Слышащая (СИ) - Кавин Ирина. Страница 2

Это просто непостижимо, насколько человек может чувствовать себя чужим среди таких же, как он... А вот и нет. Не таких же. Совсем других. Но этого я тогда ещё не знала.

Перед последним экзаменом летней сессии на доске информации у деканата я увидела объявление о наборе лаборантов в наш НИИ. Меня взяли. Так я и оказалась в лаборатории физики низких температур.

НИИ представлял собой комплекс зданий, пересечённых бесконечными коридорами, среди которых немудрено было потеряться. И хотя из каждого угла подмигивали камеры современной системы видеонаблюдения, коридоры, создававшие ощущение лабиринта, возвращали в прошлое лет эдак на пятьдесят.

Первый рабочий месяц принёс несколько разочарований. Во-первых, все сотрудники лаборатории, кроме заведующей, были в отпусках и, хотя мне на подмогу прислали Надю – лаборантку из лаборатории акустики – толку от неё было немного. Целыми днями она либо порхала из одной лаборатории в другую, собирая свежие сплетни, либо трещала без умолку, посвящая меня в них. Во-вторых, со дня на день заведующая лабораторией должна была представить профессорской комиссии отчёт по эксперименту, результатом которого должна была стать математическая модель, описывающая таяние подлёдной мерзлоты Северного Ледовитого океана, и который ещё не был завершён. В-третьих, холодильная установка, от которой зависело будущее эксперимента, то и дело глохла.

В день, когда произошли события, круто изменившие мою жизнь, я торчала в лаборатории с самого утра. Устав от тарахтения установки, я воткнула в уши наушники. Работая с шумными приборами я слушала «Слот», голос их вокалистки способен заглушить всё, что не хочется слышать.

Но вот на ритм песни наложился уже набивший оскомину скрежет, и я начала считать про себя. Раз, два, три… Клац! Что-то внутри криоустановки щёлкнуло, и она в очередной раз заглохла. Проклиная про себя всё на свете, я поставила песню на паузу и, размахнувшись, привычно вдарила по корпусу установки рукой. Ни звука. Железная махина, занимавшая половину длиннющего лабораторного стола, казалось, затихла навечно. Все ещё надеясь на чудо, я заглянула в смотровое окно. Поршни замерли – на этот раз всё было не так просто. Я обречённо выдохнула и принялась снимать боковую крышку.

Надя влетела в лабораторию словно на крыльях. Только за то утро она успела переметнуться из нашей лаборатории в лабораторию акустики и обратно по меньшей мере раз пять. Её чрезмерный интерес не знал границ, но в последнюю неделю его средоточием был Ваня – старший лаборант лаборатории акустики. Поэтому необходимость помогать нам стала для Нади серьёзным испытанием, напрочь лишив её возможности полноценно контролировать объект интереса. И всё же я не могла упрекнуть её в отсутствии чувства взаимопомощи: она имела талант всегда оказываться там, где её ждали. Впрочем, как и там, где не ждали.

– Бог ты мой, как же тут холодно! – с порога пожаловалась Надя, на ходу укутываясь в кардиган.

Эту фразу она произносила каждый раз, появляясь в лаборатории. Я промолчала, сделав вид, что настолько поглощена изучением внутренностей криоустановки, что не расслышала. У меня не было сомнений, что Надя собиралась в очередной раз поразиться тому, что на мне лишь лёгкая рубашка поверх футболки, заявить, что ей «холодно на меня смотреть» и пообещать научиться вязать только для того, чтобы связать мне свитер, но я ошиблась – у неё были новости поинтереснее:

– Ты упадёшь, когда увидишь нового стажера!

Надя подпрыгнула ко мне, и между моим лицом и продувными клапанами криоустановки возник экран её телефона. Сквозь покрывавшую его сетку трещин со страницы в социальной сети на меня смотрел поразительной красоты парень. Платиновый блондин с белоснежной кожей. Помимо очевидного альбинизма, в его внешности была ещё одна особенность, которая привлекала внимание: в разрезе его прозрачных голубых глаз было что-то азиатское. До сих пор я не встречала никого со столь необычной внешностью. И настолько красивого. Удостоверившись, что внешность будущего коллеги произвела на меня должный эффект, Надя убрала телефон.

