Повелитель моря (СИ) - Миллерова Агния. Страница 58

— Вот как, — задумчиво сказал Анри. — И что ты хочешь делать?

— Я хочу отвести детей в Йаш. Если там их никто не ждёт, мы найдём новое место для деревни. Я буду учить их жить, пока духи предков не призовут меня к себе.

— Но ведь касик сказал, что деревня Йаш сожжена, а её люди убиты. Почему ты не отведёшь их в Нахо-Баалам?

— Человек, который рассказывал жителям Балам-Ха про то, что мою деревню уничтожили испанцы, лгал. Возможно, он лгал и про Йаш. Только побывав там, я узнаю правду. А люди из Нахо-Баалам больше не примут меня. Я привёл к ним тебя. Ты забираешь у них женщин и колдуна. Они не простят мне этого.

— Но детей-то они могли бы принять?

— Да, сеньор. И однажды это случится. Потом, когда племя примирится с испанцами. Я не хочу, чтобы сердца этих молодых майя отравляла ненависть.

Анри задумался.

— Ты мне ещё будешь нужен. Я не освобожу тебя от твоего обещания. Но я поговорю с гвардианом [97] и попрошу его задержать отход детей до твоего возвращения. Кроме того, если я верну женщин и приведу в Белиз колдуна, я мог бы рассчитывать на благосклонность губернатора. Я попрошу у него для вас землю для новой деревни.

— Нет, сеньор! — тряхнул головой старый охотник. — Эта земля и так наша. Мы уйдём туда, где нас будет трудно найти.

Анри пожал плечами:

— Как знаешь. Но жизнь в изоляции имеет свои тёмные стороны. Подумай об этом снова, Хуан. У тебя ещё есть время, — сказав это, он снова лёг, давая понять, что разговор окончен.

Индеец ещё немного потоптался на месте, потом развернулся и ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. Задув свечу, Анри прикрылся грубым полотняным одеялом и заснул.

Против обыкновения в это утро Анри разбудили не лучи восходящего солнца, а монастырский колокол, призывающий братьев к заутренней молитве. Утренний свет слабо проникал в узкое маленькое оконце кельи, выхватывая из темноты лишь едва заметные очертания немногочисленных предметов. Пошарив рукой на грубой деревянной тумбе, Анри нащупал огниво и зажёг свечу. Её жёлтое колеблющееся пламя сначала выхватило у тьмы небольшое распятие и лишь потом постель и вещи. Одеваясь, Анри услышал приближавшиеся гулкие шаги. «Не иначе Себастьян по мне соскучился за ночь», — мысленно усмехнулся Анри и, не дожидаясь стука, крикнул в сторону двери:

— Входите, капитан!

Дверь тут же отворилась, и в келью, позвякивая шпорами, вошёл дон Себастьян.

— Вы умеете видеть сквозь стены, Анри? — едва заметно улыбнулся он вместо приветствия.

— Нет, Себастьян, — улыбнулся в ответ Эль Альмиранте. — Я не умею видеть сквозь стены, но вашу поступь я не мог не узнать. Что привело вас ко мне в такую рань? Полагаю, вы пришли не для того, чтобы пожелать мне доброго утра?

Лицо аристократа приняло привычное сосредоточенно-серьёзное выражение:

— Вы правы лишь отчасти, друг мой. Зная вашу привычку вставать с рассветом, я намеревался не только пожелать вам доброго утра, но и присоединиться к вашему утреннему ритуалу. А заодно, полагая, что обязан вас обо всём информировать, хочу сообщить вам что лейтенант Контрерас пожелал исповедаться. Я не посмел ему отказать и уже отправил солдата сообщить гвардиану о желании идальго.

— Надеюсь, сеньор Мигель желает облегчить душу на самом деле, а не притворяется из хитрости. Ну что же, давайте отдадимся в руки Господа и перейдём к утреннему ритуалу, — с этими словами Анри задул свечу и вышел за доном Себастьяном из кельи.

В атриуме уже собралось десятка два солдат, ожидавших своего альмиранте. Скрытое лесом солнце золотило редкие облака и высокие каменные стены, окружавшие двор. Ещё прохладный после ночного ливня воздух был тяжёл и неподвижен, и шедшим по золотисто-розовым каменным плитам мужчинам казалось, что он приглушал звуки их шагов. Лишь голос монаха, поющего псалмы в одной из угловых капелл [98] разносился по всему атриуму.

