Моногамист (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 78
Насытился? Чёрта с два! Устал? Возможно, но сил ещё много и достаточно на долгое и многократное продолжение, только вот она спит… Она устала отдавать мне себя, устала звать меня, сгорая от нетерпеливого желания, всё так же, как и звала тогда, годы назад, по странной привычке, к которой приучил её я сам же… Только её… А почему и как, зачем придумал это тогда — сам не знаю, но с той поры так и повелось: я ласкаю её до тех пор, пока она не позовёт меня сама…
И сколько раз звала за эту ночь? Много… Я и не вспомню… А сколько раз кричала от наслаждения? Тоже немало… Да я и сам не отставал, повторяя её имя сотни раз и шёпотом, и криком, и стонами, как угодно… Но всё равно не удовлетворился так, как мог бы… Как бывало это с другими — отпустил и забылся, расслабленно закрыл глаза и спишь… С ней всё не так, с ней не конечная точка важна, а сам процесс, отсюда и эта бесконечная ненасытность, необузданное желание, которое можно лишь притупить ненадолго, но удовлетворить полностью — никогда…
Убираю с её лица спутанные волосы, снова целую, не в силах отказать себе в этом удовольствии, наслаждаюсь её беспечным сном в моих объятиях, в моей постели… нашей постели, но главное тем, насколько закономерно, правильно и совершенно то, что происходит сейчас в этой комнате со стеклянными стенами, залитой тусклым матовым светом ночной подсветки бассейна и террас…
В комнате делается светлее, небо сменяет вязкий чёрный цвет на сине-сиреневый, затем загорается розовым прямо над тонкой линией горизонта, мои веки тяжелеют, и я расслабленно забываюсь одним из самых спокойных и счастливых снов в своей жизни…
[1] Приглашение
Глава 42. 5+3
5+3 = простая математика моего счастья. Пять детских лет в моей первой семье, где я был любимым ребёнком, и три года в семье, которую я создал сам. Если обернуться назад и спросить себя, стоило ли мне рождаться и жить только лишь во имя этих 5+3, моим однозначным ответом будет — стоило.
Целых три года настоящей жизни, бесконечного, безмерного счастья в моём тёплом гнезде, где я был мужем и отцом…
Slowdive — Sugar for the Pill
Воскресенье. Июнь. Вечер. За окном дождь, серое небо сливается на горизонте с тёмными, почти чёрными водами неспокойного залива. Мы лежим рядом на мягких шезлонгах, спрятавшись от ветра и сырого холода за стёклами крытой террасы. Как же всё-таки хорошо, что я включил её в проект нашего дома, а ведь было немало сомнений на этот счёт…
Ветер гнёт упрямые макушки высоких елей, молодых деревьев в нашем саду, отрывая совсем недавно отросшие ярко зелёные мокрые листья…
Я обнимаю Леру крепче, прижимаюсь губами к её виску, интуитивно стремясь закрыть от несуществующего в просторной террасе холода и ветра. Она закрывает глаза, улыбаясь так мягко и так сладко… Волна нежности накрывает меня, наполняя, словно сосуд, до краёв, до того щедро, что излишки выплёскиваются наружу лихорадочными поцелуями… Я втягиваю носом запах Лериных волос за ухом, попутно целуя, и чувствую, как её ладонь находит мою, ласково сжимая, переплетая пальцы в неразрывное соединение… И вот так, держась за руки, словно дети, мы долго лежим, обнимаясь, сменяя поцелуи жадным обнюхиванием друг друга, пробуя на вкус то, что ещё не опробовано, или же это случилось слишком давно, а «давно» это было не далее, как сегодня утром…
Мы не можем оторваться друг от друга: нам не нужны рестораны, кино, вечеринки, выпивка и развлечения, самое большее, чего мы оба буквально жаждем в этот период нашей жизни — это просто быть рядом, как можно дольше, прижимаясь как можно плотнее, словно боясь не надышаться вдоволь, не насмотреться, не насытиться близостью друг друга сполна…
— У тебя веснушки!
Я так им рад, будто обнаружил нечто невероятное, но Лера только улыбается мне в ответ, и от этой улыбки я плавлюсь как итальянское мороженое в июльскую жару.
— Люблю дождь… — тихонько сообщает моя жена.
