Предрассветные боги (СИ) - Сергеева Александра. Страница 7
На этой просветительской ноте они и помирились, выработав новую программу обеспечения латий телами. То, что решение оказалось эпохальным, оба поняли почти сразу. Потому что у них был один единственный способ соблюсти все моральные принципы, отраженные в некогда незыблемых для них законах латий: внедряться только в специально созданные для этих целей тела. А эти тела, не задействуя потомство аборигенов, могли воспроизводить только они сами. Значит, отныне латии на этой планете могли продолжать существование лишь в телах женских особей, воспроизводя собственное потомство самостоятельно. Испытывать удовольствие Мара давно научилась, пусть и не столь яркое, как у людей. Но, в такие моменты хватало и этого: Перун стоял перед ней — как говорят местные — дурак дураком, и мысленно анализировал структуру своих органов воспроизводства потомства. Они явно промахнулись с его полом, не сумев вовремя проработать столь серьезную проблему и не предвосхитив сегодняшнюю драку. И вот эта высокопрофессиональная личность с довольно высоким уровнем интеллекта вцепилась в Мару мертвой хваткой, требуя немедленно родить ей новое тело подходящего пола. Обоснование было неубиваемым: во-первых, новая программа принята, во-вторых, собственный пол координатора вполне подходит для ее немедленного выполнения. Тут-то его и поймал вопрос Деснила, реакцией на который оказалась судьба лепех, вызвавших гомерический хохот людей.
…………
— А что за боги-то к нам в этот раз снизошли? — полюбопытствовал Деснил, отсмеявшись.
— Не скажу, — сделал вид, будто надулся, Перун. — Добрые боги. Второго Чернобога вослед первому среди них нет. Не должно быть, — поправился он.
— Значит, может, и случиться? — насторожился Деснил.
— Может, — беспечно пообещал Перунка.
Вот уж что-что, а одно про своих богов Белый народ уже прочухал: лжи в них не было ни капли. Не умели врать их боги, оттого, что просто не умели. Коли не желали говорить правды, так отбрыкивались, а то и пропадали с глаз. Но врать — никогда. На то они и боги.
— Как же? — испуганно пискнула Ожега, вцепившись в руку Деснила.
— Мы ж не ведаем, как Чернобог их терзал, — рассудил Перунка. — Чем одурманил, во что оборотил. Всякое может случиться.
— И что же будет? — с трудом вытолкнул из себя помертвевшими губами Ягдей.
— Отпадет надобность в одном теле, — удивился его непонятливости бог.
— Стало быть, такой бог нам не явится, — почти облегченно выдохнул Деснил, утирая лоб.
— А на кой он вам такой-то? — еще больше удивился Перунка. — Вон человек-то лишится рассудка, и то мороки с ним не оберешься. А безумный бог и того хлеще.
— А с ним-то что будет? — все никак не мог унять сердце Ягдей.
— Ну, отправим его туда ж, куда и Чернобога. Мара любому укорот даст, — хвастливо заявил мальчишка. — И вас обижать никому не дозволит. Я побегу?
— Беги, родной. Беги, — приходила в себя и Ожега. — Беги, пока я не окочурилась от твоих вывертов, — пробормотала она вслед несущемуся вскачь мальчишке. — Вот и поговорили, а, Мара? Совсем хорошо! — внезапно разозлилась она. — Этот запугал вусмерть! А сама смерть втихаря смылась!
Только тут Ягдей увидал, что на подстилке из шкур пусто.
— Вот так и живем, — пожал плечами Деснил в ответ на немой вопрос павера.
