Возмездие (СИ) - Кельвин Август. Страница 27

И в день смерти матери она так же думала об этом. Взяла мото-нант своего друга и сбежала на нем за город, ночью, одна. Приземлилась возле какой-то реки, позади мирно речка шумит, впереди могучие сосны гнут свои вершины к земле под натиском ветра, а вверху звезды и… И Бог? А есть Он там? И есть ли Он там вообще? Той ночью она смотрела ввысь, в холодное звездное небо и задавала эти вопросы ему. И холодная чистая вода пропиталась ее горькими слезами.

II

Смерть матери разбила Тэа сердце. Отношения с отцом ухудшились, взгляды пропитались горечью, обидой, ненавистью. Для себя она решила, что где-то там, далеко, в глубине бездны ночной обитает Бог, но Ему нет дела до нее. Так она решила и так жила. И потому не могла больше смотреть на небо без борьбы двух чувств в ней: с одной стороны чувства восторга, с другой страха перед Тем, Кто создал это небо и эти звезды.

Потому последние несколько лет обучения в школе запомнились ей темной душной квартирой, вонючими животными пьянками отца и чувством безысходности.

Отчего-то квартира, в которой Тэа жила одна с отцом, была всегда темной. В независимости от времени суток и погоды — в квартире всегда было мрачно. Каждое утро, просыпаясь, она словно бы переступала порог мрачных иллюзий и снов, переступала и погружалась во мрак. Солнце освещало город с высоты небесной холодные бетонные здания, пики и башни, купола и пирамиды, оно проникало острыми лучами внутрь их, словно щупальцами, обволакивая все светом и теплом. Но не в квартиру Тэа… Ее дом был царством теней. Тэа так же хорошо запомнила из детства ощущение боли в те моменты, когда она выходила из своего дома на солнечную крышу, или гуляла где-нибудь с друзьями после многих дней одиночества во тьме… Впрочем, мало кого она считала друзьями, лишь некоторых, избранных людей. Глазам ее больно было видеть свет Божий, им близка и мила была прохлада тени. И когда она возвращалась с учебы, или с прогулки, снова погружалась в этот мрак. Мрак, ставший таким привычным и родным, проникший в душу ее, проникший в мысли и чувства. И сама Тэа со временем стала такой же темной и мрачной, как и ее квартира. Особенно же сильно на нее повлияли все те новые музыкальные группы, что появились во времена ее молодости. Группы эти играли новую музыку, новые ритмы, они пели новые песни. Песни эти были мрачные, музыка, сопровождающая их, была тяжелой и темной, тексты этих песен воспевали темное, печальное, унылое, тоскливое. Эти песни были своего рода проповедями новой религии, которую молодежь с радостью восприняла. Тэа отвернулась от старой музыки, музыки ее отцов, и прильнула к новой. К музыке, что воспевала смерть и холод могильный, как нечто прекрасное.

Самый популярный гитарист объявил однажды во время радио-интервью: «Люблю мальчиков, особенно пошлых!».

— Как это смело! — ответил ведущий и рассмеялся.

— Геи и мальчиколюбы! Хочу вам подарок сделать! — продолжил культовый гитарист, — приходите на мой завтрашний концерт со своей парой, гарантирую бесплатный проход за поцелуй с любовничком!

— Какое великодушие… — обратился ведущий уже к слушателям и продолжил интервью. И на концерт пришли многие, не потому что многим захотелось бесплатный билет, но потому что для многих этот концерт стал исповеданием своей ориентации, а этот гитарист символом борьбы за свободную любовь, «не ограниченную религиозными догмами и тупостью старшего поколения».

Другой известный гитарист прямо во время концерта сорвал с себя всю одежду и принялся скакать по сцене, играя на гитаре, под восторженные вопли толпы.

