Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара. Страница 43

А тут такой подарок — взгляд со стороны мужчины, да ещё и песня. Это вам не картина, в которой порой можно разглядеть, что угодно. В песне — слова, которые можно понять. Расшифровать. Использовать в качестве волшебной точки в конце наших отношений.

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони.

Звучит красиво, правда? По крайней мере, более позитивно, чем последняя написанная Данилой песня, которая начиналась со слов: «Убей карательной стрелой истлевший вздох моей агонии».

Помню, как он писал её, облокотившись на подоконник, и, не переставая, бормотал первую строку. Мне до жути хотелось предложить ему зарифмовать агонию с бегонией, поэтому я заставила себя прогуляться в магазин. Я никогда не понимала тьму его души.

Кстати, да, я ничего не путаю, Данила сам пишет песни «Анатомии» — и музыку, и слова. Так было с самого начала. Остальные члены группы — исполнители, они подчиняются своему лидеру во всём.

Выходя с очередного урока, я напевала, пытаясь угадать мотив «Души на ладони», когда позвонил Олег Максимович. Сделала глубокий вдох, чтобы набраться терпения, и ответила. Сейчас речь пойдёт о подарке, не иначе. Говорила же, если он что задумает, то не терпит отлагательств.

— Ника, есть разговор. Ты можешь встретиться?

— Что-то случилось?

— Ты где сейчас?

— На уроках.

— Когда домой?

— К пяти. А что?

— Жених где?

…

— Его нет.

— В командировке что ли?

— Что случилось, Олег Максимович?

— Я должен с тобой поговорить… не по телефону. Могу подъехать к пяти.

— Что-то серьёзное?

— Ник, ну, наберись терпения, а?

Продиктовала адрес. Неприятное предчувствие щекотало кожу. Понять бы, почему у Олега Максимовича так изменился голос. Почему он рубит слова, как капусту. Хотелось всеми силами отсрочить эту встречу. Или потребовать объяснений прямо сейчас, по телефону.

От волнения ходила по квартире кругами. Маленькими, по моей квартирке особо не разгуляешься, особенно когда везде, куда ни глянь, — зарисовки третьего Резника.

Олег Максимович выглядел странно. Ладно, что в костюме, ведь приехал с работы, но растрёпанный, неестественно прямой, неловкий. Хорошо хоть взгляд не прячет.

Он сел, а я осталась стоять, слишком разволновалась.

— В прошлый раз ты откровенно высказалась в мой адрес, — начал он.

— Это было непростительно. Я испугалась и…

— Мы стали друзьями, Ника, и ты поставила мне несколько условий — купить очки, тапочки…

— Это не условия.

— Я посчитал их условиями нашей дружбы. Я перестану валять дурака, но и ты тоже выполнишь моё условие.

Смотрит на меня так пристально, что пальцы на ногах поджимаются. Если он заикнётся о близких отношениях, я… уж лучше гончарный круг.

— Избавься от своего жениха.

— Почему? — произношу ровным тоном. На самом деле я ожидала чего-то подобного. Предпочла не задумываться об этом, но предчувствовала, что не услышу про Данилу ничего хорошего.

— Потому что Данила Резник — гиблое дело.

Олег Максимович повторил слова из моей юности. Однажды то же самое сказал сосед Гриша, защитивший меня от внимания Данилы.

Взгляд моего обычно благодушного клиента казался тяжелее могильной плиты.

— Некоторым нравятся такие мужчины, но ни к чему хорошему это не приводит. Забей на него, Ника.

Моё тело сотрясалось с каждым ударом сердца. Я попыталась сесть, но не могла найти места, поэтому присела на корточки, обняв колени, как ребёнок.

— Откуда вы знаете Данилу?

— Я его не знал и не знаю. Понятия не имел, с кем ты встречаешься, только помню, что он музыкант. Недель шесть назад ко мне явился незнакомый парень, не назвал своего имени и сразу приступил к угрозам. Требовал, чтобы я отказался от твоих уроков…

Кровь отхлынула от моего лица, от всей моей кожи. Я парила в невесомости. В небытие. Одно дело — ожидать плохие новости. Совсем другое — их получить.

