Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard". Страница 15

Мама обожала печь выпечку: шарлотки, кексы, пирожные. Папа даже как-то обмолвился, что в молодости у него было много девушек, и ни одна из них не готовила так вкусно, он вообще сомневался, что бойкие девчонки, какой была мама, способны выдержать времяпровождение у плиты. Сегодня мама наготовила кексов — целый противень — и, пока Лирет возилась у себя в комнате, завернула в бумажный пакет несколько кексов. Девочка только услышала, как дверь в прихожей щёлкнула замком, а затем она подскочила к окну, нырнув в вуаль штор. Мамина фигура скрылась в дверях дома напротив. Лирет, пленяемая любопытством, так и прилипла к стеклу: не уж-то и взаправду драться пошла?

***

Чужой запах. Запах женщины. Герт наверняка собирался вынести мусор, раз открыл дверь так скоро. Кита бесшумно свесил ноги с кровати и слез. Тихонько скрипнули половицы. Мальчик осторожно прильнул к двери ухом, поморщив нос. Два приглушённых голоса доносились снизу и невнятно растворялись в застойном воздухе. Гости? Кита, приоткрыв дверь, протиснулся наружу, на цыпочках прошёлся по старому, изъеденному молью ковру и спустился на ступеньку вниз. Мальчик замер, прижавшись спиной к стене. Из прихожей чужой запах ощущался так, словно гостья стояла близко. Пахло, как от булочной, но в этом запахе угадывались нотки цветочных духов и стирального порошка. Мальчик высунулся одним глазком.

— Вы знаете, Кита совсем не такой на самом деле, — голос Герта звучал робко, будто его заставили отчитываться. — Я даже не знаю, что на него нашло вдруг. Ремня захотел, видимо, — сам себе проговорил он.

— Вы вообще следите за ним? — женщина говорила сдержанно, мальчику она показалась знакомой. — А про птиц знаете?

— Д-да, — ещё неуверенней протянул он, словно услышал новость впервые. — Детское баловство, вот что я скажу. Сам в детстве любил голубя кокнуть. Ну, интересно было, что внутри тушки, — и ничего, никакого маньяка из меня не стало, — пожал плечами профессор. — Не срослось как-то, — тихо пробормотал он.

— Вам директор наверняка звонил по этому поводу. Вы разговаривали?

— Да, я тогда, кажись, учился картошку чистить. К телефону не успел подойти. — пробормотал тот. — Не очень-то и хотелось… — вполголоса добавил он.

— Картошка! — усмехнулась женщина. — А другие дети? Разве правильно просто так распускать руки? Сегодня мою девочку как толкнул, всё обошлось, конечно, но нельзя же так поступать, верно? Это ребёнок, ему нужно расти и развиваться, быть в движении, нужно куда-то девать энергию Вы хоть раз водили его на аттракционы? А в парк гулять?

— В «Боннюмей» иногда ходим, когда скидки на детские обеды, — почесал затылок Герт. — Игрушки собираю оттуда, — тихо проговорил он.

Та снова усмехнулась, покачав головой.

— Вы как будто не были ребёнком.

Женщина поправила выбившуюся из хвоста каштановую прядку, поджав губы. Тонкие пальцы сжимали бумажный пакет.

— И вообще, — гостья скользнула взглядом по прихожей, в тени лестницы что-то мелькнуло, — я бы хотела поговорить с Китой.

— Кита, выходи уже, — укоризненно вздохнул Герт. — Давно там стоит, прохиндей ушастый. Выходи-выходи, я, что ли, за тебя оправдываться буду? Останешься без чебуреков, — буркнул он. — Из дома выкину, — неслышно сорвалось с губ.

Ноги сами зашевелились, и Кита, шагнув из тени, нехотя поплелся в коридор. На него смотрела пара янтарных глаз. Твёрдый взгляд — от такого захотелось бы спрятаться, не будь там искорки материнской теплоты. У мальчика это вызвало какое-то забытое чувство, настолько давнее и саднящее, что отчего-то хватила тоска. В этот раз Кита не смог долго смотреть в чужие глаза, как делал обычно, и стыдливо вперил взгляд в половичок.

— Кита, — мягко обратилась к нему женщина и хотела коснуться.

— Ой, нет, — перебил Герт. — Не трогайте его — режет всех подряд. Я уже и не знаю, что с ним делать. На медосмотре сказали, прана, как у взрослого человека, ребёнок такое не умеет контролировать. Какой-то редкий случай, я сам так не понял, я археолог. Может, подрастет и тогда… ну… Вообще пёс его знает.

