Держаться за звезды (СИ) - Есина Анна. Страница 5

  Боясь разгневать дьяволом посланную родственницу, Яна быстро совладала с печалью и, подталкиваемая в спину, вышла в коридор. От мысли, что ей не надо будет возвращаться в комнату, потеплело на душе.

  И пусть ей предстоит нелёгкий труд - нужно будет до стерильного блеска отмыть кухню, приготовить обед, испечь пирог и накрыть столь - пасовать она не собиралась. Наоборот, схватилась за тряпку с энтузиазмом. Занятие, действие, движение - всего этого ей так не хватало в душных застенках темницы. А главное, она могла внять течению времени, насладиться монотонным тиканьем симпатичных кухонных часов в виде сковороды. Посмотреть на отрывной календарь, алеющий яркой цифрой "16".

  Итак, сегодня воскресенье, шестнадцатое ноября 2014 года. Точное время нахождения её в плену - один год, десять месяцев и двадцать один день. А с последней их встречи с Лёней прошло... почти два месяца! Что же, он зачастил с визитами, горько усмехнулась про себя Яна. Раньше за ним не водилось привычки захаживать сюда чаще двух-трёх раз в год. Уж это ли не признак неисчерпаемой сыновей любви?

  Самой тщательной обработке подверглось высокое двустворчатое окно. Сначала Яна освободила заставленный коричневыми цветочными горшками подоконник. Затем вскарабкалась на него и сняла с гардины запылившуюся на её взгляд тюль, хотя та ещё хрустела от крахмала и казалась белоснежной. Потом принялась за мойку стёкол. И всё это не из любви к чистоте или страха быть наказанной за пропущенный волосок или соринку. Яна неотрывно смотрела в окно, где за полутораметровым частоколом притаилась настоящая жизнь. Где вдоль треугольных пик забора бродили верхушки лохматых зимних шапок. Где за пешеходами следовали кучевые облачка пара от дыхания. Где с тихим жужжанием, вытянувшись в цепочку, по дороге передвигались автомобили. Где из хмурого серо-голубого неба вываливались целые рои пушистых пчёл-снежинок, что, кружа и извиваясь, опадали на землю. Где тянулись ввысь чёрные туловища мёртвых деревьев, и их уродливые лапы-ветки пытались изловить как можно больше снега, чтобы укрыться в нём на зиму. Где по внутреннему двору бродила в поисках чего-то съедобного немецкая овчарка.

  ***

  Штамп в паспорте и жизнь под одной фамилией не привнесли в их размеренные, в некотором роде даже дружеские, а то и просто братско-сестринские отношения оттенка новизны. Сложившийся уклад жизни: работа - дом - работа, не претерпел ни единого изменения, зато пропала львиная доля досуга. Дело в том, что Лёня был патологически ревнив, и эта его не самая привлекательная черта характера после свадьбы преобразилась до состояния жирного минуса, выписанного красными чернилами, словно предупреждающий плакат о вреде курения. Ему категорически не нравился её круг общения, да и её чрезмерная болтливость, как он выражался, была признаком вульгарности. Если верить его суждению, замужней женщине не пристало носиться с подружками по кафе, главной её обязанностью после вступления в брак является забота о муже. И это вовсе не значило, что в их квартире должна царить хирургическая чистота, и что обеденный стол обязан ломиться от всевозможных яств и сложных в приготовлении кушаний, нет. Ей, как хорошей жене, полагалось посвящать всю себя мужу. С улыбкой поджидать его с работы, сидеть рядом, когда он, закинув ноги на подлокотник дивана, уткнется носом в книгу. Словом, подстроиться под его скучный и вялотекущий образ жизни. И Яна, на беду, не сопротивлялась. Она безропотно позволила некогда дорогим и близким людям удалиться на второй, а затем и третий - четвёртый - пятый план, что бы впоследствии они могли просто пропасть, исчезнуть. Даже общение с мамой спустя полгода после замужества свелось к редким звонкам, и разговор в них длился не более трёх-четырёх минут и крутился вокруг избитых тем. Как дела? Отлично, спасибо. Хорошо ли себя чувствуешь? Да, всё замечательно. Что нового? Всё по-старому, а у вас? Да так же... Ну, тогда пока! Храни тебя Господь, дочка.

