На огненном берегу (Сборник) - Коцаренко В. К.. Страница 13
А Черный и Нагирный тем временем, отдышавшись от пыли, прислушивались.
— Точно, немцы проклятые, — сказал Нагирный, нащупал противотанковое ружье, с силой толкнул им в амбразуру.
— Смотри, кажется, поддается кирпич, — и он с еще большей силой навалился на ружье.
Нагромождение кирпича подвинулось, и через расщелину брызнул голубой свет. Черный прилег к своей амбразуре и увидел прямо перед собой фашистов. Они были так близко к нему, что он успел разглядеть зрачки их глаз.
„Еще секунда, и они будут над нами“, — сообразил пулеметчик и нажал на гашетку. Глухо прострочила пулеметная очередь, и несколько гитлеровцев стали медленно сползать по кирпичам на мостовую. Остальные кинулись бежать. Но метко посланные Черным пули настигли их.
— Хорошо ты их угостил, — сказал Нагирный и своим выстрелом заклинил поворотную башню танка.
Машина сердито заревела, задним ходом покатила по улице и скрылась за поворотом.
К заводу подоспела группа гвардейцев, посланная нами на помощь храбрецам. Заняв оборону, пулеметчики принялись откапывать заваленных товарищей, зная, что сами они оттуда выбраться не смогут: стена железобетонная, а амбразура слишком узкая.
Больше суток работали солдаты. А когда дело подходило к концу, они позвонили мне. Я прибыл туда как раз в то время, когда поднимали с завала последний обломок железобетонной плиты. Оба красноармейца были бледными и совершенно обессиленными.
— Смотри, живы… — сказал кто-то из гвардейцев.
— А мы и не собирались умирать. Нас больше смерти беспокоило то, что мы израсходовали все боеприпасы и нам нечем было бить фрицев, — сказал Черный.
— Хватит с вас… И так вон сорок два трупа валяются, — ответили бойцы.
Такие черты мужества и самоотверженности были присущи не только гвардейцам пулеметного батальона и дивизии Родимцева. Они были свойственны всем защитникам Сталинграда.
Однажды, средь бела дня, возвращаясь с КП командира роты на огневую позицию, Мясников услыхал в одном из помещений подозрительную возню. Заглянул туда, а там фашисты хозяйничают. Незаметно пробравшись в помещение, они убили одного нашего пулеметчика, а другого, тяжело раненного, пытались утащить к себе вместе с пулеметом. „Не бывать этому!“ — подумал замполит и бросился на помощь товарищам.
В узком полутемном проходе Мясников столкнулся лицом к лицу с фашистским офицером и, опередив его на какую-то долю секунды, выстрелил ему в грудь из пистолета. Выхватив из сумки гранату, хотел бросить ее, но почувствовал, как что-то горячее пронзило его грудь. Он упал. Но, собрав все силы, приподнялся, метнул гранату и снова свалился. Когда к нему возвратилось сознание, он заметил немецкий автомат, лежавший неподалеку. Дотянулся до него рукой и дал по фашистам очередь. Те оставили раненого гвардейца, пулемет и бросились врассыпную.
Когда прибежали свои, замполит лежал без сознания.
— Люда, Людочка! Быстрее сюда! — стали звать медсестру солдаты.
— Я тут, бегу, — где-то отозвалась Гумилина.
Но не успела девушка сделать и двух шагов, как над ней грохнула мина, обвалилась часть потолка. Все помещение заполнилось пылью. Раздался тяжелый стон.
— Все, нет больше нашей сестрички, — закричал Быстров и кинулся в густую пыль.
— Люда, Людочка, отзовись! Где ты?!
— Я здесь. Идите сюда.
Преодолевая завалы, Быстров, наконец, оказался рядом с Гумилиной. Она, присев на корточки, осматривала неловко лежавшего на кирпичах бойца.
— Помочь перенести?
— Нет, уже поздно, — сказала Людмила, глядя на мертвенно-бледное лицо солдата.
Снаружи что-то застучало. Быстров припал глазом к отверстию в стене. Метрах в десяти чернела свежая воронка. В нее, один за другим, как зеленые ящерицы, вползали немцы. Сибиряк отклонился от отверстия.
— Замполит тяжело ранен. Не теряй времени, Люда, беги к нему и передай ребятам, что здесь накапливаются немцы.
Снова забарабанило по стене. И в отверстие, в которое только что смотрел Быстров, свистнула пуля. „Нельзя больше в него смотреть. Надо искать другое место. Засекли, гады“, — сообразил Быстров.
По обвисшему потолку он быстро взобрался на второй этаж. Оттуда ему стала хорошо видна та же воронка. В ней притаилось более десятка гитлеровцев, готовящихся ворваться в дом. За воронкой, замаскировавшись в кирпичах, притаился офицер. „Вот же, негодяй! — в сердцах сплюнул Быстров. — Кого же из вас первым укокошить?“ На память ему пришли разные случаи из охоты в тайге. Там часто приходилось решать, какого зверя стрелять вначале, чтобы обезопасить себя. „Эх, была не была!“ — решился сибиряк и дал одиночный выстрел из автомата по офицеру и тут же бросил противотанковую гранату в воронку. Грохнул взрыв, веером полетели земля, камни. Фашистов разметало. Не шевелился и офицер. Но другие гитлеровцы обнаружили Быстрова и открыли по нему артиллерийский огонь. Одновременно до взвода вражеской пехоты бросилось в атаку.
Несколько раз они подбирались вплотную к дому, но пулеметчик успевал бросить гранату, и они бежали прочь. Однако двум фашистам удалось подползти сторонкой к окну нижнего этажа. „Самый раз бросить бы в них гранату, — подумал Быстров, — да их у меня уже нет. Ничего, угощу вас из автомата“, — решил пулеметчик, но и в диске не оказалось патронов. — Ворвутся, гады, в дом, но этого не должно быть!» Боец огляделся вокруг, выхватил из стены глыбу кирпича, бросил ее на одного из фашистов. За этой глыбой полетела другая. Но второй гитлеровец успел отскочить в безопасное место и выпустить по гвардейцу автоматную очередь. Быстров упал.
Предупрежденные медсестрой, пулеметчики поспешили к Быстрову и нашли его на кромке стены, истекающего кровью. Оказали ему первую помощь, а вечером, под прикрытием темноты, доставили на берег, а оттуда, вместе с Мясниковым, отправили во фронтовой госпиталь. Когда от берега отчалил катер, Мясников, превозмогая боль, поднял вверх руку, крикнул:
— Ждите меня, товарищ комиссар, я скоро вернусь, и мы с вами дойдем до Берлина!
— Обязательно дойдем! Поправляйтесь! — поддержал я раненого замполитрука.
Проводив катер, я долго стоял в раздумье на берегу Волги. А потом поднялся на свой командный пункт.
— Комиссар, нам посылка, — встретил меня комбат, указывая на небольшой ящичек, опечатанный сургучом.
Я попытался взять посылку одной рукой, да не тут-то было. Ящичек оказался увесистым.
Мы распечатали посылку. В ней лежали сверкавшие свежей позолотой, гвардейские знаки.
— Как же мы их вручать будем? — озабоченно спросил майор. — Рекомендуют все это провести в торжественной обстановке.
— Сделаем проще простого… Вот так, — Я взял один из знаков и торжественно произнес — Товарищ гвардии майор, для принятия гвардейского знака стать «смирно»!
Комбат понял шутку, улыбнулся, вытянулся и опустил руки по швам. Поднялись начальник штаба, медсестра и писарь.
Тем временем я продолжал чеканить слова:
— За личную храбрость, за умелую организацию и руководство боем при наступлении и в обороне, за чуткое и внимательное отношение к подчиненным вам присвоено звание гвардейца. Командование и политотдел дивизии надеются, что вы и впредь будете так же геройски сражаться с врагом и не уроните чести гвардейца, и уполномочили меня вручить вам гвардейский знак.
При этих словах я прикрепил знак к гимнастерке Харитонова, пожал ему руку.
— А знаешь, Калиныч, ей-богу, торжественно получилось, — признался комбат.
— Вот так мы и проведем это мероприятие. Только, вручая знаки новичкам, расскажем, за что нашей дивизии присвоено звание гвардейской. Словом, обойдемся без митингов…
Поужинав, мы прихватили с собой несколько пачек гвардейских знаков, разошлись по ротам. Харитонов ушел на пивзавод, я направился в жилой дом, а оттуда перебрался в бывший военторг — длинное двухэтажное здание, выходившее фасадом на площадь имени 9-го Января. Поначалу его занимали бойцы 42-го полка, а потом оно стало объектом обороны гвардейцев полка Долгова, которых мы и поддерживали. А когда боевая обстановка усложнилась настолько, что там, где в первые дни оборону держала рота, стали роскошью взвод, а то и отделение, все это здание стали оборонять только пулеметчики взвода Джеваги. Строение было уже сильно разбито. Верхний этаж полностью разрушен, а в стенах нижнего этажа зияли огромные пробоины.