Две томские тайны (Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович. Страница 51

Доктор исторических наук не сдержал улыбки и, пригубив ароматный кофе, сказал:

— А может его и вовсе бы не было? Туркмены-сельджуки, захватившие Константинополь, променяли свою энергетику на комфортный быт, а идеология и вера — дух Восточной Римской империи — отошли к Москве. Крымские татары переняли турецкую роскошь, а боевой настрой монгольской орды оставили снова русским вместе с кличем «Ура!». История не знает сослагательного наклонения. На этой земле — от Дуная до Енисея — всегда жили два больших народа. Скифы и саки, сарматы и гунны, русские и татары. И в единстве они достигали такого могущества и процветания, что им завидовал весь мир.

Зимой Артур уговорил отца пойти на лекцию одного чудаковатого профессора в пединститут. Лысый, с бородкой-клинышком, он с фанатизмом убеждал аудиторию, что подземные ходы — это часть древнего города, существовавшего тысячелетия назад на месте современного Томска.

— На старинных картах чуть выше места слияния двух полноводных рек помечен город с романтическим названием — Грустина. Град у устья. Явно славянского происхождения.

Сабанаевы скептически переглянулись.

— Разве не тюрки испокон веков населяли Сибирь? — тихо спросил сын.

Отец почесал седой затылок.

— Видимо, какое-то славянское поселение. Может, новгородцы ходили за Урал ещё до Чингис-хана. В Золотой Орде, думаю, люди тоже мигрировали из одного места в другое.

Но дальше экзальтированного лектора просто понесло. Разрозненные фрагменты из разных эпох он смешивал в одну кучу. Обнаружив где-то грунт с примесями извести и кирпичной крошки, сделал скоропалительный вывод, что холмистый рельеф города имеет рукотворное происхождение. Его Грустина сразу разрослась до размеров Рима, а по возрасту даже оставила «вечный город» далеко позади. Ведь её основали ещё гиперборейцы, представители исчезнувшей арктической цивилизации многие тысячи лет назад. С наступлением Ледникового периода местные жители ушли под землю, обустроив там целый город.

— Грустинцы были, безусловно, развитым народом, имели собственную письменность. Европеоиды по внешности, они славились своим здоровьем и крепостью тела, как истинные сибиряки.

Дальше — больше. Несметные сокровища, древние книги в хорошо вентилируемых катакомбах.

Но чем нелепее были его идеи, тем сильнее они заводили публику. Представительница одной туристической фирмы даже предложила профинансировать издание романа о подземном городе. Сюжет, правда, банальный: современный человек через временной провал попадает в древнюю Грустину и там находит свою любовь.

Выйдя из аудитории, Наиль Виленович долго ругался. Выражения «бред сивой кобылы», «палата № 6», «психиатрическая клиника» были самыми цензурными. Но потом призадумался и сказал:

— Хотя… У каждого — своя Грустина. Но эта — всё равно чересчур.

За ужином разговор снова зашёл о древнем городе. Отец отошел от эмоций и окончательно определился во мнении.

— Улым, а ты мультфильм «Зима в Простоквашино» смотрел?

— Классный мультик! Он у меня на компе закачан. Часто просматриваю. А что?

— А ты помнишь, как дядя Фёдор с отцом-академиком под Новый год приехали в Простокваши-но к Шарику с Матроскиным?

— Что-то припоминаю. Отец дяди Фёдора ещё маску Деда Мороза на себя надел и спросил: «Угадайте, кто я?».

— Вот-вот! — обрадовался пенсионер. — А почтальон Печкин ему и говорит: «Иван Фёдорович Крузенштерн. Человек и пароход!»

— А папаша ему отвечает: «Ну вы уж совсем», — радостно подхватил Артур.

И отец с сыном дружно расхохотались.

— Так и этот профессор со своей Грустиной сильно палку перегнул, — откашлявшись, сказал Наиль Виленович.

А сын заметил:

— А я бы не отказался хотя бы одним глазком взглянуть на этих грустинцев. Интересно, какими они всё-таки были?

Поглощавшая шурпу абика внезапно встрепенулась.

