Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 93

— Гумба? — хрипло позвал калека.

Его остекленевший затянутый белёсой плёнкой зрачок был тошнотворно неподвижен. Он резко контрастировал с густым оттенком радужки невредимого глаза, что уставился на меня с никогда прежде не виданными на лице Винченцо простодушием и любопытством. Они совсем не вязались с тем образом сердитого макаронника, который давным-давно сложился в моей голове. В этот миг он выглядел почти… безмятежным. На самом деле, я впервые увидел его искромсанную физиономию так близко, но думал лишь о её зловещем очаровании.

Винченцо вытянул руку и указал в угол комнаты. Его губы шевелились, но я почему-то не мог разобрать ни словечка. К горлу снова скорым поездом подкатывала тошнота.

— Что? — нахмурившись, я безуспешно пытался понять, что он там бормочет. Сосредоточиться никак не получалось: меня преследовали тусклый белок его потухшего глаза и собственная ярко-красная кровь. Кровь — она была повсюду. На моём теле. На моей коже. На моих руках. Так много. Я должен избавиться от неё, немедленно, пока она вновь не поглотила меня с головой.

Чудовище что-то сказало, и опять мимо. Будь то на итальянском или на английском — я бы всё равно ничего не понял, потому что уже включил режим паники. Дёрнувшись назад, я резко вскочил на ноги и начал остервенело тереть руку. Мигом опустевшая голова закружилась, а коленки превратились в желе. Меня повело, я врезался в прикроватную тумбочку, но устоял на ногах, умудрившись при этом опрокинуть лампу. Всё вокруг двигалось: Винченцо, мебель, невесть откуда взявшиеся огни и тени. Сама Земля вертелась в разухабистой пляске. Сосредоточиться никак не получалось. Окружающие предметы превратились в размытые, едва различимые контуры. Пытаясь повернуться, я запнулся о костыль и начал падать. А затем Винченцо схватил меня за локоть и, развернув по часовой стрелке, отправил в противоположную сторону, прямо на кровать.

— Какого чёрта в тобой творится? — раздражённо огрызнулся он.

— Нужно стереть кроо… нужно…- задыхался я, пытаясь объяснить. Но каждое прорвавшееся сквозь неровное дыхание слово было бесплотнее предыдущего. Нельзя было смотреть на рану, нельзя было быть таким беспечным. А в следующее мгновение я совершил очередную ошибку: я попытался встать. Казалось, кровь в моём теле бросилась по венам в разные стороны, окончательно потеряв все ориентиры. Винченцо снова протянул руку, но я был уже слишком далеко. Серые пологи сомкнулись, и меня обступила густая маслянистая тьма.

Удара о пол я не помню.

***

— Да. Да, он проснулся.

Потея, как свинья, я тяжело дышал и смотрел широко распахнутыми глазами в зависшее надо мною лицо. Узнать его искажённые рубцами черты было не трудно.

Во рту пересохло, и я беззвучно зашлёпал губами. Винченцо тут же нахмурился. Пока он старался меня понять, я сосредоточил всё внимание на его переносице: там, чётко посередине была крошечная впадинка, эдакая особая примета, которая приковывала к себе скользящий по его разрушенному лицу взгляд. Внешний вид Винченцо не вызывал отвращения, наоборот, он выглядел суровым закалённым в боях воином. Разглядывать его можно было бесконечно.

Без повязки он мне нравился больше.

— Что? — выдохнул я, внезапно понимая, что он сказал.

— Кошмар приснился, — чётко выговаривая слова, произнёс он.

Надо же, какой наблюдательный. Он в моей комнате? Нет-нет, это я припёрся к нему и, в конце концов, разлёгся на его кровати, прижимая к животу маленькую подушку.

Прислонившись к спинке, Винченцо повернул голову — густые кудри весело подпрыгнули, а я заметил то, на что раньше не обращал особого внимания. Его здоровый глаз был не просто карим, но цвета тёмной карамели, в который природа, озорничая, добавила мелкие изумрудные капли.

Плохо понимая, что делаю, я потянулся вверх, но на запястье, дробя хрупкие кости, сомкнулся железный захват. Ахнув, я выгнулся на матраце. Где-то высоко над головой под невероятным углом вывернулась моя рука. Выпрямив пальцы, можно было коснуться кончиков его чёрных волос, вот только, он держал меня крепко, с нечеловеческой силой стискивая покрасневшую кожу.