…………
Решение было принято. Решение, максимально отвечающее и потребностям латий, и ликвидации внутреннего конфликта, необходимость разбираться с которым отпала сама собой. Остались чисто технические вопросы, а они не обещали стать затратными и по времени, и в части приложения усилий. Круг кандидатов достаточно узок: это может быть только модифицированный ею организм, причем, либо доведенный до ума, либо на последнем этапе доводки. На сегодняшний день основной блок завершен только с братьями и Палюдом. У братьев генетически родственные организмы, их генный материал не был затронут в процессе модификации. Будь Мара биологом, она и тогда бы не смогла дать четкий ответ на единственно принципиальный вопрос: позволяют ли ее дилетантские манипуляции над собственным организмом считать его уже не родственным собственным братьям. Жива, как биолог, тоже не смогла дать однозначный ответ, из-за отсутствия необходимого лабораторного оборудования. Кроме, пожалуй, тех камешков и косточек, с помощью которых выстраивают свои прогнозы местные религиозные деятели. Ознакомившись с биологическими экспериментами координатора высшего уровня приложения, в целом Жива их одобрила и даже подключилась к процессу, но на генетическом уровне работать отказалась категорически. Мало того, предупредила, что возможные генетические заболевания, передаваемые при скрещивании родственников, без специального оборудования вычистить она не сможет. Природных же способностей латий на это не хватит даже грубо приблизительно. А если хватит, так только на «грубо», в результате чего приблизительно они получат мутантов, что вряд ли их удовлетворит, поскольку речь идет о собственном потомстве латий. Так что братьев, при прочих подходящих параметрах, придется исключить.
Палюд — биологический отец Перуна. А того — до обретения им вожделенного женского тела — можно использовать в качестве производителя, а потому скрещивание с Палюдом нецелесообразно. Из прочих в состоянии максимальной степени доводки пребывают двое: Ильм и Северко. Ильм женат на дочери Светогора Лине. У них здоровая дочь Ока, а Лина ждет второго ребенка и тоже девочку. При такой скорости воспроизводства у них вполне может родиться сын — второе поколение модифицированного объекта, более подходящее для функции производителя. Северко. Его отказ от добровольного пересмотра взаимоотношений с богиней вынудил Мару переориентировать его предпочтения на более подходящий объект. Ожега воспряла, а вот результат насильственного перестроения психики оказался отрицательным. Северко избавился от эмоциональной зависимости в отношении Мары, но не занялся изучением альтернативных вариантов, а погрузился в изучение собственной личности. Ожегу не удовлетворил полученный результат, и она потребовала у Живы «оживить иссохшуюся душеньку парня» — смешная у них бабушка. Та отказалась, заявив Маре, что в подобных ненаучных экспериментах над аборигенами участвовать не будет. А богине смерти — если та снова полезет не в свое дело — самой переориентирует все, до чего дотянется. Так что акт воспроизводства потомства с Северко может иметь негативный итог, если рухнет установка на избавление его от любовной дури, адресованной богине. Разве что…
…………
— Ты глянь тока, Северко! — возмущался Ильм, взирая с холмика на разбушевавшийся молодняк. — Опять эти серые поганцы жеребят пуганули! Я Драговитову Вукирке хвост выдерну, коли в разум своих сопляков не приведет!
— Вукадин! — покликал Зван побратима-волка и помог себе свистом: — Чую, ты где-то тут шляешься! А ну, подь сюда!
— Ага! — скривился Ильм. — Разбежался твой дружок на правеж вылазить. Дурак он, что ли? Небось, залег, где неподалеку, да зубы скалит — ржет над нами паршивец. Распустил их Вукир на дармовой-то жрачке. Небось, в лесу волкам с голодухи дурить не к месту. А на этих удержу…
Внезапно он заткнулся, ибо молоденькие жеребцы с кобылками разом угомонились, чему и сами поначалу немало подивились. А после и о деле припомнили, от коего их так бесстыже оторвали: опустили головы, зашебаршили губами в свежей весенней траве.
— Благодарствую, Мара, — приложил к груди руку остывающий Ильм. — Лишь у тебя управу найти и можно. А то вон Драговит…
— Я попеняю ему, — пообещала она, подходя ближе. — И Перуну внушение сделаю. Заигрался он в последнее время, от дел лытает. Молодые волки у него и впрямь в забросе. А на Вукира ты зря ругаешься. Не его то забота. Да и не по силам ему в сородичах древний волчий обычай ломать.
— Перунка малой еще, — попытался вступиться за общего любимца Зван. — Ему б побегать, поиграться с…
— Какой он малой? — одернула его Мара. — Ты, чего несешь-то? Вы, я гляжу, и сами заигрались в его детство. Все тетешкаетесь, потакаете во всякой глупости. А он древнее самых древних из ваших предков. Волчат вон изругали, а сами свою дурость изжить все никак не можете.