Рисунок по памяти (СИ) - Воробьёва Татьяна. Страница 68

Они так и сидели, не двигаясь, не разговаривая, и только биение сердца мужчины где-то под ухом, не давало Хадиже до конца потерять ощущение реальности. Ее саму охватила тупая апатия, яркая вспышка эмоций сменилась равнодушием, но отголосок боли засел глубоко в груди.

Зейн, почувствовав, что Хадижа перестала дрожать, словно листок на ветру, осторожно спросил:

— Что случилось?

— Очередная «вспышка», — голос был словно чужим, хриплым.

Хадижа откашлялась.

Зейн позвал служанку, и через минуту расторопная женщина принесла стакан воды. Мужчина, все так же, не пересаживая Хадижу с колен, чуть приподнял ее, словно заболевшего ребенка, и подал стакан. Девушка отпила несколько глотков.

— Что ты вспомнила?

Хадижа пожала плечами, переведя взгляд со стакана на руки мужчины. У Зейна они были поистине мужскими, но при этом изящными, с длинными пальцами, руки музыканта, а еще очень теплыми, почти горячими. Хадижа практически неосознанно накрыла своей ладонью его рук в попытке хоть немного согреться, почувствовать живое тепло рядом, под пальцами.

— Не знаю, я даже толком понять нее смогла, что это был за семейный совет, — медленно начала она. — Точно знаю только одно: отец хотел снова взять ее в жены, а она…

Образ уходящей в ночь женщины снова резанул по сердцу, заставляя судорожно вздохнуть, подавляя всхлип.

— По рассказам тети Латифы, Самиры, Зорайде, даже дяди Али, у меня было ощущение, что мама очень меня любила, а получается, что она меня предала, просто отбросила, как часть той жизни, что ей была ненавистна, — тихо произнесла Хадижа.

— Хадижа, — выдохнул Зейн.

Он понимал, что в ней сейчас говорит обида. Обида той маленькой девочки, не понимающей всех сложностей взрослых отношений.

Зейн также помнил тоску во взгляде Жади. Тоску, которая появляется лишь у матери, разлученной со своим любимым чадом. И ее отчаянную, опасную просьбу, которую он не смог заставить себя выполнить, несмотря на всю любовь и боль, что разрывала сердце: «Выкради ее, Зейн. Выкради Хадижу, и я останусь с тобой!».

— Она тебя любила, — покачав головой прошептал Зейн. — Очень любила.

— Но, видимо, свою иллюзорную мечту о любви больше, — фыркнула девушка.

— Ты судишь как маленький ребенок, — проговорил Зейн, пожимая плечами, — но ты уже выросла, и сама понимаешь, в жизни случается много всего, и не всегда именно так, как мы хотим. Твоя мать мечтала о любви, о свободе так же, как ты мечтала поступить в Академию. Так что ты должна понять ее. Но в конце концов, она выбрала именно тебя.

Хадижа задумалась. Слова Зейна были правильными, и теперь, когда первый шок и всплеск эмоций прошел, она могла с ними согласиться, но все равно неприятный осадок разлился по сердцу горьким привкусом обиды.

— Знаешь, я помню тот момент, когда мне сообщили, что моя мама умерла, правда я тогда даже не знала, что она моя мама.

Синяя форма жандарма в белых декорациях больничной палаты казалась слишком яркой, вызывающий резь в глазах и желание зажмурится. Правда, девочке, что полулежала на больничной койке, зажмурится хотелось от всего на свете, даже от приглушенных жалюзи лучей солнца, что все же проникали в палату.

— Доктор, а вы уверены, что она меня поймет? — спрашивал полицейский.

— Да, она понимает французскую речь, правда, не все слова, поэтому используйте

предложения покороче и попроще, — ответил врач. — Но опять же, судя по ее реакциям и травмам, у девочки амнезия, и вряд ли она что-то вспомнит, во всяком случае в ближайшее время.

— Я понял, — кивнул мужчина, — но мы в любом случае должны опросить малышку. У меня самого дочь примерно ее возраста, и я даже не знаю, — жандарм покачал головой…

— Привет, Зои, — прозвучал голос доктора, вынуждая ее открыть глаза. — Как ты себя чувствуешь?

— Немного болит голова, месье, — ответила она.

— Скоро придет медсестра и даст тебе обезболивающие, — утешающе улыбнулся ей врач, — а пока поговори, пожалуйста, с этим месье полицейским. Хорошо?

