Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 129

— Я буду убивать тебя медленно, сопляк, — заверил он, намереваясь броситься на демэльфа, но кто-то, кого Квинт не мог увидеть из-за громадной фигуры демона, потребовал:

— Отойди от него, Беал!

Вспыхнул факел, пугая растревоженных крыс. Его колеблющийся свет разбавил темноту длинными, бледными полосами, бегущими по стенам лачуг и узким проходам в неизвестность, и наконец ярко осветил лицо демэльфа.

— Смотри, кто перед тобой стоит. Палач собственной персоной.

Возникла затяжная пауза, в ходе которой тип буквально отпрянул в сторону, насколько позволяло пространство, а перед Квинтом предстали несколько демонов. Таких в Уркарасе он ещё не видел. Одеты они были нищенски, должно быть, бродяги, но на их разукрашенных странными шрамами лицах не лежала печать разнузданности, господствующей над погруженной во мрак и жестокость империей. Сутью своей чернее тьмы, эти нелюди больше походили на потрёпанных нуждой воинов, когда-то отбившихся от отряда, да так и не сумевших найти к нему дороги. Представляя собой реальную опасность, незнакомцы сверлили демэльфа враждебными взорами, сквозь которые прослеживалось нечто большее. Нечто, отчего Квинту становилось не по себе.

— Пусть валит, — прошипел один из них. — Мне горько видеть на нём это лицо.

— Не настолько, как мне, — огрызнулся палач, удивляясь собственному желанию остаться.

— Рамзес, дай я вырву его поганое сердце! — прорычал Беал.

— Нет! Пусть уходит. Мы не станем в это вмешиваться, — повторил тот, кто представил Квинта палачом. Похоже, среди них он был за главного, так как тёмные освободили для демэльфа проход. — Ступай, палач, но имей ввиду, что теперь ты живёшь в долг.

Квинту ничего не оставалось, как воспользоваться предложением. Пройдя какое-то расстояние, он обернулся. Перекрёсток был погружен во мрак и абсолютно пуст.

Громкий скрежет ключа в замке заставил эльфийку встрепенуться. Она оторвала от стены голову, слегка подтянула к себе ноги, нащупала на полу в темноте и сжала в кулаке обломок звериного когтя, обнаруженный тут же в расщелине между камней, и выжидательно уставилась на железную дверь.

Почти сутки Лайнеф была узницей в одной из темниц подземелья Уркараса. К ней никто не приходил, ни одна живая душа не отзывалась на всё её крики и мольбы позвать Квинта или передать Дарену, что желает с ним говорить, ей не приносили младенца даже для кормления, и она не находила себе места в тревоге за девочку. Эльфийка была так зла и настолько взвинчена, что долгое время разъярённой тигрицей металась по тюремному помещению, не замечая, что её то пробирал озноб, то бросало в жар, а к воспалённо окаменевшей груди невозможно притронуться. Когда же от её настойчивых криков голос охрип, а боль и слабость вынудили опуститься на пол, единственными сокамерниками принцессы оставались глухая тишина и пугающая неизвестность о судьбе сына и дочери.

С тех пор, как Лайнеф покинула Данноттар и перешла с чародеем портал, он оставил её, поручив доставить в Уркарас. Каледония, стая, пикты, Cаm Veryа, Килхурн и Фиен, её муж, её зеленоглазый инкуб… казались далёким и безвозвратно утерянным прошлом. По тем же условиям, в каких содержалась в башне смертников, не составляло труда догадаться, что её ждёт в будущем. Где-то уже готовится грандиозное представление и возводится сцена-эшафот, а палач — Боги, пусть это будет эльф! — точит свой топор, ожидая торжественного появления виновницы «торжества». Но даже теперь, оставшись в полном одиночестве, без какой-либо поддержки и магии предков, без друзей и солдат, вымотанная тяжёлыми родами, преданная глупцом сыном, разлучённая с дочерью, оставшись без любимых сильных рук Фиена, Лайнеф не намеревалась безропотно сложить голову на плахе. Принцесса крепче зажала в кулаке обломок. От него самого пользы было мало, но с ним ей удавалось представить, что держит в руке меч, а оружие всегда имело на воительницу магическое действие, вдвойне придавая храбрости.

