Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard". Страница 17

В голове белым шумом заиграло девчачье шушуканье и насмешливое хихиканье. Неумеха — так они сказали? Не выходит играть по уже написанным нотам, не получается повторить чужое произведение. Учитель укоризненно покачал головой, махнув рукой, мол, ещё раз, с самого начала. У девочки вспотели ладони, кожу на подушечках изрезали струны, коленки начинали трястись, как будто пол под ногами сам по себе дрожал. Щёки горели не то от стыда, не то от негодования. Если к концу репетиции не получится сыграть композицию, тогда и выступления не будет, а Лирет так хотелось. Она взяла себя в руки, подобрала весь свой страх, скомкала и выкинула прочь. Даже когда другие девочки уже ушли домой, а учитель предупредил, что до поздней ночи не собирается задерживаться, Лирет нещадно и упорно скользила смычком по струнам, не слыша ни своего дыхания, ни чужого голоса. Все посторонние шумы сбились в кучку и шелестели где-то далеко за пределами музыкальной вуали. Мелодия наконец-то отыграна, отточена и отполирована. Едва звучание замолкло, и во всём здании музыкальной школы погас свет. Домой девочка вернулась поздно, пальцы левой руки были облеплены пластырями.

Лирет прижала скрипку к себе. Выступление завтра. Не первое, но очень важное для девочки, потому что придут друзья. Она хотела сыграть для них. Девочка никак не могла заставить себя уснуть. Завтра она проснётся рано, если, конечно, уснёт, отыграет мелодию ещё раз, затем мама усадит её у зеркала и сделает красивую причёску. Платье уже висело в шкафу, выглаженное и благоухающее стиральным порошком. Блестящие туфельки аккуратно стояли в уголке. Девочка сомкнула веки и сделала несколько глубоких вздохов. Все переживания в голове вдруг превратились в ленивые облака.

И вот Лирет открыла глаза и содрогнулась, словно внутри рухнул мир. Она стояла на сцене, как будто кто-то выхватил её из мятежного полусна и поставил на освещённый прожекторами паркет, как игрушечного солдатика. Девочка, в плену светового столба, робко топталась на месте прямо в пижаме, а по ту сторону доносился гул публики, незримый и потопленный во тьме зала. Лирет сжимала Ви-Ви, обнимала её от страха, как игрушку, а сама явственно ощущала, как тысячи глаз пытаются смять её в безжизненный комок. Из тьмы мерцали голодные глаза хищников. Кто-то засмеялся, да так ехидно, что по коленям хлестануло невидимым кнутом. Девочка осела на паркет, трясясь. Она уткнулась мокрой щекой в холодный гриф Ви-Ви. Над ухом склонилось что-то невидимое и тёмное. Оно заговорило разными и отвратительными, как ядовитая слизь, голосами:

— Неумеха, бездарность, пустышка, — прошелестело оно. — Бездарность, неумеха, пустышка. Бездарность. Бездарность. Бездарность!!!

Лирет выронила скрипку и зажала ладонями уши, пронзительно взвизгнув.

Девочка, встрепенувшись, соскользнула с кровати и кубарем рухнула на пол. Следом, откуда-то из полумрака, по макушке стукнуло чем-то деревянным. Лирет пугливо заметала взгляд по комнате, утонувшей в блеклых красках утра. В ушах стоял тревожный барабанный бой. Девочка сидела на полу, будто до сих пор была в паутине кошмара. Медленно расцвело, и занавески сделались белыми от восхода. Внезапно тишину разразила трель, и с книжной полочки в воздух взметнулись крылатые часы. Жужжание слилось с противным треньканьем, и если будильник не поймать, то он так и будет воздействовать на нервы. Лирет, моментально взбодрившись, стала прыгать по комнате. Надоедливый циферблат нарочно воспарил к потолку. Девочка всё же вырубила проклятый будильник подвернувшимся тапочком. Замолкший будильник понуро вернулся обратно на полочку.

Не позавтракав и едва проснувшись, Лирет принялась репетировать. Она морщилась, когда приходилось сильно зажимать струны. Дурацкая мелодия! Струны Ви-Ви недовольно дрожали, как будто пробовали на вкус отвратительные ноты и выплевывали звук. Почему же так выходит? Музыка, которая приходила Лирет на ум во время импровизации, звучала куда гармоничнее, словно тысячи великих скрипачей поделились своим даром с девочкой. Сейчас происходило что-то неописуемое: скрипка содрогалась в каком-то страдальческом стоне — как руки подменили! Лирет пыталась пустить по струнам прану. На выступлении не будет никаких зрелищ, поскольку младшая группа едва только освоила скрипку, однако девочке стало любопытно, сможет ли прана выровнять мелодию. Струны загорелись, как раскалённые, смычок коснулся сияния — и тут на всю комнату раздался невыносимый скрипичный визг. Лирет едва не выронила Ви-Ви: талисман противился этой чужой мелодии. Как же быть? Ещё вчера все получалось, а сегодня руки позабыли всё.

