Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 94

— Отвали, — оскалился я.

Сейчас-то Винченцо мог в волю поиздеваться надо мной, поднять на смех мои страхи и слабости, но он лишь спросил: «И часто с тобой такое?»

— А? Ну да, как вижу апельсиновый сок, так и хлещу его без остановки. Уж больно он мне нравится, — снова солгал я. Мы оба знали, о чём речь, знали также, что я всеми способами буду избегать правды, не боясь выставить себя дураком.

— Я о кошмарах, — поправился он. Сунув оба костыля под мышку, Винченцо опёрся рукою о стол.

Кошмарах? Почему во множественном числе? Сколько же их было прошлой ночью? Закусив нижнюю губу, я сделал несколько резких вдохов. Спокойно, мне просто нужно взять себя в руки.

— Нет.

— И что же тебе снилось? — слегка сощурившись, спросил он.

— Розовые кролики и прекрасные принцессы. Отвянь от меня, а? — защищаясь, прошипел я.

— Вот не думал, что из зайчиков и принцессок мог выйти приличный кошмар, — выгнул он бровь.

«Я один что ли вопил вчера, как перепуганная девчушка?»— хотел огрызнуться я, но даже мерзкий характер на этот раз меня подвёл. Я хотел есть и спать, и в таком состоянии никак не мог достойно отреагировать на сарказм.

— Ты бы сильно удивился, — вместо этого, прошептал я и тихо вздохнул про себя.

— Так давай, удиви меня, — не отступал он.

Я окинул взглядом его лицо, бесстыдно впиваясь в каждую изуродованную огнём чёрточку. Всякий раз при виде его, чувство вины пробирало меня до самого сердца, и всё же застывшая в этих шрамах чистая боль заставила отступить. Мне должно было быть стыдно. Я должен был съёживаться от страха, тем более, что Винченцо стал таким по моей вине. Но, чем больше я смотрел на него, тем ярче во мне разгоралось любопытство. По сравнению с его шрамами, мои были сущими царапинами. Я даже представить не мог, что оставило эти кривые, глубокие полосы — какое пламя так опалило гладкую оливковую кожу, хоть и пытался.

— Хочешь их потрогать? — от его голоса разум треснул, как яичная скорлупа.

Да, я хотел.

— А?

— Ты всё время рассматриваешь мои шрамы. Хочешь потрогать?

Я, и правда, хотел. Какие они на ощупь? Как рябь по воде или словно выбоины на дороге? Откуда и куда они тянутся? После всех просмотренных фильмов, я никак не мог убедить себя в их реальности. Вот, если бы прикоснуться… но…

— Нет.

— Тогда прекращай пялиться, гадёныш, — рыкнул он.

— Отсоси, потом проси, — отбрыкнулся я без энтузиазма.

— Дамы вперёд.

— Как оригинально. Только об этом и думаешь? — съёрничал я.

— А что, для тебя такие мысли в новинку?

Голод, видимо, притормозил мыслительные процессы, и я ошарашенно замолчал. Винченцо, заметив мою растерянность, возможно, принял её в качестве неустойки за хамство. Но ещё он увидел, что мне всё хуже и хуже. На его лице возникло вопросительное выражение, я тут же отвернулся.

— Нет, но… — в голове была полная каша.- Короче, это твои проблемы.- выдавил я.

— На тебя смотреть жалко. Даже издеваться расхотелось, — честно заявил он.

— Так и задумано, — хихикнул я и потянулся за пакетом сока, чтобы наполнить ещё один стакан. Рука дрогнула.

— Чуть левее, — предупредил Винченцо.

Но пластиковое горлышко прошло мимо, и сок пролился на стол.

— Зараза! — выругался я, резко отдёргивая пакет так, что в итоге облился сам.

Рулон бумажных полотенец остался в комнате итальянца. Вытереть сок оказалось нечем. Тем временем, оранжевая лужица добралась до края, и потраченный впустую напиток закапал вниз.

— Вот дерьмо, — снова ругнулся я. Голова закружилась — будь мы мультяшками, вокруг уже вовсю носились бы жёлтые птички, а так, я, наверняка походил на идиота, который, ни с того ни с сего, схватился за край стола.

— Как же я это ненавижу!

— Договорились. Уборка за тобой, — хохотнул Винченцо, и, сунув костыли под мышки, похромал из кухни.

В гостиной под его весом жалобно скрипнул диван, проехав по деревянному полу несколько сантиметров. Включился и залепетал телевизор. Я неохотно опустил пропотевшую рубашку в озерцо апельсинового сока. Всё равно она ни на что уже не годилась.