Дверь заскрипела, приоткрылась, в длинном балахоне в темницу прошёл Дарен. Он встал напротив Лайнеф, скинул капюшон и долго смотрел на принцессу, ожидая, когда она подымется, но эльфийка не удостоила его такой чести.

— Что с моими детьми? — прервала она молчание.

— С ними всё в порядке. Они живы и здоровы, хвала богам, чего не могу сказать о тебе, принцесса.

— Всё твоими стараниями, маг, — с ненавистью посмотрела Лайнеф на Дарена. О! Как бы она хотела броситься сейчас на него, сбить с ног и под угрозой физической расправы сорвать эту отвратительную маску неизменного спокойствия, чтобы увидеть, что скрывается под ней, а затем… Затем предать смерти подлого изменника. Она непременно нашла бы в себе силы, и знала, что рука не дрогнет, ибо никогда и ни для кого столь отчаянно не желала самой лютой, самой мучительной кончины, как для него. Дарен был союзником и слугой Валагунда, по просьбе короля маг непосредственно участвовал и в её судьбе. Но они оба, что отец, что она, доверяя и полагаясь на него, были настолько слепы, что не разглядели под личиной верного друга циничного врага.

Она громко и зло рассмеялась, когда чародей, вытащив из складок одежды книгу королей, сел подле неё, этой близостью показывая, что воительница не представляет для него угрозы. Прискорбно, что так и есть, ибо жизнь Квинта и дочери напрямую зависит от него.

— Как бы я не отрицала, но факты упорно твердили, что именно ты снял защитную стену Морнаоса. Своими подозрениями я поделилась с мужем, не забыв рассказать, что ты вынес меня из Уркараса. Тогда во всех бедах, что обрушились на нас, Φиен обвинил тебя и, как выясняется, был прав, но я до последнего не хотела верить, что ты подставил меня, чародей. Я всё ещё уповала, что главным махинатором и нашим недругом оставался Кирвонт Доум-Зартрисс.

— Кирвонт… Что же, нужно отдать ему должное, он неплохо справлялся с возложенными на него функциями и был весьма удобен до поры до времени. Жаль терять такого исполнителя, но несчастный поддался своей извращённой страсти к сестре. Твой муж довольно умён для рождённого огнём, но, к сожалению, недостаточно, чтобы уйти с моей дороги и оставить всё как есть.

— Он здесь?! — догадалась Лайнеф, и её залихорадило так, что женщина задрожала. Воспалённо блестящие глаза, по которым можно было читать душу принцессы, уставились на мага, но смотрели сквозь него, куда-то намного-намного дальше, к созерцанию видимого только ей одной образа. — Где он? Он жив? Да, он жив… Он жив, я чувствую… Верни его обратно, к людям! Если в тебе осталось хоть что-то от человека, верни его, заклинаю! Пусть заберёт наших детей и уходит! Они принадлежат миру людей, им нельзя здесь оставаться. Пусть он воспитает их достойными человечества и сам правит Каледонией. Заклинаю, верни их!

Она вцепилась в его руку, взгляд вновь сконцентрировался на Дарене.

— Подумать только, гордая дочь Валагунда просит о милости для демона. Насколько же глубока твоя любовь к нему, что ты ничего не просишь для себя, — мудрец улыбнулся, а Лайнеф удивилась, как раньше не замечала, насколько неприятно вымученная у него улыбка, словно давалась она ему исключительно через силу. — Нет, госпожа, я не смогу этого сделать, сколько бы ты меня не молила. Живой Фиен Мактавеш останется прямой угрозой мне и будущему тёмного мира, поэтому не унижайся, ибо я помню горечь унижения. Когда-то я также умолял тёмных королей и твоего отца не истреблять демэльфов, но они отказали. Их приказ был в одночасье исполнен эльфийскими воинами.

— Это какая-то чудовищная выдумка, Дарен. Невозможно уничтожить то, чего не существовало, — порывисто зашептала узница, отказываясь ему верить и тем подначивая на откровенность. Долгими столетиями маг прятал правду в тайниках памяти. Так отчего же теперь не поведать то, что пытались стереть из истории идеализированные своими подданными, но далеко небезупречные венценосные Лартэ-Зартриссы?

— Это не выдумка, а трагедия, которая разыгралась во времена основания Морнаоса. Символично, что и закончится она на его развалинах. Ты можешь не поверить мне, потому я принёс Miriоn ist.