— Я тоже… Но в дождь грустно…
— Только не сейчас, — отвечают её тёплые губы, и мне даже не нужно открывать глаза — чувствую щекой её улыбку, — только не тогда, когда ты рядом!
— Нечестно, это была моя фраза! — замечаю.
— Да?
— Да!
— Тогда давай всё по новой? Люблю дождь…, - косит в мою сторону лукавым взглядом.
— И я люблю…
— Дождь? — её губы растягиваются в игривой улыбке…
— Если не прекратишь так мне улыбаться, то точно узнаешь, что я люблю!
— И что же?
— Уверена, что хочешь знать?
— Абсолютно! Сколько можно жить уже с тёмным рыцарем?
— Это я рыцарь?
— В каком-то смысле… да!
— Выходит, я спас тебя от чего-нибудь?
— Спас!
— От чего?
— От невежества в главном…
— В чём? — я догадываюсь, о чём она, но продолжаю настаивать.
Лера разворачивается, приближает своё лицо максимально к моему, настолько близко, что я с трудом могу фокусироваться, и смотрит в глаза своим бездонным синим взглядом… Долго…
— Так в чём же? — шёпотом, но упорно настаиваю на ответе, губы мои сами растягиваются в улыбке…
— Вот в этом…
Склоняется ещё ниже и целует, едва касаясь, дразнит, не давая мне прижаться плотнее, я уже отрываю свою голову от шезлонга, тянусь за ней, но не успеваю поймать, в итоге, не выдерживаю, мои руки заключают её в плотное кольцо, и я, наконец, получаю свой долгий глубокий поцелуй…
Спустя время Лера, ерзая и улыбаясь, пытается высвободиться со словами:
— Пусти… Дети увидят!
Но я не отпускаю…
— Пусти же… Лёша точно сейчас нас заметит!
Сжимаю её ещё плотнее, удерживая на себе и не позволяя даже шевельнуться:
— Что плохого в том, что родители любят друг друга, что не прячут свою нежность? Почему ссориться и выяснять отношения при детях можно, а любить нельзя?
— В каком смысле любить?
— Ну не в том, на который ты намекаешь! Уверен, что детям не вредно, а даже полезно учиться у родителей дарить ласку тем, кого любишь…
Жена задумчиво утыкается своим носом мне в шею:
— Ты, правда, так думаешь?
— Конечно! Чему мы можем научить их, если не любви? Науки они познают в школе, принципы взаимодействия с социумом — там же, но где их научат любить?
— А это наука?
— Думаю, да… Любить ведь тоже нужно уметь… Правильно…
— Тебя кто научил?
— Сам учился, шишки набивал…
— И сейчас продолжаешь…
— Конечно, не без этого. Как и ты, впрочем, тебя ведь тоже любить не научили, ты всё сама…
— Не знаю, никогда не задумывалась об этом. Но при детях мне неудобно…
— Мы ведь вместе навсегда, до самого конца? — внезапно вырывается из меня терзающий давным-давно вопрос.
Лера снова поднимает голову, смотрит уже серьёзно:
— Почему спросил?
— Хочу стабильности, надёжности. Хочу, чтобы моя жизнь была под контролем, чтобы было ясно, что день завтрашний несёт.
— Никто не может быть уверен в том, что случится завтра. Особенно ты.
— Почему это «особенно я»?
— Сам знаешь…
Резко вырывается, но я вновь не отпускаю…
— Ты что, решил играть сегодня в доминанта? Нет, я, конечно, признаю, что мужчине должна принадлежать главная роль, но нужно же и меру знать!
— Никому в семье не должно принадлежать главенство, не может быть главных и второстепенных, только двое равноправных, равнозависимых, равнобеспомощных друг без друга, а потому разумно сознающих необходимость в каждом вопросе приходить к консенсусу.
— Да? А почему ты меня тут держишь как клещ? Когда я хочу уйти уже полчаса!?
— А это я просто капризничаю! — отвечаю, широко улыбаясь. — Сама виновата, слишком надолго оставила меня одного, теперь я плохо справляюсь со своими руками! Я им говорю: «Ну отпустите же её, вон она нервничает, сейчас заедет мне ещё!» А они в ответ: «Да пошёл ты!» И так как страдать моей физиономии, они с головой тут совместно маются, как бы тебя занять, отвлечь…