На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 47

— Александр Николаевич, граф Дмитриевский. Любить не прошу, но умоляю вас хотя бы о доле милосердия в вашем каменном сердце…

Лиза в полной растерянности взглянула на него. И не могла удержать сердце от бешеной скачки, когда увидела столь редкую гостью на лице Александра — широкую располагающую улыбку, ставшую еще шире при виде ее удивления. Но эта улыбка ничуть не задела Лизу, а наоборот заворожила необыкновенной теплотой, что появилась в его темных глазах.

— Подайте же мне вашу руку, умоляю вас. И смею надеяться, что вы позволите начать наше знакомство заново, — при этих словах улыбка сбежала с его лица, а на смену ей вернулась привычная Лизе отстраненность. Только глаза так и не лишились теплоты, и теплота эта с каждым мгновением пробивала броню, в которую Лиза попыталась заковать свою душу.

— А еще я смиренно прошу прощения, что посмел обвинить вас в грехах, которые едва ли могли коснуться даже подола вашего платья, не то что помыслов ваших. Я понимаю, что прощения моим поступкам быть не должно… но видит бог, я бы истинно желал, чтобы вы позволили мне загладить все то, что сотворил.

Теперь, когда Александр смотрел на нее, словно от ее решения зависела вся его дальнейшая жизнь, Лиза понимала, отчего женские сердца так легко поддавались его чарам. И почему были в его жизни те, кто решались на преступления против совести и чести, лишь бы находиться рядом с ним, в волнах теплоты, которую излучали его удивительные глаза.

— Вы ведь добрая христианка. Разве не вспомните заповеди библейские? «Прости ближнему твоему обиду…» Простите же мне мои заблуждения и обиду, которую я нанес вам.

Лиза смотрела в его завораживающие глаза, не в силах даже кивнуть. Неужели перед ней разворачивалось очередное действие пьесы? Зачем Александру понадобилось становиться иным? Добрым и радушным хозяином, который нынче вдруг вспомнил о долге своем перед ней. Очаровательно-вежливым, каким она не видела его ни разу с тех пор, как переступила порог Заозерного. И это после того холодного приказа, скрытого между строк утреннего послания…

— Странно слышать библейскую мудрость из уст человека, объявленного безбожником, — парировала Лиза, понимая, что более не в силах молчать. Она знала, что эти слова сотрут улыбку с губ Александра. Но это было необходимо — чтобы свет его улыбки не пробуждал в ней то, чего она так опасалась.

— Вы правы, мой долг истинной христианки простить вас великодушно. И исключительно следуя ему, я прощаю вам нанесенные мне обиды. Полагая, что ваше раскаяние в содеянном искреннее и идет от сердца. Но руки я вам не подам, ваше сиятельство. Уж не обессудьте…

— Тогда мне остается только надеяться, что день, когда вы перемените свое решение, все-таки настанет. И всеми силами стараться приблизить его.

Лизе пришлось намеренно уколоть кончик пальца иглой, чтобы не поддаться его чарующему взгляду, чтобы найти в себе силы, легко пожимая плечами, отвести от него глаза. И не в первый раз за последние дни пришла мысль, что она не выйдет так легко из авантюры, героиней которой стала, следуя чужой воле. Что былые ее потери даже не сравнятся с тем, что ей доведется потерять при этой игре. Огонь, что обжег прежде, лишь лизнул ей кожу, пламя же, которое разгоралось нынче в ее душе, сожжет дотла.

— К чему вам все это? — не удержалась Лиза, хотя посмотреть на Александра так и не решилась. Опасалась снова попасть в омут темных глаз, что кружил ей голову всего несколько мгновений назад, заставляя в который раз вспоминать тяжесть его тела. И гадать, отчего он так тянул с тем, чтобы коснуться в тот момент ее губ, и хотел ли коснуться их вообще. А еще, каков был бы этот поцелуй?