— То же мне — невидаль?! Да смотри, сколько в тебя влезет! Атая родного, что ли, никогда не видел? Чистокровный груштинец!

Сын и внук недоумевающе переглянулись, а старая Зульфия снова принялась за еду.

— Груштина — эуштина, груштина — эуштина, — приговаривала она, шамкая беззубым ртом.

Доморощенным исследователям срочно потребовалась консультация специалиста. Но отец со старшим сыном-историком не разговаривал, как Матроскин с Шариком, и на встречу с Фаритом отправился Артур.

Профессор принимал на кафедре долги у студентов. Младший брат, ещё не вышедший из студенческого возраста, ничем не отличался от будущих историков и, не привлекая к себе излишнего внимания, дождался в аудитории, когда уйдёт последний двоечник.

— Как здоровье атая? — поинтересовался Фарит.

— Как перпетуум мобиле [68]. Никому расслабиться не даёт.

Братья рассмеялись, и Артур поведал, зачем пришёл: про Грустину и подземные ходы расспросить.

Фарит Наильевич усмехнулся.

— Вам точно делать нечего, Индианы Джонсы [69].

Разговор предстоял обстоятельный, и профессор предложил переместиться в кофейню.

По его научному мнению, древний город Грустина и подземелья Томска — совсем разные темы и принадлежат к различным эпохам.

На картах мира Ортелия и Меркатора XVI века, выполненных в мелком масштабе, действительно с координатами Томска обозначен город Грустина. Значит, это был достаточно крупный по меркам того времени город. При основании Томского острога в 1604 году московскому царю присягнули всего триста местных татар — эуштинцев. Маловато для города мирового значения.

Выходит, Грустина была кем-то разрушена, а её население уничтожено или рассеяно за несколько десятилетий до похода в Сибирь Ермака. Но кто это мог сделать? В междоусобных войнах в Сибирском ханстве такой геноцид вряд ли был возможен.

Некоторые историки считают, что Грустину разрушил Тамерлан в войне с Тохтамышем. Но эти события происходили в конце XIV века, и даже для европейцев, бывавших в Сибири тогда очень редко, ошибиться на двести лет — чересчур. А вот поход в Западную Сибирь шейхов из Бухары для обращения в ислам местных инородцев вполне мог состояться в XVI веке.

Тоянов городок и татарские сёла рядом с Томском — остатки древней Грустины, которая просуществовала приблизительно семь-восемь веков. Торговую факторию на перекрёстке сибирских рек Томи и Оби, видимо, ещё в первом тысячелетии нашей эры создали совместно среднеазиатские и новгородские купцы как перевалочную базу для обмена пушнины на экзотические южные товары. Хотан — крупный торговый город в Центральной Азии — ещё называли Гаустана. Это название вполне могло со временем превратиться в Гаустину. Буква «Г» в языках восточных тюрок исчезла, и местные жители стали называть себя эуштинцами. Но славянские корни имеются. Тот же Меркатор на карте рядом расположил город Серпонов, саму провинцию назвал Лукоморьем, а внизу под Грустиной сделал приписку: «холодный город, в котором татары и русичи проживают совместно». Наверное потому среди эуштинских татар и сегодня встречаются светловолосые и голубоглазые люди.

Братья посмотрели друг другу в глаза. У Фарита, как у деда Акрама Мансурова, — глаза карие, а у Артура — темнее, почти чёрные, росомашьи глаза Фирузы. Голубых грустинских глаз ни один из сыновей от отца не унаследовал.

— А подземелья типичны для всех старинных сибирских городов. В Иркутске и Тобольске о них сложено не меньше легенд. Это уже — купеческое наследие, — расплатившись за кофе, сказал профессор на прощание.

Мебель для кабинета изготавливали на фабрике по индивидуальному заказу. Дизайн Фарит подсмотрел в профессорском читальном зале университетской библиотеки. Высокие, до потолка книжные шкафы со стеклянными дверцами, массивный письменный стол, обтянутые натуральной кожей кресла и диваны. А в качестве материала тогда ещё преуспевающий бизнесмен выбрал ольху. Его пленил тёплый золотистый с едва уловимым красным оттенком цвет, и необычный узор древесины с сердцевинными лучами.