Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В.. Страница 45

Ярослава Мудрого современники называли «тестем всей Европы», его правнук Мстислав Великий — имел ещё больше оснований для такого определения. Пять из восьми его дочерей вышли замуж в правящие дома Европы. Три были королевами, причём одна — дважды в разных странах. Четвёртая стала императрицей. Трое из шести сыновей Мстислава были женаты на европейских принцессах самого знатного происхождения.

Две Мстиславны вышли замуж за скандинавских правителей. Это связано, отчасти, с их прабабушкой, Гитой Уэссекской. Самого Мстислава на Западе называли Гаральдом — по его дедушке, Гарольду II Годвинсону (который — под Гастингсом…).

Короли Норвегии и Дании сохраняли претензии на английскую корону. Её ещё до Вильгельма Завоевателя, в 1013 году, завоевал король Дании и Норвегии Свен I Вилобородый (960-е-1014). Его сын — Кнут Великий — король Англии в 1017 — 1035 г. «Самый эффективный король в англо-саксонской истории».

Супруга — потомок последнего англосаксонского короля укрепляла позиции скандинавских монархов в английском вопросе.

Эту тему мы использовали позднее, работая с одним из внуков Мстислава. Очень толковый мужчина с хорошим чувством юмора, не смотря на тяжёлое детство и папу — католического святого. Один из самых эффективных правителей эпохи, рождён и крещён на Руси.

К мачехе у старших детей Мстислава Великого отношение было… сложное.

После вокняжения Мстислава в Киеве Любава Дмитриевна стала Великой Княгиней. Как она киевскую аристократическую шпанку строила…! А как отыгралась на полоцких! За всё хорошее, начиная с ограбления Чародеем Новгородской Софии…

Овдовев, она осталась жить в Киеве. Тихо-мирно, во вдовьем платке… Но хватку — не потеряла. Во всяком случае, Изя Блескучий (ей — пасынок) просил её переговорить с зятем. Чтобы тот, будучи Великим Князем, отдал Новгород другому её пасынку.

Князь — князю так… родственник. А вот отказать такой тёще… самоубийц нет.

Прикиньте — какой мощности была эта вдовица, если зять и не пикнул. Даже против собственных династических интересов. Хотя остальных рюриковичей ловко стравливал. А по временам — нехорошо прикалывался.

Потом случились всякие пертурбации. Старший из Ольговичей (её зять) — помер, войско изменило, братца зятева Игоря Ольговича — толпа киевлян насмерть забила. И притащила, мёртвого и голого, к ней на двор. Как кошка приносит задавленную мышку к хозяйскому порогу — похвастать своим успехом.

Изя пару-тройку раз — победил, пару-тройку — чудом спасся, Вячко из Турова то приглашали, то вышибали… Жизнь в столице бьёт ключом. Как минимум — ножиком. И Любава Дмитриевна во всём этом.

Уже через десятилетия, её племянник Мстислав Изяславич (Жиздор), став Великим князем Киевским, будет писать бедной сирой вдовице, монашке Вышгородского монастыря, своей тётушке:

«Или ты уйдёшь с Вышгорода, или я уйду с Киева».

Истерика Великого Князя выглядит… забавно. Любава Дмитриевна с Вышгорода не ушла. Плевала смиренная инокиня на вопли Великого Князя. А Жиздору с Киева — пришлось бежать.

Однажды в Киеве вокняжился Юрий Долгорукий.

Лучшим подтверждением общественного веса этой женщины является то, что она немедленно сбежала. Из Киева в Венгрию. Там у неё дочка замужем за королём мадьярским сидит.

Тоже дама… в мамашку — гаркнет — троны валятся. Как Изя на Киев идёт — из Венгрии войско присоединяется — сестрица с Дуная братцу на Днепр подарочки подкидывает. А уж что она устроила в РИ бедным чехам…

Жена короля, дважды королевская тёща, мать двух королей. Был бы и третий сынок королём, да попался. После неудачного побега из «мест лишения свободы», организованного, кстати, матушкой, получил пожизненное, вышел по амнистии, собрал войско в две тысячи дворян и тут же отправился в Иерусалим — маман проведать. Она уже туда перебралась.

