Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 147

— Э… господин, — робея перед вожаком, тем не менее Шагс не позволил Мактавешу забыться. — Злодею, конечно, кранты, но с этими-то что делать? — указал он пальцем на облако пыли, очень близко подобравшееся к эшафоту. Древние менгиры, для помпезности установленные вокруг возвышенности, уже дрожали и падали, предвещая неминуемую беду. — Ушастые-то, может, и неплохие воины, но, сдаётся мне, нам бы войско какое не помешало.

Иллиам фыркнула и посмотрела на Алистара, отказавшегося брать с собой данноттарцев. Взгляд её красноречиво выражал: «Я же тебя предупреждала, что нам понадобится их помощь». Из-за этого разногласия они даже серьёзно повздорили, когда выезжали из Данноттара, но советник мотивировал своё решение тем, что сотня вооружённых до зубов гигантов, куда бы не вывел их портал, заметны в каждом уголке Тёмного мира, и поставят под угрозу их задачу вернуть принцессе клинок Зартриссов. Сколько бы плутовка ни упорствовала, к каким бы уловкам ни прибегала, она не смогла переубедить Кемпбелла. Поистине, в тысячный раз прекрасная Cаm Veryа убедилась, что собственный муж — единственный во вселенной сухарь и остолоп, на кого чары её не действуют, а потому колола его словесными шпильками, досадовала, что эльф только посмеивается над её язвительностью, но втайне всё равно млела от его улыбки.

— Повелительница, — почтительно обращаясь к принцессе, Халлон поравнялся с Шагсом. Сомневаясь, что ушастый может предложить что-то дельное, демон скептически осмотрел его с головы до пят: окровавленный камзол Халлона свидетельствовал, что эльф ранен, а волосы и левая половина лица были обожжены огнём. Вполне очевидно, что тёмный испытывал изрядные мучения, но для своего состояния он неплохо держался. Задиристый Шагс уважительно присвистнул, на что Халлон смерил его высокомерным взглядом и вновь обратился к госпоже Лайнеф: — У нас есть время, чтобы уйти в подземельный город. Эльфийские стрелки будут сдерживать карателей, пока вы, принцесса, и ваши… друзья, если пожелаете, не будут в безопасности.

Шагс присвистнул вторично, на сей раз от возмущения:

— Это ты что же, остроухий, данноттарцам предлагаешь задами сверкать перед псами паршивыми?!

Хладнокровный не снизошёл до ответа, но, судя по взгляду, каким наградил демона, Шагсу было лучше не знать, к каким выводам на его счёт пришёл тёмный.

Служившая основанием эшафота огромная плита вибрировала и издавала нескончаемый, переросший из глухого в раскатистый, гул. Подобно глубоким морщинам на стареющем временем лице, по поверхности гигантской платформы хаотичной паутиной протянулись столь же глубокие трещины. Они раскололи монолит. Склоны возведённого холма стали осыпались песчано-каменным оползнем. Освещение от факелов и магических шаров внезапно померкло, ибо настал момент, когда облако пыли беспроглядной массой стремительно навалилось на прозрачный сумрак вечной ночи и вытеснило его далеко за пределы обрушивающегося эшафота.

— Повелительница, пока не поздно, нужно бежать, — перекрикивая шум, взывала к принцессе расплывающаяся в песчаном тумане фигура эльфа.

— Поздно бежать, ушастый! Ни черта не видно. В этом аду лучники всех перебьют, — Марбас поднял меч остриём в небо. — Вожак, давай уж лучше по старинке.

— И по старинке перебьют. Каратели, — справедливо заметила Лайнеф и обратилась к мужу: — Я попробую возвести стену по образу той, которую создал Дарен, — однако, вожак ей не ответил, и тогда эльфийка вцепилась в его руку. — Фиен?!

— Не торопись, воительница. Тихо! — рявкнул Мактавеш, и тяжёлый, пронизывающий взгляд хищника спешно обвёл тёмных, повелительно пригвождая каждого к месту. Инкуб удовлетворённо хмыкнул, будто отметил кого-то, и, прислушиваясь, в звериной повадке наклонил голову набок, прикрывая глаза.

— Это не каратели. Это воины на церберах. Они остановились. Сдаётся мне, бойня отменяется. Ведь я прав, Правитель Амон? — громко пророкотал полководец, а взор его упёрся в одну точку позади небольшой горстки стойких, не поддавшихся всеобщей панике. Впрочем, при упоминании имени повелителя демонов весь эшафот погрузился в оцепенелую тишину.