— Где корзина для грязного белья? — спросил я.

— У меня её нет, — пробормотал он.

— Неряха.

— Грымза.

— Это поклёп!

— Ой, я тебя умоляю, — заржал он.

— Давай ещё, — хихикнул я, бросив мокрую рубашку в мойку, — Поумоляй, то есть.

— Слушай, ты со всеми такой беззащитный?

— Учусь у лучших из лучших, — усмехнулся я, — Хотя до вас, ваше превосходительство, мне как до Луны раком.

— Знаешь, а так и есть.

— Ну да, продолжай себя в этом убеждать, — рассмеялся я, смывая с рук липкие следы апельсинового сока.

Во время уборки громким урчанием о себе напомнил желудок. Наверное, подумал о безвременно почившем сэндвиче с индейкой. Самое время отвлечься и заняться едой. Плотоядно облизнувшись, я принялся рыться в шкафчиках и холодильнике. По большей части там было пусто, но того, что я нашёл, оказалось достаточно, чтобы соорудить более-менее приличный завтрак.

Пока Винченцо хохотал над ситкомом, я пожарил цыплёнка, нарезал сыр и немного салата. Затем запихал это добро в подогретую в духовке булку и залил магазинным соусом. Не Бог весть что, но зато быстро. Я даже окрестил его буррито. Правда, до настоящих, которые я обычно покупал у Джильберто на Шестой улице ему было далеко.

— Кушать подано, — гордо объявил я и поставил Винченцо на колени тарелку с едой и бутылку холодного пива, которое он, по всей видимости, ценил больше чем все мои кулинарные потуги. В ожидании реакции я скрестил на груди руки и, словно гриф со скалы, навис над его головой. Винченцо кинул на меня скептический взгляд и осторожно, как бомбу с часовым механизмом, взял бутерброд в руки.

— Яду на кухне не оказалось, — напомнил я и, только он откусил кусок, добавил, — Но зато я нашел парочку бритвенных лезвий, чтоб вышло поострее.

Хмыкнув, он принялся за еду. Неспешно прожевал, почмокал, цыкнул и только потом заговорил.

— Тебе смекалки не хватит, — заметил он, — А неплохо получилось. Я думал, ты не умеешь готовить.

— Я соврал, — улыбнулся я во все тридцать два.

— Где же ты научился? — спросил он с набитым ртом.

— Я живу в закусочной. Как-то само прилипло.

— Я думал, в ресторане.

— Работаю в ресторане, а живу в закусочной. Это две большие разницы.

— Вряд ли.

Раздражённо пожав плечами, я отправился на кухню за своей тарелкой. Когда я вернулся, Винченцо уже расправился с завтраком и с довольным видом потягивал холодное пиво. Либо он был очень голоден, либо в готовке я был безумно хорош.

Один укус от собственного творения доказал обратное. Нет, готовил я преотвратно. Вкус буррито оказался пресным и унылым, но с тем мизерным количеством ингредиентов могло выйти куда хуже. Нахмурившись, я жевал хлеб, надеясь, что скоро почувствую сытость. Я жевал и мечтал о вкуснейших блюдах, который готовила Анна. Даже с первой попытки они выходили лучше, чем это. Боже, как же я скучал по её овсяным кексам.

— Эй, Марио?

— Хм?

— Скажи, почему я на самом деле должен здесь оставаться?

Он вздёрнул голову: локоны качнулись, на миг приоткрыв блеснувший белым мёртвый глаз. Тёмный похожий на гусеницу шрам сморщил кожу лба. В его выражении появилось сомнение. Будто он взвешивал все за и против. Раздумывал, говорить ли мне правду или нет. И шансы были пятьдесят на пятьдесят, учитывая, что я, по большому счёту, для него никто.

— Ты слишком много знаешь.

Сердце кувыркнулось в груди, в ушах громко застучала кровь: «Да не знаю я ничего!»

— Другие так не думают, и этого с головой хватит, чтобы тебя прихлопнуть, — он сделал паузу и, уколов меня быстрым взглядом, снова уставился в экран телевизора, — Хотя я бы не возражал.

Конечно, он бы не возражал! Будь его воля, он точно бросил бы меня на съедение бешеным собакам. Единственная причина, по которой я пока жив… Эшер? Шаткое предположение. С чего бы ему заботиться о сохранности моей жизни? Разве я был ему нужен? Во всей этой тухлой истории, что закрутилась вокруг меня, зияло множество огромных сквозных дыр. Если бы я только знал, какая участь была мне уготована.