  Тон беседы был натянутым, неуверенным, казалось, будто обеим, матери и дочери, не терпится поскорее закончить тягостный разговор, но правила приличия предписывают им обсудить хоть что-то: погоду, здоровье, растущие цены в магазинах. И ни слова о личном, о своих переживаниях и чувствах, о Яниной неудовлетворенности жизнью, о всё чаще всплывающих в подсознании мыслях о разводе. Она совершила ошибку, дав согласие на этот союз, нет между ней и мужем любви, они почти не разговаривают, в основном потому, что заранее знают реакцию друг друга на поднятие той или иной темы. То, что раньше расценивалось ей как великое благо, скатилось до уровня постоянно действующего раздражителя. Молодую жену стал тяготить характер спутника жизни. Его спокойствие, уравновешенность, здравомыслие она принимала за чёрствость, неумение чувствовать хоть что-то, бездушие; неконфликтность - за омерзительную привычку выводить её из себя; отсутствие подарков и иных знаков внимания - за жадность; резко отрицательное отношение к алкоголю и курению - за занудство. Так мирное течение их жизни омрачилось односторонними обидам, а после и вовсе затрещало по швам на волне постоянно вспыхивающих скандалов. Инициатором, главным оратором и единственным участником, вносящим лепту, всегда выступала Яна. Лёня с неизменно умиротворённым выражением лица выслушивал оскорбительные речи супруги, неодобрительно вздыхал и выходил из комнаты, после чего уже закусившая удила супруга находила его за излюбленным занятием - чтением книг.

  ***

  Заунывная мелодия дверного звонка мягкими переливами расползлась по дому. Яна с удовольствием распрямила ноющую спину, отложила тряпку и быстро сунула чистящие средства в шкаф под мойкой. Римма Борисовна, нацепившая на себя несметное количество украшений, что делало её похожей на безобразную новогоднюю ёлку, мимоходом отвесила невестке подзатыльник со словами: "Чего копаешься, немощная?! Вынь пирог из духовки!", величаво проплыла к входной двери. Послышался звук отпираемых запоров. Секундное молчание, затем полный лживой радости возглас:

  − Лёнечка!

  − Здравствуй, мама.

  Во втором голосе, мужском, сухом и безэмоциональном, который привычнее было бы услышать в застенках некоего государственного учреждения, куда вас заставила обратиться крайняя степень нужды и где вас выслушают с вежливым вниманием, но вряд ли станут сопереживать, сквозили уныние и тоска. Яне показалось, что у вошедшего нет ни малейшего желания быть здесь и уж тем более задерживаться на длительный срок. И точно!

  − Я ненадолго, работа, сама понимаешь.

  Немногословен, как всегда.

  Зашуршала плащевая ткань, скрипнуло сиденье колченого стула, что ютился в прихожей с незапамятных времён. Свекровь сменила свой непередаваемо визгливый тон на сахар в меду и о чём-то зачастила. Яна не вслушивалась в этот поток сплетен и жалоб, знала, что информативности он не несёт. Она ждала. Замерла у плиты и постаралась совладать с волнением.

  Шаги всё приближались, и вот он появился в дверном проёме. В синей униформе со светоотражающими полосками на рукавах, нашивкой "ДПС ГИБДД" на груди. На пагонах со времени их последней встречи прибавилось звёзд - теперь их по четыре на каждом, а под ними одна красная продольная полоса. Капитан полиции Шигильдеев Леонид Иванович собственной персоной! Надо же, какая честь.

  Выглядел он посвежевшим. Сделал короткую стрижку, сбрил дурацкую бородку, которая совершенно ему не шла и ужасно раздражала Яну своей колючестью, правда, было это в той, прошлой жизни. И, кажется, похудел. Во всяком случае, лицо его стало Уже, и щёки ушли, обнажив высокие скулы.

  − Здравствуй, Янина.

  Он всегда называл её полным именем, что ей никогда не нравилось. Впрочем, сейчас было не до этого. Сдержаться бы да не накинуться на мерзавца с кулаками, вот то, о чём следовало думать, чего избегать и чего ей хотелось больше всего на свете.