Импульс (СИ) - "Inside". Страница 113

— Нам надо поговорить.

— Ты можешь мне позвонить.

— Я уже звонил.

— Я бы перезвонила через полчаса, — повторяет Лорейн. — У меня была тяжелая ночь. Мы можем оставить это на завтра? Или хотя бы на вечер.

— Нет.

Тупик. Безвыходная ситуация. Ее лофт не предназначен для приватных бесед, здесь нет разделения пространства толстыми стенами, а тонкие пластиковые перегородки в кухне не спасут от посторонних ушей. Притворяться спящей бессмысленно: оба Кларка наверняка знают, что она здесь и не спит.

Эмили может встать в позу, окликнуть Лори. Мол, пора спать, все дела. И тогда она закроет дверь перед носом Чарли, сделает свой выбор, пусть и под давлением. Лучше так, чем никак.

И тогда они лягут спать вместе, инь-янем сложатся, черное и белое, карамель и перец, небо и земля. Уснут, уткнувшись друг в друга, проспят до вечера, а там, возможно, Лорейн все-таки отправится к брату навстречу.

Это было бы идеально, но Эмили так не может. Просто не умеет.

Поэтому она соскальзывает с кровати, шлепает к двери. Возникает в облаке света, как в кино. Постепенно проявляется на глазах, обретает черты и краски — сонные и спокойные.

У нее есть несколько секунд, чтобы рассмотреть Чарли, смотрящего на медсестру с нескрываемым презрением в точно таких же, как у Лорейн, глазах: метельно-снежных, осколочных, стальных. Только взгляд другой: колючий, ранящий, ненавидящий. Словно весь мир против него.

Вот что не так, понимает медсестра. Его лицо белое, восковое, лоб в морщинках, воспаленные глаза распухли и в ледяном свете кажутся темно-розовыми. Да и сам он изрядно схуднул — так же, как и сестра, только еще сильнее: под тонкой тканью кардигана видны острые углы его костей.

Он вдруг улыбается ей, и от этой улыбки у Эмили мороз по коже. Словно психованный, безумный, больной. Потому что здоровые люди так не умеют. Здоровые люди не вызывают приступ мгновенной паники, желание спрятаться и убежать. Здоровые люди не манипулируют другими, пытаясь сделать из них кукол.

Это их первая встреча лицом к лицу после возвращения в Лондон. И странно, что Эмили не находит в себе сил выполнить давнюю угрозу — хорошенько заехать ему по самодовольной роже.

Может быть, все потому, что этой самой самодовольной рожи здесь нет. Чарли Кларк выглядит не просто сломанным — из него словно все кости вытащили, оставив только мышечную память, благодаря которой он держится. Так выглядели наркоманы из приемки, вспоминает Эмили. Такие же, только взгляд не такой презрительный. Тем нужна была помощь, этому нужна его сестра.

Старшая Кларк поворачивается к ней, одергивает майку — бесстыдно короткую, едва прикрывающую ягодицы — складывает руки на груди. Что ты будешь делать сейчас, а, маленькая Джонсон?..

— Поговорите. — Эмили касается пальцами ее плеча, пытается передать всю свою силу в этом жесте. — Я пока приму душ. Надеюсь, получаса вам хватит? Я просто не очень хочу идти на улицу, — жалобно добавляет.

Лорейн коротко кивает, и на секунду в ее глазах мелькает благодарность. Она мимолетна, короче мгновения, но Эмили улавливает это. Изучила уже вдоль и поперек эти моменты-чувства. Кларк только так и умеет.

Ее Кларк.

В ванной пахнет имбирем и корицей: Эмили всюду оставляет свои метки, будь то чашка с отколотым краем, цветное полотенце или сладкий запах геля для душа, который так ненавидит Лорейн. У нее тут, конечно же, все горькое, цитрусовое, ручной работы. Ну да, шампунь за доллар разве что для мытья полов сгодится. И то — не в ее лофте.

Эмили включает воду, выкручивает оба крана полностью. Подкладывает пузырьки под струи, укладывает рядом полотенце. Создает иллюзию, строит уродливые замки. Все должно быть так, как она задумала. Тешит себя тем, что эта маленькая подлость когда-нибудь себя оправдает.

Любопытную кошку вздернули на веревке. Той самой, которую она сейчас затягивает вокруг своей шеи.

Эмили льнет ухом к двери, прижимается к ней всем телом, напрягает слух. Становится воздухом, пылью, крошками на паркете. Долго вслушивается в тишину, а потом наконец Лорейн тяжело выдыхает и говорит странным, непривычным для Эмили голосом:

— Чай?