— Даст бог, после Пасхи я покину ваши земли, и мы никогда не свидимся более. К чему вам мое прощение и моя рука? Неужто вас действительно тревожит, что я могу думать о вас дурно? Ведь не было того прежде…

— В вас есть удивительная особенность, — голос Александра звучал настолько мягко, что казалось, каждое слово призвано было дарить ласку. — Прямота, несвойственная девице. Дурная склонность, как сочли бы многие, будем откровенны, но столь интригующая для меня. Вы не проживете с ней в столичном свете и дня. Петербург переменит вас, мое вам слово в том. Но эти недели, что остались до Святого Праздника, я бы с удовольствием провел подле вас, ловя каждое ваше слово, наслаждаясь прямотой ваших суждений.

— Вы сейчас так говорите, ваше сиятельство, словно в усадебный зверинец доставили нового зверька вам на потеху, — резко выпалила Лиза, сама крайне раздосадованная пришедшим ей в голову сравнением. И тут же невольно подумала, что не знала ранее, как громко и беззастенчиво может смеяться человек, находясь в присутствии малознакомых ему людей, каковыми являлись она с матерью для Дмитриевского.

Именно так рассмеялся ее реплике Александр, от души забавляясь тем, что услышал, и совсем забыв о привычном вежливо-отстраненном поведении, которого держался до того. И взглянув на него, такого открытого в этот миг, Лиза не могла не подумать, что этот Дмитриевский, по-мальчишечьи хохочущий, совсем не похож на того, которого она знала с чужих слов и по первым дням их знакомства. И что это ей совсем не нравится, как и то, что уголки ее губ дернулись при этом смехе, словно желая разделить его.

Но как показали последующие минуты, лед между ними, определенно, растаял. Беседа полилась неспешной рекой. Лиза оставила попытки уколоть своего собеседника, без слов разгадав взгляд Софьи Петровны, брошенный через комнату (что, кстати, отвечало и ее собственным желаниям). А Дмитриевский вдруг открылся ей совсем с иной стороны — обычным человеком, а не ледяной статуей, равнодушной ко всему и всем. Он вел беседу ловко и непринужденно, постепенно вынудив ее отвечать на его вопросы, улыбаться его шуткам, и даже показать ему картину, что ровными стежками проявлялась на полотне. Никогда прежде Лиза не чувствовала себя так легко в присутствии другого человека, а уж тем более мужчины.

Даже руку свою подала, чтобы Александр проводил ее до двери, когда дамы удалялись в свои покои переменить платья к обеду. Хотя и предупредила с легким смешком, что «cela ne veut rien dire»^[139], который тот принял, ответив ей знакомой усмешкой, изогнувшей его губы. И даже умудрилась совсем позабыть о Василе. Но покидая комнату, все же встретилась с ним взглядом, и тот только брови поднял в ответ.

Признаться, она и сама удивлялась тому, как хорошо и легко ей было с Александром сидеть возле окна, затянутого морозными узорами. Есть ли смысл отрицать?.. И потому, откинув все мысли прочь, Лиза чуть слышно напевала себе под нос французскую песенку, пока Ирина затягивала шнуровку платья, чтобы талия стала тоненькой, словно ствол лесной березки. А после, когда горничная крутила тугие локоны, повинуясь неожиданному приказу барышни переменить прическу, все продолжала мурлыкать под нос незамысловатый мотив.

За окном уже темнело. Трепетали тонкими полосами огоньки свечей в отражении стекла, неприкрытого занавесью. И подражая этим огонькам, что-то хрупкое трепетало в ту минуту в животе Лизы. Словно бабочки махали своими легкими крылышками. И ей не хотелось думать, отчего вдруг в ней появился этот трепет, и еще боязней было признать, что он стал только сильнее, когда, переступив порог большой столовой, она встретилась взглядом с Александром. И когда все-таки уступила его настойчивому приказу (а ведь это был именно приказ, не иначе!) вложить в его ладонь свою руку под взглядами Бориса и Василя.

— Cela ne veut rien dire?^[140] — произнес Александр, пристально глядя ей в глаза.

— C'est ça^[141], — мягко ответила Лиза, сводя на нет серьезность фразы улыбкой, скользнувшей по губам. Она бы, верно, так и стояла, неотрывно глядя на него, если бы ее не отвлек обративший на себя внимание отец Феодор. Словно увел от соблазна отдаться целиком и полностью этому взгляду, вдруг полыхнувшему на одно-единственное мгновение тем самым огнем, что видела она в день охоты.