Многие их них изменили внешность кардинально, изменили во всем: от обуви, до волос. Обувь стали носить не обычную, но обязательно черную с элементами ужасов: костями, изображениями трупов, смерти, черепов. Одежду свою полностью изменили, руководствуясь новым девизом: человек сам определяет, что правильно для него. Этот девиз они и проповедовали другим, и главным образом молодым. Одна такая черненькая звезда после песни «Руби башку отцу» рассказала раскаченной толпе историю своего бунта против семейных традиций. Рассказала, как отец бил ее, за то, что она отказалась от юбок и начала носить джинсы. Как однажды он вышвырнул ее в коридор за то, что она отказалась молиться за больную мать. Как в другой раз она осмелилась, наконец, надеть черные обтягивающие лосины, как остригла волосы и перекрасилась в черный! Толпа визжала от удовольствия! И множество народа слушало ее с услаждением…Эта девушка стала законодательницей моды на долгое время. Ее девизами были: «Одевайся так, как хочешь!» и «Одевайся так, чтобы все хотели секса с тобой!». На том же настаивали и многие другие исполнители. Каждые полгода Тэа покупала новые майки своей любимой марки «Маак», что с древнего наречия переводится как «Похоть». И прически также изменили, многие стали состригать свои волосы, но не со всей головы, а лишь с одной ее половины. Другие обрабатывали волосы так, чтобы заставить их торчать из головы уродливым образом в самых различных формах. Третьи делали и первое, и второе, кроме того красили волосы в какой-нибудь яркий цвет, например красный, или зеленый.

Способные похвастаться красивым телом покрывали себя татуировками. Всяческими непристойными, похабными надписями и рисунками. Девушки делали эти татуировки в таком месте, чтобы одновременно с яркостью этот рисунок был еще и сексуально привлекателен.

Наконец, некоторые из этих групп в своих песнях воспевали блаженство и радость наркотической эйфории, сексуальной распущенности и вседозволенности, они прославляли пьяниц, убийц, насильников. Самой популярной песней той эпохи стала песня одной из таких групп под названием «Выживай, если силен». Ее сочинила одна группа, которая очень нравилась Тэа, и эту песню пели все остальные группы, она была чем-то вроде золотой классики. На каждом концерте, под грохот барабанов, шум и рев пьяной толпы, сквозь задымленный и темный зал летели в несчастные затуманенные головы слова:

Выживай, если силен

Побеждай сам себя

Если выжить не можешь,

То убейся, убейся, убейся!

Эту песню пели молодые люди друг другу, ее исполнили в различных стилях, с различными инструментами. Эта культура отравила все молодые души, а лучше сказать, что отравила каждую душу.

Тэа любила эти песни, в комнате ее даже на стенах висели черно-красные плакаты с изображением различных исполнителей — ее любимых групп. Символика этих групп была пропитана насквозь идеями смерти, страдания и бунта. Бунтом, страданием и смертью Тэа заполнила свои стены, развесив на них эти плакаты. И белые стены ее комнаты, казалось, почернели от того. И любила эти группы Тэа, и любила эту музыку, и одежду и бунт, и тьму своей квартиры она полюбила. Под подушкой у нее всегда лежала толстая черная тетрадь, изрядно потрепанная и так же пропитанная этой тьмой. Это был дневник ее, в который она регулярно записывала свои переживания и размышления. Особенно сладко она описывала свои посещения концертов этих групп, особенно радостно она писала о мраке своей комнаты, особенно горько она писала о страхе ее при созерцании неба ночного и звезд. Ибо не опустила Тэа своих глаз, но возвращалась снова и снова к величию неба, к величию звезд. И всякий раз, и каждый раз сильнее, наполнялось ее сердце страхом и ужасом, когда она видела эти звезды. Восторг и эйфория захватывали ее всю целиком, но лишь на миг, и в следующее мгновение они повергали ее в ужас… Ибо тьма, которую так любила Тэа, словно бы обжигала в моменты созерцания величия Того, Кто создал это небо и эти звезды.

Временами в гости к ней приходили подруги и одноклассницы. Однажды одна из них упрекнула Тэа в том, что та «вся с формами, а без перепихона». Эти странные слова можно перевести так: хороша телом, а без секса. Тэа этот укор смутил и даже обидел. Потому что она в действительности была прекрасной, стройной, черноволосой и черноокой. А в угоду моде она и губы свои постоянно красила черным, потому и всю ее можно было бы назвать черненькой. Лицом она была мила, имела прекрасной формы носик, аккуратные губы, немного узкие глаза, а лицо ее было не худым, но и не толстым. А была она хороша вообще, прекрасна в том смысле, в каком девушка действительно прекрасна. Но красоту эту Тэа в самой себе губила. Губила, например, металлическими шариками, которые врезала в нос, губила толстым слоем черной помады на губах, губила жирным черным обводом своих нежных глаз, губила своим злым, холодным взглядом. Такой она видела себя, когда стояла перед зеркалом и любовалась собой после укора того от подруг. И думала она о том, что, действительно, надо бы ей соблазнить какого-нибудь парня.