Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 34

— Постой, постой, вождь! Уж не на той ли остроухой крале, которую в Килхурне видели?

— На ней самой, — Мактавеш утвердительно кивнул, и привычная усмешка вернулась на его лицо.

— Охомутался, значит, ушастый. Во дела! Проставляться будет, пока пар из ушей не повалит, — в предвкушении доброй пирушки погладил себя по брюху упитанный Хуссаин.

— Да тебе бы только пожрать, толстяк, — засмеялись собратья. Расчёт Фиена сработал — известие о женитьбе Алистара разрядило накалившуюся обстановку в стае и дало инкубу передышку, но совсем ненадолго.

— Мы что же, теперь всех ушастых в стаю принимать будем, так, вожак? — напомнил о себе оставшийся в меньшинстве Никродаорх. К этому моменту тело его полностью регенерировало, рука восстановилась, и теперь он злобно сверлил затылок Фиена.

Мактавеш обернулся, настороженным звериным взором окинул мятежника и жёстко изрёк:

— Твоя беда, Никродаорх, в том, что душой ты остался в мире Тёмных, куда возврата стае нет. За подстрекательство к бунту я обязан тебя казнить, ибо ты виновен, но сегодня исключительный день, и во имя себя самого я этого не совершу. Даю тебе выбор более щедрый, чем дал Эйблихиру в день его смерти. Выбрать ты должен сейчас же пред всеми собратьями, пред собственной стаей и мной лично: ты или принимаешь новую жизнь клана и держишь клятву, данную мне, или будешь изгнан из клана. Это касается и всех остальных, — Мактавеш испытующе смотрел на лица тех, с кем бок о бок побывал не в одной заварушке, знал цену каждому, с кем ежедневно сталкивался целую вечность. — Пока еще я ваш вожак. Решение, кому быть в стае, а кому нет, пока ещё принимаю я.

Никродаорх молчал долго и упорно, но по мимике его лица несложно было догадаться, какие сомнения гложут душу бунтовщика. Наконец он принял решение:

— Э, нет, вождь! Никродаорх никогда не был клятвопреступником, не станет и впредь. Скажешь: «В пекло!», значит, в пекло, но только вместе с тобой, — махнул он рукой. — Стая дороже двух остроухих девок в ней. Если дочь Валагунда и впрямь тебе истинная, ты за неё и в ответе, Фиен. Только в толк не возьму, как ты сможешь с ней жить, когда того и гляди опять нож в спину вонзит.

— Не твоего ума это дело, демон, — подал голос уже попыхивающий своей неизменной трубкой Кайар. Он хотел что-то ещё сказать, но вожак так зыркнул на старейшину, что тот лишь крякнул, уразумев, что предводитель в защитниках не нуждается.

— Есть нечто, что вы должны знать о смерти Повелителя, и вы обязательно узнаете, но сперва… — голос Мактавеша набрал силу и стал официальнее. Рождённые во тьме, понимая, что настал тот переломный момент, от которого будет зависеть дальнейшая судьба не только почитаемого собрата, но и всей стаи, подобрались и посерьёзнели, — Я изъявляю волю соединиться в союзе истинных со своей самкой! — громко огласил он своё решение. — По древним традициям тёмных я прошу членов клана быть свидетелями, а старейшин — судьями предстоящего испытания.

— Вождь! — вперед вышел старейшина Марбас. — Ты наши законы ведаешь, как никто иной, и по правилам я обязан предупредить — не пройдёте испытание, эльфийская принцесса потеряет свободу и станет рабой стаи. Ты готов рискнуть ею?

Фиен ждал этого вопроса и до этой минуты не сомневался, что всё пройдёт гладко, но сейчас… Перед глазами демона всплыла сцена, в которой его Лайнеф, его бесстрашная детка карабкается по сугробам, стремясь сбежать из одинокого домика на скале, и он заколебался, не слишком ли самонадеян, не переоценил ли её силы? Ему нужно было остаться в хижине, успокоить и заверить её, что они справятся, нужно было объяснить, в чём заключается тайный смысл испытания. Да и чёрт с ним, что при этом он нарушает правила, об этом знали бы только они двое, но у Лайнеф было бы больше шансов на успех. При одной лишь мысли, что он, вождь клана, не сможет защитить свою самку, если она не пройдёт попирающий честь эльфийки ритуал, сердце грозного вожака жестокого племени дрогнуло.