Как всякая нормальная русская аристократка шведского происхождения с мадьярским гражданством, она пожелала умереть на исторической родине. В смысле — на родине нашего, знаете ли, Иисуса Христа.

Я потом с ней имел дело, очень… решительная женщина.

Погостив у мадьяр годик, Любава Дмитриевна вернулась к своему любимому ребёночку — сыночку Владимиру. Во Владимир-Волынский.

Вот этот Владимир — не город, а — человек, и называется Мачечич.

Последыш — родился в год смерти отца. Маменькин сынок, жадюга и неудачник.

Вместе с братьями воевал против Долгорукого. Соучаствовал в преступлении противу Закона Русскаго — «лествицы». После ухитрился повоевать в союзе с галичанами против собственного племянника Жиздора. За что был бит и изгнан с Руси. Бросил семью в плену, убежал к сестрёнке в Венгрию, но ни король Венгрии, ни Великий Князь Киевский помогать не стали. Вернувшись на Русь, оказался без удела, воевал на стороне Изи Давайдовича.

У этого Изи по временам собирался просто букет неудачников благородного происхождения. Про Олега Черниговского, про Ивана Берладника — я уже…

Естественно, Мачечич снова был бит. За компанию. Бежал, скрывался. При неизвестных обстоятельствах завладел Слуцком. Типа — тиснул ненароком городок у родни из кармана. Уж на что Ростик никогда не затевал раздоров, но тут и он не выдержал: вышиб Мачечича из Слуцка. Но пожалел невдалого — отдал ему Треполье под Киевом.

Дальше летописи отмечают его трусость, клятвопреступления, жадность…

«Владимир Мстиславич (Мачечич — авт.) явился в Дорогобуж, дав обещание и семье покойного князя и боярам, что не сделает им ничего дурного. Но, войдя в город, отнял имения у бояр Владимира Андреевича (Добренького — авт.) и изгнал его вдову из города» — один из примеров.

Более клиническое.

Торжественно хоронят его родственника-князя, просят вороных коней под катафалк. А фиг вам! «Мертвому кони не надобны. А мне сгодятся».

Это ж не языческие времена! Коней уже не режут на могилах! Это ж только покататься! — Не дам!

Будут ещё разные измены, перебежки. Но конец ему (в РИ) светит выдающийся:

«Владимир умер, княжив менее трех месяцев, не дождавшись насильственного изгнания с великого стола».

Ждал-ждал… и не дождался. Не дожив до 40 лет, но в «шапке Мономаха».

Следует ли эту «удачу» относить к результатам деятельности «смоленских потьмушников»?

Дело в том, что именно пресловутая парочка смоленских княжичей: Давыд Попрыгунчик и Мстислав Храбрый и призывала, тайно от Боголюбского и волынских князей, Мачечича на стол Киевский.

После убийства Глеба Перепёлки в Киеве, братья-смоленцы «сидели в несознавке» — лили слёзы, били поклоны и отстаивали молебны. Наслаждаясь доставшейся властью. Пока Боголюбский не «вызнал подноготную». Под братьями резко «запахло жареным», и они сразу вспомнили про законность:

— А кто среди мономашичей по родству старший?

— Дык… этот… выкидыш. Мачечич.

— Ну и давай его сюда. Бармы великокняжеские таскать.

Боголюбский незамедлительно рявкнул в ответ на такое непотребство.

Что Мачечич сдаст своих союзников — было понятно сразу. Ситуация напряглась — смоленские произвели зачистку? Чтобы не получить «нож в спину» от собственноручно сделанного государя.

Вот этот персонаж будет нашим Великим Князем. По «Закону Русскому».

«Жизнь многих людей в России была бы невыносима, если бы не повсеместное неисполнение закона».

Повторяюсь? — А жо поделаешь? Правда же.

Закон на Руси не есть абсолют с автоматом. Многое зависит от репутации, личности, происхождения, численности войск, толщины кошелька… Но — должно быть «пристойно», «в рамках».

Мачечич — имеет право. Но не может. Талантов — нет, сил — не приобрёл, репутацию «доброго князя» — утратил. Это все понимают, отчего начинается типично русский конфликт: закон против смысла.