— Хорошо, — медленно кивнула маленькая пациентка, перевела взгляд на жандарма.

— Здравствуй, Зои.

— Здравствуйте, месье, — отозвалась девочка.

— Ты знаешь, что с тобой случилось?

Ребенок чуть нахмурился и медленно, подбирая слова, ответил:

— Да, месье, я попала в аварию.

— Правильно, — утвердительно кивнул жандарм. — В машине с тобой были еще двое взрослых. Один мужчина — водитель, вторая — женщина. Зои, ты не помнишь кто это был? Может твоя мама? Тетя? Сестра? Няня?

Девочка нахмурилась, стараясь до конца понять, о чем спрашивал полицейский и хоть что-то вспомнить, чтобы ему ответить.

— Нет, месье, я не знаю, — покачала она головой.

— Жаль, — вздохнул мужчина, отходя назад, но потом, видимо, что-то вспомнив, стал хлопать себя по карманам, вытащил из одного из них небольшой пакетик, протянул девочке. — Посмотри, может узнаешь.

Зои взяла пакетик и с любопытством повертела в руках. В нем лежало украшение: зеленый камень с небольшими вкраплениями черного был красивым, но треснувшим, а серебряная оправа оплавилась, потеряв форму. Девочка пару раз провела пальцами по украшению, от чего камень в месте трещины немного откололся.

— Красивое, только сломанное, — протянула пакетик назад девочка.

— Ничего не помнишь? — с надеждой спросил жандарм.

— Нет, — покачала головой девочка. — Простите, месье.

— Ничего, — грустно улыбнулся мужчина. — Все хорошо. Выздоравливай, Зои.

Жандарм уже собирался развернуться, чтобы выйти из палаты, как его остановил вопрос:

— А те женщина и мужчина, они ведь умерли?

— Да, — вздохнул ответил полицейский.

Девочка посмотрела куда-то за его плечо, на окно:

— Смерть — это грустно.

— Да, смерть — это грустно, — повторил фразу жандарм, смотря на эту хрупкую девочку, которая возможно, потеряла родного человека, но еще страшнее, что она потеряла себя.

— В тот момент, я ничего не почувствовала, ни печали, ни тоски, ни боли, — продолжала говорить Хадижа. — Была пустота. Космический вакуум. Даже позже, когда я начала рисовать эти портреты, когда меня нашел отец, и я узнала правду. Все это было словно о чужом, незнакомом мне человеке, и вот теперь… стало больно.

Ладонь Зейна накрыла ее, переплетая пальцы. Хадижа вздрогнула, наблюдая за действиями мужа, но не отняла руки. Все обиды были забыты. Чтобы не происходило, Хадижа знала, что Зейн готов поддержать, позаботится о ней.

Она подняла на него взгляд, встретившись с ним глазами, и почувствовала, что щеки заливает румянец. Слишком он близко и не только физически. Хотя только сейчас девушка осознала, что буквально сидит у него на коленях.

— Прости, — заерзала она в попытке пересесть.

Зейн дал ей это сделать, встал возле кровати.

— Все хорошо, — ответил он. — Тебе нужно отдохнуть. Я пришлю к тебе служанку с чаем и, может, чего-то еще?

— Нет, спасибо, — отрицательно мотнула головой Хадижа.

— Отдыхай, — повернулся он к двери.

— Зейн? — окликнула она мужа.

— Да? — обернулся он.

— А зачем ты пошел в студию? — нахмурилась Хадижа, так как в последние несколько дней Зейн, казалось, тоже избегал встреч с девушкой.

— Ты снова забыла про ужин, — улыбнулся Зейн и вышел из комнаты.

— Хадижа, что с тобой сегодня?! — не выдержал Жак, наблюдая за подругой, которая сегодня была излишне задумчива, практически не слушала лекцию, не рисовала, а теперь, когда они пришли в кафе, мешала свой молочный коктейль трубочкой, безучастно наблюдая как опадает воздушная пена.

Девушка, вздрогнув, посмотрела на парня:

— Все нормально.

— Ага, нормально, словно я тебя первый день знаю, — буркнул Жак.

— Да, отстань ты от девушки, — фыркнула Оди. — Хадижа размышляет о вечном. Может, у нее там зреет какая-нибудь грандиозная идея и сейчас над головой вспыхнет лампочка.