– Аспирант из Норвегии. Будет работать над диссертацией в нашей лаборатории – можешь себе представить?! У нас! – восторженно анонсировала она.

Я отметила про себя, что впервые она назвала лабораторию «нашей», до сих пор «нашей» для неё оставалась лаборатория акустики, а лаборатория криофизики именовалась исключительно «вашей».

– Похоже, возвращаться в лабу акустики ты не собираешься? – я попыталась спустить её с небес на землю.

– Если я куда-то и уйду из нашей, – она сделала акцент на этом слове, – лаборатории, то только в ЗАГС!

Надя заговорщически подмигнула мне. А я-то была уверена, что в двадцать первом веке мечты о принце на белом коне уже не в тренде. Хотя ничего плохого в них, конечно, нет, кроме одного – они не сбываются.

– А как же Ваня? Он с ума сойдёт от ревности! – привела я убийственный, как мне казалось, аргумент.

– Я тебя умоляю! – Надя закатила глаза. – Я не появлялась в лабе два дня, прежде чем он удосужился пройти пару десятков метров, чтобы найти меня. И знаешь, что ему было нужно?

– Боюсь представить. – я вернулась к осмотру внутренностей криоустановки.

– Хотел узнать, где лежит корм для рыбок! Он не кормил их двое суток! Неужели так сложно было делать это хотя бы в память обо мне? Я была в шоке, что они вообще выжили! Мне, конечно, всё равно приходится метаться из одной лабы в другую, так что я могла бы кормить их сама, но я решила забрать у него аквариум. Хотела посмотреть на его реакцию, – она дождалась моего заинтересованного взгляда прежде, чем продолжить: – ноль эмоций! В итоге рыбок пришлось отдать Алле из отдела безопасности. Здесь они загнулись бы от холода. – Она демонстративно поёжилась.

Я покачала головой, развивать эту тему не хотелось. С установкой, похоже, придётся поработать. Продувные клапаны оказались сильно засорены, я решила, что проблема, возможно, была в этом.

Надя перешла к описанию невероятных достижений норвежца в науке и прочих его неоспоримых достоинств, к главным из которых она отнесла то, что он был холост. Я, тем временем, отвинтила один из клапанов. Второй не поддавался. На другом конце стола лежала тряпка.

– Кинь мне тряпку, пожалуйста, – попросила я Надю.

Не переставая тараторить, Надя схватила тряпку и быстро протянула мне. В этот момент наши руки на мгновение соприкоснулись, и Надя подскочила на месте, вскрикнув от боли:

– Ай! Бог ты мой, Нина, ты током бьёшься!

Я ничего не почувствовала.

– Видимо, статическое электричество… – предположила я.

– Какое там! Это настоящий разряд! Меня в детстве три раза било током – я знаю, что это такое! Тебя что, не дёрнуло?

– У меня пониженный порог чувствительности. Но в любом случае, извини, я не хотела.

Даже если я получила заряд от криоустановки, моё тело – проводник, а значит дёрнуть током должно было меня. Странно.

– Жесть! – Надя отошла от меня на расстояние, которое, видимо, посчитала безопасным.

Я вернулась к криоустановке и с помощью тряпки быстро сняла клапан.

В этот момент в лабораторию вихрем ворвалась заведующая, Инна Валентиновна. Ей было уже за шестьдесят, но выглядела она не старше пятидесяти: Надя убеждала меня, что причиной тому положительное влияние холода на состояние кожи. Увидев, чем я занята, она с порога кинула:

– Что, опять клапаны?

– Да, – отозвалась я, – не пропускают воздух. Образовался конденсат и…

Инна Валентиновна махнула рукой, прерывая меня, ей не нужны были объяснения, все приборы в лаборатории она могла разобрать и собрать с закрытыми глазами.

– Филатов уже отправил тезисы по мерзлоте на конференцию, – выдохнула она, – без цифр, конечно. Все детали – темпы таяния, влияние тепловой отдачи от деятельности подземных вулканов, и так далее он ждёт завтра до двенадцати. Я пыталась объяснить им, что это нереально, но… – она подбирала слова, – они не знают такого слова. Короче, Нина, тебе сегодня придётся задержаться.