— Всё логично, Ник, ведь ты ходишь ко мне домой, а я — свободный мужик с деньгами, вот парень и приревновал. И не обижайся, что я тебе не сказал, такие вопросы решаются строго между мужиками. Сколько раз из-за баб дрался, и не вспомнить. Я вон и с Кристинкиным бывшим на прошлой неделе хорошо сшибся. Разобрались по-мужски — и всё, никакой болтовни.

— И всё? — с пустой надеждой спросила я.

— Мы с Резником и не дрались толком. Он просчитался, не знал, что я с детства занимаюсь единоборствами. Я вздёрнул его, потрепал, он вроде успокоился. Признался, что влюблён в тебя с детства и жутко ревнует, выглядел искренне расстроенным. Чуть не плакал, извинялся, умолял тебе не рассказывать. Я пожалел идиота и взял с него обещание, что эта фигня не повторится. Ты выглядела довольной, а потом замуж собралась, значит, всё норм. Вообще у меня железное правило — не лезть в чужие отношения, только если по морде дать. Но что-то меня не отпускало, поэтому я решил… раз мы теперь друзья, надо его проверить. Узнал его имя, сделал пару звонков. Ты ведь больше не занимаешься с Симоновым?

Симонов был в числе учеников, которые отказались от моих уроков во время наших отношений с Данилой.

— Нет, он отказался от уроков.

— Не знаю, как он это объяснил, но причина в твоём женишке, он и Симонову угрожал. Я навёл справки о Резнике… у него репутация жестокого и мстительного человека. Ник, помнишь, у меня были проблемы с машиной? Какой-то козёл взломал бензобак и залил туда воду.

— Помню.

— Так вот, это случилось через две недели после угроз Резника. Я ещё со шпаной во дворе разбирался, впустую, потом бывшего Кристинки по городу гонял, тот клялся, что не его рук дело. А теперь вот задумался. Доказательств у меня нет, но вот такие дела.

Да, дела у нас именно такие. Плохие.

— Ника, ты читала тексты песен Резника?

Бессознательные немигающие женщины не отвечают на вопросы. Они парят в ином пространстве. Данила угрожал моим ученикам, требовал, чтобы те отказались от уроков.

Самое странное, что часть меня не удивлена этой новости. Ведь я так и не расслабилась с Данилой до конца, инстинкты не позволили. Продолжали бить тревогу. Я сдалась ему, но где-то внутри, очень глубоко осталась тень подозрений.

И вот теперь мой клиент произнёс слова, заставившие меня сжаться на полу жалким цыплёнком.

— Ника, ты в порядке?

— Мне не нравится его музыка, — отвечаю чуть слышно.

— Я спрашиваю о текстах. Ты их читала?

— Мне достаточно того, что я понимаю со слуха. Я не чувствовала в Даниле родства с этими песнями. Со мной он был другим, нежным, предусмотрительным. Он… никогда при мне не ругался… у него даже татуировок не было… Знаю, что говорю глупости, цепляюсь за ерунду, но понимаете, со мной Данила был светлым и нежным. По крайней мере, в начале.

Я говорила о Даниле в прошедшем времени, позволяя Олегу Максимовичу самому сделать выводы.

На лице мужчины отразилась такая пронзительная жалость, что хотелось завыть в голос.

— В начале? Значит, ты и сама уже поняла, что от таких мужиков надо бежать. Я зря пришёл, ты и так всё знаешь. Терпеть не могу вмешиваться, +++, и вот, пожалуйста, такой расклад. И про судимости знаешь, да?

Олег Максимович смотрел с меня с надеждой. Он развернулся к входной двери, стремясь поскорее убраться отсюда, из моей гнетущей реальности.

— Откуда же я могу о таком знать? — я уже не сдерживала слёз.

Мягкий, нежный Данила.

— Против Резника в Москве было возбуждено несколько уголовных дел за умышленное причинение вреда. Говорят, всё было серьёзно, но Резник отделался 115-той статьёй и штрафами. Он очень хорошо это скрывает, в сети ничего нет. У Резника имеются связи. Скажем так: помогают высокопоставленные фанаты его музыки. Но, говорят, корни его проблем уходят далеко в юность, подробностей я не знаю. — Глубоко вздохнув, Олег Максимович взъерошил волосы. — Ника, прости… я не люблю лезть в чужие дела, но раз уж… я не смог промолчать.