— Командуйте сбор через полчаса, капитан, — обратился Анри к дону Себастьяну, закончив свои утренние упражнения, и отправился в свою келью.

Собрав вещи и довершив экипировку, Анри вышел на хозяйственное подворье. Там уже бегали солдаты, наполнявшие анкерки свежей колодезной водой и седлавшие лошадей. Поискав глазами своего белого жеребца, Анри заметил дона Себастьяна, отдающего распоряжения и направился к нему.

— Вашего коня сейчас приведут, сеньор Анри, — доложил капитан-лейтенант. — Монахи были столь щедры, что поделились с нами чесноком и хлебом. Так что людям будет чем перекусить во время привала.

— Хорошая новость, капитан. А про наших больных вы что-нибудь знаете? — поинтересовался Анри.

— Нет, но уверен, что доктор нам представит полную картину, когда соизволит объявиться.

Заметив солдата, ведущего на поводу двух коней с прикреплёнными к сёдлам анкерками, дон Себастьян забрал у него поводья и приказал оседлать коня и для идальго Контрераса.

— Капитан, пошлите кого-нибудь узнать, закончилась ли уже исповедь. Мы не можем уйти, пока я не поговорю с гвардианом.

— Да, адмирал, — ответил дон Себастьян, передавая Анри поводья его жеребца. Окинув взглядом двор, аристократ окликнул одного из солдат, наливавших воду в анкерки и, когда тот приблизился, отправил его узнать, освободился ли уже брат гвардиан, после чего принялся помогать Анри.

Приторачивая свои вещи к седлу, адмирал заметил одного из монахов, внимательно рассматривавшего солдат, словно кого-то искал среди них. Видимо, не справившись с поиском, он заговорил с одним из пехотинцев. Отвечая, солдат указал рукой на Анри. Монах кивнул и быстрым шагом направился к цели.

— Вы сеньор Анри Верн? — прохрипел францисканец, приблизившись.

— Да, брат.

— Брат Диего, наш гвардиан, желает говорить с вами, сеньор. Он ожидает в своей келье. Прошу, следуйте за мной, я доведу вас.

Следуя за монахом крытой галереей, обогнув Райский сад, Анри оказался в длинном коридоре, заканчивающимся крепкой резной дверью.

Постучав, монах отошёл в сторону, пропуская гостя. Услышав «Войдите!», Анри толкнул тяжёлую дверь и, почтительно сняв шляпу, шагнул в полумрак.

Келья гвардиана была гораздо больше, чем та, в которой ночевал Анри. Утренний свет, проникавший в комнату через два узких окна, открывал взору скромное убранство, состоявшее из большого стола с несколькими простыми стульями, полок, заполненных книгами, кровати, прикрытой точно таким же полотняным одеялом, как и в гостевой келье, и серебряным распятием на чёрном деревянном кресте, висевшим на стене над подставкой для коленопреклонённой молитвы. Перед распятием стоял пожилой сухощавый человек, одетый в традиционную для францисканцев тёмно-коричневую рясу, подпоясанную верёвкой, и кожаные сандалии. Его редкие короткие седые волосы, непокорно торчавшие в разные стороны, пронизанные светом, казались нимбом святого. Перестав перебирать пальцами длинные деревянные чётки, гвардиан повернулся к вошедшему с ласковой улыбкой:

— Приветствую вас, сеньор Анри, — сказал он и указал рукой на стул, — прошу, присаживайтесь. Разговор нам предстоит долгий, а в ногах правды нет.

— Благодарю вас, брат гвардиан, — почтительно поклонился Анри. — Но вначале позвольте мне выразить вам и всем братьям благодарность за ваше гостеприимство и заботу о нас.

— Благодарность принадлежит не нам, а нашему Господу Иисусу Христу, ибо ему мы служим, и предоставлять кров и заботу путникам есть наша обязанность, — голос у брата Диего был мягкий, обволакивающий.

Анри дождался, когда сядет гвардиан, и лишь потом уселся на предложенное место.

— Скажите, сеньор Анри, мне верно передали, что весь этот большой отряд и командующий им дворянин подчиняются вам?

— Да, брат гвардиан, ваш осведомитель весьма сведущ, — улыбнулся в ответ Анри.

В улыбке священника появилась хитринка:

— О — о — о, брат мой, вам не хуже меня известно, как полезно иметь при себе человека, обладающего нужными знаниями и умеющего ими вовремя воспользоваться.