектного появления на празднике весны, если бы… Если бы не полуночное незапланированное свидание, будь оно проклято, с особой, прокравшейся в его кровать.

Как только вождь распрощался с Далласом, уверенный, старейшины присмотрят за Квинтом, он прямиком отправился к себе в палаты, попутно прихватив с подноса прислужника кувшин доброго вина. Не сказать, что с одного такого объёма демона могло повести, но все же, крепость хмеля способствовала тому раздору чувств, в котором пребывал томимый скорой поездкой в пиктское поселение Мактавеш. Он испытал облегчение, что под благовидным предлогом главенства сына на торжестве удалось скрыться от собратьев. До веселья ли ему, когда страшной ношей на сердце лежало бремя стать убийцей собственного нерождённого дитя. Никто об этом не знал, и никто никогда не узнает, кроме него и Лайнеф. Проклятому, руки которого во веки веков не отмоются от пролитой крови недругов, предстояло жуткое испытание, и где набраться мужества, чтобы не только пройти его, но ещё и найти в себе силы утешить приведённую потом в чувство жену?