Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 37

— А хрен его знает. Морду каждому набил, — отшвырнул последнюю щепу демон.

— Хм… кулаками на всех не намашешься, — собеседник неспешно пригладил жиденькую бородёнку. — Хотя, конечно, согласен. Оно-то понятно, каждый за свою кралю вступится, только Фиен-то глотки нам рвать будет. Помяните моё слово, братцы. Вожак у нас лютый, оскорбления не простит.

— Да чего ты всё вожак да вожак?! Нет у нас больше вожака. Был и вышел весь. Изгой он теперь, — вставил своё слово Никродаорх, пригревший разговором уши. — Да и потом, чего лютовать-то? Всё ж честь по чести было. Бабу его мы не трогали. Так, пощипали маленько крепким словцом. Оно на то и испытание, чтоб на прочность девку проверить. Так не прошла же. Чего ж теперь руками махать?

— Дрянь — испытание! — Анаид до сих пор молчал, но, будучи свидетелем произошедшего в пещере унижения тёмной, наконец, выплеснул накопившееся негодование. — Вы помните Гретхен после него? Она ж недели две из броха носа не высовывала, стыдно ей было в глаза нам смотреть. Даллас мне говорил, что неделю ревела ему в жилет, что любовались, как они трахаются. Только мы тогда, коли помните, только с почестями и со всем уважением. Ни одной крамольной шутки не сказали. А теперь… — он с досады махнул рукой. — Эльфийка — достойная пара Фиену. Вы глаза её видели? А я — то неотрывно смотрел. Не на сиськи, как многие из вас, а в глаза ей! Всё видел! И боль её чёрную, и любовь к нашему вожаку. Да, чёрт вас дери всех! Именно любовь! Любит она его, понятно? Страх видел, и решимость ушастой гордячки, когда клинок появился в руке. Уж поверьте, живой бы никому не далась. Воин она стойкий, хоть и душу мы ей выгрызли, — он смачно харкнул на землю. — Дрянь — испытание!

— Любопытно, клинок-то откуда взялся? — пробормотал кто — то из стаи. — Видать, волшебство, не иначе.

— Да, братцы! Баба — натура тонкая, неустойчивая. Погорячились мы с эльфийкой, собрата подставили и вожака потеряли.

— Кто ж знал, что не отступится от своей ушастой?

Воины затихли. Поглядывая на старейшин, каждый думал о своём, но пара сотен тёмных сердец отказывались мириться с потерей единственного за всё время существования стаи предводителя.

— Что ж теперь? — вздохнул Данталиан.

— А вон старейшины, кажись, что-то решили. Давайте-ка послушаем, братцы! — наблюдая за движущейся к ним процессией, поднялся один из воинов, и собеседники последовали его примеру. Члены клана стали подтягиваться, образуя значительный круг, в центре которого находились девять старейшин клана. Марбас взял слово:

— Собратья! Вы все были свидетелями того, что избранница Фиена Мактавеша не прошла испытание. Наш вожак сдержал слово и покинул стаю, заплатив за свободу самки выкуп.

— К дьяволу испытание! — последовали с разных сторон недовольные выкрики, и стая загудела. Марбасу пришлось призвать всех к тишине.

— Возможно, и так. Возможно, к дьяволу, но мы не вправе принимать такое решение без предводителя, которого у нас теперь нет. Старейшины клана приняли единогласное решение, что в Данноттар стая вернется после избрания нового вожака.

— Как так?! Здесь не все члены стаи!

— Как мы можем избрать нового вожака, если не все собратья с нами?! — столь спешное принятие решения для демонов было в диковинку и вызывало резонансное волнение в стае.

— Погодите! А кто ж кандидаты? — выкрикнул Никродаорх. — Кого ж выбирать, коли мы сами не ведаем, кто достоин?

— Древние законы гласят, что нового вожака избирать возможно большинством стаи, которая находится здесь, — размеренно гласил Марбас. — Также закон твердит, что предводителя выбирают из членов совета старейшин, однако мы посовещались и приняли решение, что будет правильно, если вольная стая предложит и своего одного кандидата, — воины одобрительно загудели. Каждый знал: стае необходим вожак, только он выступит гарантом полноценности их демонического племени.

— Со смертью Сегорна и Эйблихира в клане осталось десять старейшин. Далласа с нами нет, но это не отменяет его прав на место главы клана. Вбейте десять шестов в ряд, пометьте каждый именем конкретного кандидата. Пусть воины пройдут вдоль ряда и оставят свой камень у того из них, кандидату которого они отдают свой голос.