— Сними, наконец, шлем, господин, и покажи тёмным, что из преисподней возвращаются!

Чертовски странная штука — жизнь. Загадочным ларцом она таит в себе всё что угодно. Чуть приподними крышку, и тебя ждёт полнейшая неизвестность, включая совершенно необъяснимые вещи. Их невозможно предугадать, к ним невозможно подготовиться, зачастую им не найдёшь логического объяснения. Сталкиваясь с ними, ты выпускаешь острые иглы воображаемого панциря, подобно испуганному ежу, обороняющемуся от неизвестного предмета.

Именно так при упоминании Правителя Амона выглядели недоумённо оборачивающиеся эльфы. Так выглядела их взъерошенная принцесса со вздёрнутым подбородком и лицом, до исключительной бледноты растерявшим другие краски. Почувствовав, как сжались её кулаки, вожак клана крепко обнял за талию жену и шепнул:

— Детка, заклинаю, только не на этот раз.

Она же, непонимающе взглянув на Фиена, вся задрожала от едва подконтрольных ей чувств, когда через разделяющее её от псаря пространство узрела хищное лицо с ястребиным носом, глубоко посаженные глаза чернее самой тьмы, впалые, плотно обтягивающие выпирающие скулы щёки и надменные губы, уголки которых были скорбно опущены.

— Пепел к пеплу… Лучшие уходят в вечность, оставляя бренность трусам и подлецам. Почему ты жив, Амон, Правитель проклятых?! Почему, когда мой отец ушёл вместе с великой эпохой войн, ты здравствуешь и поныне?!

«Ну конечно же, она меня послушалась», — про себя вздохнул Фиен. Но вместо того, чтобы разозлиться на Лайнеф, собственник испытал удовольствие, что эта женщина целиком принадлежит только ему, ибо будь бы перед ней рассвирепевшее войско врагов, его жене хватит храбрости встретить его с таким же бесстрашием, с каким взирала на повелителя демонов.

Да. Это был он, сам Правитель Амон! И теперь он стоял перед всеми в железных доспехах, удерживая в одной руке шлем, другой сжимая эфес меча, мирно покоящегося в ножнах. Амон прекрасно знал, кто перед ним. Узнал с той самой минуты, когда на его глазах испустил дух предательски раненный заклятый враг, король Валагунд, отобравший у Амона любимую и воспитавший его родную дочь. Но он не скажет, не откроет рта, не заявит законного права на отцовство, даже если перед ним разверзнется бездна, и преисподняя пожрёт его душу. Коварный чародей был прав в том, что удел власть имущих — одиночество. Нужно быть самоуверенным безумцем или совершенно не любить плоть от плоти своей, чтобы подвергнуть её пусть даже потенциальной опасности. А он любил дочь. Любил эту гордую, непреклонную принцессу эльфийскую, признанную наследницей ненавистных Зартриссов, взирающую на него с неприкрытой враждебностью, ибо в ней видел продолжение Лотанариэль. Именно из-за этого, грозясь загубить возвращение власти в свою длань, раньше срока выдал себя, не позволив Транапу убить полководца инкуба Φиена. Отец не хотел дочери той участи, что выпала на его долю.

— Ты не утерял свой трофей. Самка слишком дерзка, мой верный полководец. Почему ты не возьмёшь в руки плеть и не научишь её покорности?

Эльфы были возмущены. Однако разве они назывались бы хладнокровными, если бы позволили себе пренебречь дисциплиной? Одно слово принцессы, один мимолётный жест или взгляд, и они продырявят воскресшего из мёртвых Правителя, а пока их лица, подобно застывшим мумиям, оставались бесстрастны, и только глаза обжигали льдом проклятого врага.

— Какая дикость… — недовольно фыркнула Cаm Veryа, невольно придвигаясь к Алистару. У вожака и его советника было своё мнение на сей счёт. Оба, не сговариваясь, полагали, что Амон намеренно провоцирует Мактавеша озвучить статус эльфийской принцессы. Одно настораживало: для чего?

— А на чёрта мне её покорность из страха? Моя женщина дерзка и свободолюбива, как настоящий воин. Ты удивишься, Правитель, сколь многого можно добиться от самки без плети, когда она тебе истинная, — не отпуская от себя Лайнеф, как нечто обыденное и не стоящее акцентирования, пояснил инкуб. Сквозь оседающее облако пыли он неотрывно следил за собирающимися возле Правителя воинами, а потому не видел потемневшего лица Амона: