Держаться за звезды (СИ) - Есина Анна. Страница 2
И тут случилось то, чего ожидать было никак нельзя. Бабанья нутром почуяла, что за спиной кто-то есть, резко оглянулась и возопила, тараща глаза на занесённую над её головой дубину. Позади стоял тот самый Харитон, уличённый в махинациях с общим картофелем. В руках у него было не то бревно, не то сучковатая коряга. Этими оружием он замахнулся на бабку и без лишних слов обрушил его старухе на голову, метя аккурат по лицу, на котором, словно уличные фонари, виденные в больших городах, горели чудовищные глаза. Ведьмины глаза.
Она тотчас же рухнула в снег, что не остановило мужика. Продолжая быстро и часто дышать, что дореволюционный паровоз, он методично опускал и поднимал коряги, избавляя деревню от пугала, главной страшилки на ночь для ребятни всех возрастов, избавляя от той, к кому при первом же случае бежали за помощью, к кому сам он, втихомолку, под покровом ночи, потрусил за настойкой от мужского бессилия, и к которой не раз обращались все без исключения жители Грязево, зная, что не получат отказа.
И даже не смотря на всю его злость, ненависть и преотвратное стремление именоваться героем, избавившим родные места от дьяволовой супруги, старуху умерла отнюдь не сразу. Ощущая каждый удар поленом и пинок ногой от тех, кто захотел присоединиться к жестокой расправе, чувствуя плевки, ложащиеся на окровавленное лицо, слыша безбожную брань озверевших людей, она знала, что конец будет долгим и мучительным. Ей не позволят умереть с достоинством, как подобает всякому, кто родился прямоходящим.
Так оно и вышло. Выпустив гнев, мужчины вмиг отрезвели и поняли, каких бед наворотили, после чего похватались за головы. Из агрессивно рычащих хищников, вставших на защиту своей территории, они превратились в жалобно скулящих шавок, трусливо поджавших хвосты перед лицом ответственности. Кто-то предложил избавиться от тела, скрыть все следы, прочие просто поддержали эту идею. И колдунья очутилась на дне давно иссохшего колодца, по грудь засыпанная мёрзлой землёй. В тот момент она уже не чувствовала физической боли, все мысли её были занятии внуком, Лёнечкой, годовалым малышом, которому надлежало стать носителем её силы, тем, кого она намеревалась обучить всему, да так и не успела осуществить начертанного судьбой. Сумеет ли она сейчас переправить свой дар через расстояние? Хватит ли ей воли духа, чтобы продержаться ещё хоть час?
Её магия - проклятие и манна небес в едином теле. То, чем она остерегалась пользоваться, и то, без чего и помыслить себя не могла. Она непременно должна перейти к мужчине, имеющему с ней кровную связь. Он обуздает эту силу. Продолжит род и на исходе жизни передаст её своему сыну, а тот - своему, и так далее.
Лёнечка Шигильдеев, с этой светлой фразой, сорвавшейся с мёртвенно синих губ, старуха закрыла глаза, потухшие к тому времени, и упокоилась с миром, так никогда и не узнав множество вещей. Не узнала она о том, что все деревенские, участвовавшие в бесчеловечной расправе, скончались в течение пяти лет. Кто-то утоп в озере, кого-то задрал медведь, Сеньку переехал его же трактор. Как не узнала и то, что Лёня всё-таки получил её дар, всю её силу, однако та не признала в нём истинного хозяина и предпочла затаиться в непригожем теле, дабы подыскать себе более достойное.
***
Сон - лучшее лекарство. А еще это отличный способ реализовать самые сокровенные мечты. Прожить, пусть короткую, но насыщенную жизнь в роли того, кем бы ты никогда не смог стать.
Яна грезила о том, чтобы быть нормальной. Обычной. Серой мышью, легко теряющейся в толпе таких же серых и невзрачных мышей. Ей хотелось спокойствия, душевной гармонии, равновесия.
И, отбывая в царство Морфея, она перевоплощалась в это счастливое существо, имела возможность наслаждаться чистотой и целостностью окружающего мира.
В эту ночь она кормила голубей в парке. Доверчивые птицы суетились вокруг, радостно собирали брошенные им крошки свежей буханки хлеба, вели беседу друг с другом на странном горловом наречии и ничуть её не боялись. Двое даже согласились принять угощение из рук девушки, чем несказанно её обрадовали. Оторвав щедрый ломоть, она поделилась им с пернатыми друзьями и подняла полный слёз облегчения взгляд к небу, беззвучно благодаря мироздание за предоставленный шанс излечиться.
− Ты опять, мерзавка! Опять взялась за своё!
Агрессивный вопль в одночасье разрушил хрупкую сказку. Яна проснулась, отняла голову от подушки и тут же рухнула обратно, не в силах совладать с затопившим душу разочарованием. Снова она здесь! Снова в этом аду.
− Когда же ты прекратишь выделывать эти чертовы фокусы, дрянь! Погляди, только погляди, что ты, уродина, натворила!
Яна послушно подняла ладони к лицу, зная, что именно они навлекли на неё немилость этой сварливой женщины, что стояла сейчас в дверях её крошечной четырехметровой спаленки. Два шага в длину, два в ширину. Давящий потолок, столь низкий, что его можно коснуться рукой. И глухие бетонные стены без отделки. Да что там обои и штукатурка, когда в комнате не было главного - окна, пусть хоть размером с почтовую марку. Даже в тюремных камерах они есть! Но то ведь в тюрьме. Она находилась в месте гораздо более ужасном.
Кожа на внутренней стороне ладоней была воспаленной, ярко-красной, в промежутках между пальцами прямо на глазах вспухали белые волдыри. Яна похолодела от страха и поскорее спрятала руки под одеялом. Будто это могло избавить её от ответственности.
Женщина продолжала сыпать оскорблениями. Её мощная чёрная тень, наложенная на жёлтый прямоугольник света, что проникал в спальню из коридора, вперила руки в бока, но приближаться не спешила. Та, кому она принадлежала, знала, что в данный момент лучше держаться в стороне.
− Да потуши же ты этот вздрюченный палас, пока не устроила пожар во всём доме! Потаскушистая гадина!
Яна тут же вскочила на ноги, сорвала с кровати простынь и одеяло и сбросила их на пол, прямо на занявшийся синими огоньками край ковра, что высовывался из-под тумбочки, точно дерзко дразнящийся язык.
Сизые облачка дыма наводнили комнату, но первее их в нос ударил едкий запах жжённой пластмассы.
Зная наперед ход дальнейших событий, Яна скользнула в самый тёмный угол, вжалась спиной в холодную стену и попыталась разозлиться. И чем сильнее, тем лучше, только бы не допустить одного: ей ни в коем случае нельзя успокаиваться, это лишало девушку защиты, делало её легкой мишенью в грязных лапах этой чудовищной женщины. Её свекрови.
"Ты ненавидишь её, ненавидишь каждый молекул в её гнилом теле, ненавидишь так, что готова убить, растерзать на части голыми руками, разорвать зубами" - словно действенную молитву твердила про себя Яна, не позволяя тёплым язычкам пламени, что сей миг лизали кончики пальцев, погаснуть.
Римма Борисовна, так звали это вместилище пороков человеческих, потопталась на месте. Глаза её - два грязных кубика льда - сверкали во тьме неутомимой жаждой насилия. О, как ей хотелось выместить злость на этой девчонке! Отходить негодяйку по щекам, оттаскать за волосы, наставить синяков... Видит Всевышний, уродка это заслужила, заслужила уже потому, что явилась в этот мир вместе со своим треклятым даром!
− Ещё раз устроишь в МОЁМ доме нечто подобное, − желчно сказала она, грозя пленнице надутым жиром кулаком, − придушу во сне.
Последнее слово женщина сопроводила смачным плевком, после чего дверь захлопнулась, а маленькая серебристая лужица ядовитой слюны осталась блестеть на полу. Защелкали замки - вначале внутренний, скважиной которого Яна пользовалась, чтобы иметь представление обо всём происходящем снаружи её личных апартаментов в этом аду; затем внешний навесной. Тяжёлые шаркающие шаги затихли в отдалении.
Яна вздохнула с облегчением, набрав полную грудь воздуха, и закашлялась. Грозит ли ей смерть от удушья? Ха, на подобный исход не следует надеяться. Это было бы слишком милосердно, а воспоминание о смысле этого слова в последнее время ускользало от неё всё чаще.