— Я не сомневаюсь в том, что сегодня Лайнеф Ларте-Зартрисс и я, Фиен Мактавеш, вступим в союз, но я не был бы вашим предводителем, когда бы не рассматривал самые бредовые случайности, — голос ему не изменил, и мускул не дрогнул на сосредоточенном лице. — По нашим законам рабыню можно выкупить.

— Здесь выкуп должен быть соответствующим. Дочь Валагунда стоит целого состояния, вождь, — справедливое заметил Марбас, и воины тьмы одобрительно закивали.

— Знаю, — широко расставив ноги, инкуб скрестил руки на груди, гордо поднял голову и, не моргнув глазом, твёрдо произнёс. — В качестве выкупа ставлю на кон трон в башне совета и место вожака стаи.

— Фиен, ты обезумел! — в гробовой тишине воскликнул Анаид. Однако, заподозрив подвох, главный старейшина поднял руку, требуя молчания воинов.

— Мы не сомневаемся в тебе, вожак, но всё должно быть по — честному. Никакой магии! — напомнил Марбас, на что полководец тёмных лишь презрительно усмехнулся. После минутного колебания, старейшина приблизился к вождю и тихо произнёс:

— Не верю в то, что говорю это, но я хочу, чтобы ты не ошибся в своём выборе, мой господин.

Мактавеш коротко кивнул, скупо принимая пожелание. Собственно говоря, сейчас Фиен больше всего поражался лёгкости, которую неожиданно ощутил. До сих пор он сам не понимал глубины своей тревоги. Теперь же на душе стало спокойно от осознания, что в любом случае Лайнеф не пострадает и останется с ним. Дьявол не разберёт, но, может, в этом и состоит высшая форма власти — не обременительное право распоряжаться судьбами многих, что налагает непомерную ответственность, а господство лишь над одной конкретной женщиной, всего лишь одной-единственной, но необходимой настолько, что без неё чувствуешь собственную неполноценность. Вот так остановишься, посмотришь на себя со стороны и понимаешь, что жизнь превратилась в нечто уродливо-убогое, и никакие победы, никакое золото мира и сверхъестественная сила более не радуют, ибо не могут компенсировать самую ощутимую потерю, цену которой понимаешь, только став бледным отражением себя самого.

— Вожак изъявил свою волю, — пробасил Марбас, прервав размышления Фиена. — Цена выкупа объявлена. Стая принимает ставку и согласна совершить обряд. Всё должно проходить согласно нашим правилам. Кто поднимется на вершину и приведёт избранницу вожака?

— Я приведу ушастую, идите уже в пещеру, — пробурчал хмурый Кайар. Вытряхнув истлевший пепел из трубки, он спрятал её в складках робы и направился к скале. Древние демоны недовольно перешёптывались. Им было невдомёк, отчего вождь улыбается, когда так опрометчиво рискует своим положением. Лишь единицы из них знали этот секрет, потому как когда-то очень давно сами слышали требовательный зов пламенного демонического сердца, переполненного неугодным, ибо оно несло уязвимость, но таким вожделенным и всепоглощающим чувством — любовью. Втайне они завидовали Фиену. Старейшина Марбас никогда не признался бы даже себе, что входит в их число.

Вместе со стаей Фиен направился в пещеру, когда кто-то из демонов выкрикнул:

— Вожак, а что с Далласом — то? Где он?

Инкуб хмыкнул и на ходу бросил:

— Задание у него важнее не бывает.

Кайар приоткрыл узенькую дверцу, приведшую его из потайного хода в небольшую комнату охотничьего домика, погруженную в полумрак. Дневное светило давно скрылось за линией горизонта, а затухающий очаг в центре помещения едва вырывал из тьмы скромное пространство, в котором демон и заприметил эльфийку, скрестив ноги сидящую на полу. Глаза девушки были закрыты, лишённое каких-либо эмоций лицо спокойно. Можно было бы предположить, что она прямо так, сидя заснула, но тихая песнь на старинном эльфийской, похожая на успокоительную мантру, противоречила этому предположению. Не открывая глаз, эльфийская принцесса произнесла:

— Приветствую тебя, Кайар.

Демон озадачился, как догадалась, что это он. Подсказала привычка хвататься за излюбленную трубку каждый раз, когда перед тёмным вставала какая-либо дилемма. Конечно же, его одежа, да и он сам насквозь провоняли табаком.