Вот теперь мир для тёмных воинов вновь пришёл в движение. Они собирали в кучу камни, выбирали из поваленных еловых стволов такие, что поровнее, и послужат в качестве шестов. Те, кто умел писать, иероглифами помечали каждый из десяти. Когда же всё было готово, и воины тьмы, сжимая в руке по камню, намерены были приступить к голосованию, валежник на отдалённом конце поляны вдруг затрещал под чьим-то тяжёлым шагом.

Привлечённые шумом, собраться с любопытством взирали, как некто тащит в руках огромный валун, да такой, что и лица несущего не видно. Тяжёлым, грузным шагом он приблизился к вкопанным в землю шестам и аккурат в ярде от них монументом установил свой груз, после чего все узрели Анаида.

— Что это, Анаид? На кой чёрт ты его приволок? — полетели в него вопросы посмеивающихся демонов. Тот не ответил. Молча сорвал горсть высокой травы, подобрал один из камней для голосования и, пристроив охапку сочной зелени поверх валуна, прижал её своим камнем.

— Ну, как-то так, братцы. Я свой выбор сделал, теперь ваш черед, — отошёл он в сторону.

Каждая стая достойна своего предводителя. Голосование началось, и ни один камень не упал ни к одному из десяти шестов…

Фиен сидел на отполированном до блеска камне, служившем некогда жертвенным алтарём его стае, и удерживал в руках самую драгоценную ношу, волей случая подаренную ему судьбой. Лайнеф не спала — молча смотрела ему в глаза, с нежностью повторяя пальцами контуры лица своего избранника. За сотню лет оно совсем не переменилось. Всё такое же сурово притягательное, с колючей щетиной на щеках, вечно ироничной усмешкой и хмельными, навсегда завладевшими её душой глазами дьявола.

Не выпускаемая из кольца его рук, она поднялась и, подогнув колени, села на пол между его ног. Отныне принцесса не видела в этом ни малейшей угрозы собственной гордости. Быть перед ним на коленях стало для неё так же естественно, как натянуть древком стрелы тетиву лука.

— Тебе не нужно было меня останавливать, — обняла ладонями она его лицо. — Я допустила чудовищную ошибку, поверила им и усомнилась в тебе. Я виновата, а теперь тебе придётся расплачиваться. Ты принадлежишь своей стае, Φиен. Они — твоё племя.

Инкуб нахмурился, чуть отстранился и рывком поставил её на пол:

— Вот то-то и оно, что только племя. А ты — моя женщина, мать моего сына, значит, моя семья. Чувствуешь разницу? — Лайнеф неопределённо пожала плечами. — Я всё в толк не мог взять, отчего Даллас на Гретхен остановился. Баб-то полно в Данноттаре, выбирай любую, а он вот уже сколько времени, а только с ней. Потом понял, с этой женщиной он иной, чёрт его знает, свободный что ли, настоящий. Разница в том, воительница, что в семье тебя примут, каков ты есть. Ну а племя… Племя — всё то же войско, где воины нужны достойные и безжалостные. Тут жёсткие правила, которым будь любезен соответствовать. Отступишься, сожрут со всеми твоими потрохами, будто тебя и не было. Стая не терпит, когда чьи-то взгляды отличаются от её собственных. Вот поэтому я выбираю тебя, — положил он ладонь на её обнажённый живот.

— Но ты не сможешь без них! Не можешь без своего Данноттара! — справедливо заметила она.

— Заткнись лучше, женщина! После поговорим, я слишком голоден для всей этой хрени, — притянул он обнажённое её тело к себе и впился зубами в нежную грудь, вбирая в рот мгновенно затвердевший сосок под тихое оханье. Шершавые мужские ладони заскользили по гибкой спине, опустились ниже и сжали упругие ягодицы. Ρазведя ноги тёмной, Фиен проник пальцами в лоно и довольно заурчал, ощутив её влагу.

— Моя ненасытная детка, — подхватил он Лайнеф и уложил тут же, на жертвенном алтаре. — Раздвинь ноги, детка! Покажи мне себя! Покажи, как ты меня желаешь! — потребовал, стягивая с себя одежду. Лайнеф подчинилась и слегка раздвинула бёдра. — Шире, воительница, или смелость изменила тебе?! Я хочу видеть тебя всю.