И это «чай» режет без ножа. Вскрывает черепную коробку, вытаскивает из Эмили последние мозги. Кларк предлагает брату не кофе, не разбавленное кофеином молоко, Кларк предлагает чай. Символ тепла, дома, детства.

Они остаются стоять в коридоре только потому, что младший Кларк, кажется, просто игнорирует ее вопрос.

— Он знает, — глухо говорит Чарли. — Я уверен.

— Уверен или точно? — Кларк прислоняется спиной к стене, задевает рукой дверную ручку, и Эмили вздрагивает от неожиданности. — Опять параноишь?

— Ты ему сказала.

— Я ничего никому не говорила, — резко обрывает его Лорейн. — Ты бредишь, Чарли. Более того, в этом нет смысла. Без тебя никто ничего не может сделать.

— Даже Дэй?

— Даже твоя Дэй. Никто. И если он узнает, ты будешь первым, кого это коснется. Я говорила тебе это сотню раз, ты меня не слышишь.

— Я слышу.

— Только звуки моего голоса, видимо. — Эмили готова поспорить, что у Лорейн скривились все мышцы на лице. — Скоро все кончится. Я почти договорилась.

— Что он попросит?

— Попросит?

— Что он попросит взамен?

— Я не знаю. — Лорейн теряется. — Вряд ли что-то невыполнимое.

— А если?

— Ты переживаешь за него, меня или себя? Уточни, потому что я не знаю, как ответить тебе на этот вопрос.

— За всех троих, — следует ответ.

— Значит, только за себя. Он тебе ничего не сделает, пока ты со мной. У него нет на это власти.

— Он уже что-то делает. — Чарли подходит ближе. — Разве ты не видишь это? Со мной. С тобой.

— Ты боишься его так, словно он может меня убить. — Лорейн смеется. — Поверь мне, я сильная девочка, не пропаду. Я знаю, что сейчас трудно. Но это все кончится, поверь мне. Совсем скоро.

— Я не…

— Ты не виноват. Я знаю, Чарли. Просто так вышло. — Она вздыхает. — И тебе страшно.

— И тебе.

— Только за тебя. — Лорейн усмехается.

— Послушай, если он хоть что-то…

— Он ничего мне не сделает, — твердо произносит Кларк. — Все, что было можно, он уже сделал. Осталось только то, что нельзя, а этого я не допущу. Просто верь мне, ладно? И нет смысла врываться ко мне в квартиру каждый вечер, если я не беру телефон. И хватит ходить по улицам без зимней одежды. Ты невыносим, когда болеешь.

И вдруг она задыхается. Короткие, резкие выдохи, едва слышный стон и глухой удар о стену. Эмили зажимает себе рот руками, чтобы не закричать. Впивается в ладони зубами, пытаясь подавить желание выбежать. Это бы все испортило.

Это какой-то тупой, дурацкий выбор: либо спасти свою женщину, либо остаться до конца невидимкой и узнать еще что-то, что ей знать не положено.

Сердце рвется на лоскуты. Разваливается, распадается на кровоточащие куски плоти. Эмили прижимается к двери всем весом, грозясь выпасть в коридор вместе с ней. Чарли шипит что-то неразборчивое, только одной Лорейн понятное, но одна фраза слышится особенно точно:

— Сотру тебя в порошок.

Она кладет руку на замок. Почти поворачивает тугую ручку пальцами. Плевать, что потом Кларк с нее три шкуры спустит. Все лучше, чем позволить продолжить эту боль.

Но в голосе у Лорейн вдруг слышатся стальные нотки, хладнокровные, уже совсем забытые. Власть и лед. Морозная вишня. Сгнившее яблоко.

— Хватит. Мне завтра работать. Хочешь, чтобы кто-то еще умер из-за твоих глупостей?

Эмили чувствует: она столько раз выбиралась из передряг, что и в этот не сдохнет. Даст отпор, усмирит сумасшедшего брата. Вот только сумасшедшего ли?..

— Убирайся, — глухо повторяет Лорейн. — Не смей заявляться сюда и вести себя так. Иначе…

— Иначе что? Бросишь меня?

Эмили знает этот тон. За ним никогда не следует ничего хорошего — например, в прошлый раз Чарли чуть не сломал ее пополам о собственные принципы. Младшего Кларка шатает из стороны в сторону: Эмили помнит, что на курсах общей психиатрии они проходили подобные расстройства. Из нежного сероглазого ангела он за секунду превращается в морозного демона. Вопрос только — можно ли это контролировать?