— Секундочку, — ладонь женщины обволокло золотистой праной. — Ничего страшного не произойдёт.

— Да мне-то всё равно… — сам себе сказал тот, пожав плечами. — Кровью не замарайте половичок только, — под нос пробормотал он.

Кита отстранился, съежившись. Ему хотелось броситься прочь и запереться в комнате, но тёплое прикосновение опередило мысли. Рука чуть растрепала отросшие белые волосы, отчего мальчика хватила лёгкая дрожь. Он обомлел, не в силах шелохнуться, и часто заморгал, всё так же разглядывая протертые дырки на половичке. Мальчик лишь на секунду испугался, что нити праны всё же заденут ладонь, пахнущую ванилью.

— О-о, — вполголоса удивился Герт. — У вас барьерная магическая ветка?

— Одна из направленностей, я медсестрой работаю, залечиваю послеоперационные швы, делаю перевязку, могу и отрубленный палец обратно присобачить, так что мне раны ни почём. Видите, полоски появляются? Это порезы поверх магической защиты, они не касаются кожи.

Кита не знал, куда себя деть. Топтался на месте сам не свой, а тёплая ладонь будто ещё и примагнитила его к полу.

— Посмотри на меня, Кита, — обратился мягкий голос.

Мальчик несмело поднял глаза. Смотреть он долго не смог, но запомнил очертания лица, которые теперь пытался представить, разглядывая сморщившийся под ногами половичок. Так давно никто не подходил настолько близко, так давно не прикасался тёплой ладонью.

— Я Сарена, — женщина чуть склонилась, взглянув тому в лицо. — Можешь звать меня просто тётя Сарена.

Она выглядела дружелюбно и в эту секунду показалась совершенно другим человеком.

— Лирет сказала, ты разговаривал, — продолжила она.

— Серьёзно? — изумился Герт, посмотрев на мальчика. — А со мной молчун молчковый. Несправедливо.

Кита поджал губы, отведя взгляд. Прана продолжала истязать руки женщины, и мальчику было неловко, пускай барьер и защищал её кожу.

— У меня кое-что есть для тебя, но ты пообещаешь, что не будешь больше обижать Лирет и других ребят, договорились? — Сарена протянула бумажный пакет, от которого веяло чем-то аппетитным. — Хорошо? Скажи что-нибудь.

Кита только кивнул. Он бы извинился за всё, но слова засохли во рту, а мысли в голове сбились в стайку свободных птиц. В руках шуршал бумажный пакет, тёплый и ароматный. Мальчику стоило лишь убедиться в содержимом, как в животе звучно заурчало. Кита поёжился.

— Профессор, да вы за питанием не следите, — заметила Сарена, покачав головой. — Ему расти и расти, а вы гадостью его кормите. Посмотрите, какое лицо бледное — гемоглобин упал. Это не хорошо, знаете ли.

— Блинчики и чебуреки — это не гадость, — проворчал Герт.

— А как же мясо, овощи и фрукты? — изогнула бровь та. — Вы себе что, дистрофика выращиваете?

Она вдруг коснулась бледных щёк мальчика. Кита, опешив, часто заморгал глазами, пытаясь спрятать смятённый взгляд. В итоге попросту зажмурился, как от прохладного бриза.

— Он у вас такой милый, — Сарена от умиления вдруг поменялась в лице, трепля того за щёки. — Разве не прелесть? Ну прелесть же! — она засмеялась. — А когда вырастет ещё и красавцем станет, если, конечно, вы его кормить нормально будете, — взглянула она на профессора, мальчик осторожно разлепил один глаз.

Внутри что-то содрогнулось, и этого Кита не смог понять. Глаза дрогнули, душа сжалась от трепета. Он на мгновение смог почувствовать себя ребёнком — тем самым ребёнком, к которому отнеслись со снисхождением, которого захотели направить на светлый путь. И тогда мальчику подумалось: а вдруг это шанс стать нормальным? Ведь в то мгновение он забылся настолько, что не слышал лиса, не помнил о трагическом дне, решившем судьбу Бореаля. Это шанс освободиться от пут терзаний и научиться улыбаться снова. Так тепло на душе впервые за четыре года, будто всё ещё можно исправить и изменить, подумал Кита. Пока есть время.