— Прости, — прошептал я, и хватка исчезла.

Задев паутину шрамов на щеке, он отнял от уха небольшой прямоугольный предмет. Блеснув в широкой ладони серебром, на мой живот упал мобильный телефон.

Я тут же дёрнулся и, упираясь в скомканные простыни пятками, пополз вверх. По рукам метнулась колючая боль: обе, от плеч до запястий были в бинтах. Только я вспомнил летящую на меня бутылку, как Винченцо хмыкнул, напоминая о своём присутствии. Рефлекторно подскочив, я зажмурился, успокаивая рвущееся из груди сердце.

Из динамика телефона неслись тихие звуки.

Лишь силой воли заставив глаза не закрываться, я схватил мобильник и прижал его к уху — кожи коснулась нагретая пластмасса. И только тогда я понял, что Винченцо говорил не со мной, а обо мне. Откашлявшись в ладонь, я сморгнул с глаз остатки сонной пелены и потёр свободной рукой лоб.

— Алло?

— Доброе утро, — этот голос мгновенно успокоил меня. Я почувствовал, как мышцы расслабляются, плавясь под его тёплыми безмятежными интонациями.

— Привет, — прошептал я, вздохнув с облегчением, которого он ни в коем случае не должен был услышать. В ответ раздался смех, и я понял, что сглупил. Тупой жалкий мальчишка!

— Чего надо? — исправляя положение, злобно рявкнул я.

— Винченцо говорит, ты плохо спал.

Сдвинув брови, я разочарованно царапнул своё лицо. И это всё, что он рассказал? Ужасно несправедливо.

— Тебе-то что?

— Разве мне нельзя за тебя волноваться?

— Нельзя, — проворчал я, закрыв глаза. Уши снова наполнил урчащий смех.

— Полагаю, это лишь вопрос вр… ах, минутку, — он сделал паузу — в динамике приглушённо зазвучал второй голос.

— Отправьте мне, — строго сказал кому-то Эшер, — Сейчас в нём нет необходимости, но в будущем, думаю, это нам пригодится.

— Лови, — я бросил телефон Винченцо, услышав, как Эшер вновь обратился к неизвестному мне собеседнику. Не собираюсь ждать его, как влюблённый щенок, особенно после тех томных вздохов. Проклиная себя на чём свет стоит, я сполз с кровати и поплёлся на кухню.

За окном рассвело — сквозь развевающиеся занавески в комнату струился солнечный свет. Кажется, весь остаток ночи я проспал, если это можно было так назвать. По влажной от пота спине пробежал холодок. Рванув на себе рубашку, я резко стащил её через голову. Ткань легко сложилась, послушно сминаясь в скрюченных пальцах, и послужила отличным полотенцем. Насухо вытеревшись, я понял, что дико хочу пить.

Я достал из холодильника пакет апельсинового сока, наполнил из него высокий чистый стакан и разом осушил его, одним ухом вслушиваясь в мягкий стук костылей. Деревянный пол ритмично вибрировал под их неспешной поступью. Она приближалась, и вот, в дверях кухни появился Винченцо. Краем глаза я заметил, что он вновь пристально изучает меня. Во рту так пересохло, что я выпил залпом второй стакан, третий… После четвёртого, не выдержав, я закусил губу и повернулся к нему лицом.

— Ну чего? — нахмурив брови, прорычал я под внимательным взглядом.

— Ты дрожишь.

— Холодно мне, — дёрнув головой, соврал я и подумал было снова надеть рубашку, но от одной мысли, что влажная ткань коснётся кожи, меня затрясло ещё сильнее.

Винченцо скептически хрюкнул, и мой взгляд затравленно метнулся к краю стола, где стоял позабытый запотевший стакан. Капли воды медленно стекали по стенкам на толстое мутное дно, мигом напомнив мне глубокую водную могилу, из которой я карабкался в ночном кошмаре. Перед глазами стояло отразившееся на воде пустое бледное лицо, лицо Винченцо. Он кричал: глаза лезли из орбит, язык в распахнутом рту выгибался горбом. Он выкрикивал моё имя.

— Эй, — позвал итальяшка. Его голос прозвучал пугающе близко. Он снова прикоснулся ко мне, словно за шкирку вытаскивая из тошнотворного водоворота мыслей.

— Какого чёрта происходит? — обеспокоенно прорычал он.