Вечером мама возилась у зеркала, шарила по шкатулкам, искала самые красивые заколки. Лирет удручённо сидела напротив собственного отражения и угрюмо ссутулилась, поправляя низ платья. Это платье показалось ей вдруг слишком кукольным.

— Выпрямись-ка, — похлопала по плечу мама. — Какую тебе заколку: «сияние аквамарина» или «багровый закат»?

По виду обе выглядели одинаково, но стоило зарядить праной маленький камешек на кончике заколки, и оттуда распускался иллюзорный цветок, окутанный мягким сиянием. Лирет без интереса разглядывала их: ни «аквамарин», ни «закат» нисколько не привлекали сегодня, а ещё недавно она вцепилась в эти заколки, выклянчив у мамы. Девочка стянула резинку с волос, на плечи упали медные ручейки.

— Хочу вот так, — глухо сказала она.

Мама наклонила голову, нахмурившись. Посмотрела вначале на отражение Лирет, а потом на неё саму, будто то были два разных человека.

— Ты чего не в духе? Что произошло? — поинтересовалась мама. — Давай рассказывай, ну?

— Ты же слышала тот отвратительный звук утром, — вздохнула девочка, опустив глаза. — Это все слышали. У меня не получается играть, — совсем беззвучно прошептала она.

— А оно и не будет всё сразу получаться, — наставительно сказала та, прямо как учительница. — Ты ещё маленькая и учишься. Поначалу всегда так — постоянно ошибки, а потом всё станет ровненько.

— Нет, ты не понимаешь, — подняла заблестевшие глаза Лирет. — Я умею хорошо играть только свою музыку, а по чужим нотам выходит криво!

Девочка закрыла руками лицо, сдерживая слёзы.

— Так! — бодро провозгласила мама. — И как ты собираешь стать великой скрипачкой? Ну? — голос был напорист и решителен. — Оставь свои слёзы дома и покажи им всем сегодня, ясно? Ты сможешь, так что иди смело.

Лирет шмыгнула носом.

— Сейчас сделаю тебе волосы красиво, — улыбнулась мама.

А что, если этой поддержки теперь было мало? Для не первых шагов одного маминого «ты сможешь» уже недостаточно. Талант развивался, а вместе с ним хотелось слышать другие голоса, которые верят в силы юного музыканта. Остаются только друзья: они придут, а это уже значит, что они верят. Лирет собралась с духом, сжимая мамину руку и идя к музыкальной школе. Народ столпился у входа, неторопливо протискиваясь в двери. Девочка всё оглядывалась, вытянув шею: не видно ли поблизости Карише и ребят?

Лирет всё ежилась, держа Ви-Ви. Закулисье наполнилось суетой, а по ту сторону, будто на тропе испытаний, отыгрывались музыканты и пели певцы. Волны аплодисментов провожали их со сцены и ждали нового выхода. Девочка обомлела, дожидаясь своей очереди. Минуты разбивались на осколки, терялись и отсчитывали время выхода. Лирет закрывала глаза, ей хотелась замедлить время, а в какой-то момент даже убежать подальше от голосов, звуков чужой музыки. Нельзя, решила девочка. А тут уже и выходить пора. Страх пришлось загнать в задворки разума, а ноги — заставить держаться крепко. Лирет шагнула навстречу свету, в лицо хлынули овации. Девочка растерянно окинула взглядом зрителей, которые в тот момент казались безликими за вуалью полутьмы. Вот они, голодные звери.

Лирет сделала глубокий вздох. Кислород медленно наполнил лёгкие, и вместе с этим померк остальной мир. Остались только свет и Ви-Ви. Пальцы заиграли по струнам, дрогнул смычок. Мелодия ускользнула во тьму, отправилась в странствие по залу, похожему на дремучий лес. Нельзя смотреть туда, нельзя никого искать, но девочка нарушила закон и отчаянно заметала взгляд. Лица, всюду лица: дети, учителя, родители. Вон там, за третьим рядом, мама — смотрит с надеждой, сжимает край юбки и внимает. А где же друзья? Где Карише? Где их исполненные надеждой глаза? Взгляд дрожал и метался, как смятённая птица в клетке. В мелодии скользнула фальшь.