Рикошет сна (СИ) - Агеева Рита. Страница 45
Следующим логичным шагом стало то, что технологией заинтересовались профессиональные контрабандисты, которым надо было провозить не только орудия пытки — но и вообще все на свете. Светлые же силы и обитатели Этой Стороны о волшебных трансформирующих составах узнали как раз от контрабандистов — и впервые попытались задействовать эту рецептуру для благих целей, то есть для энергетической конверсии. Так замкнулся уроборус зла, породившего добро.
Эмма потягивает целебный чай на основе красной смородины и ягод гронгко, заваренный Тильдой с целью ускорения процесса регенерации рикошетных ран. Ментор лукаво улыбается и говорит:
— Ну, ладно, так и быть. Я готова раскрыть одну пикантную тайну — и развенчать богатые и несусветные слухи касательно того, как и почему я превратилась из мужчины в женщину.
Вильгельм кусает губу, чтоб не рассмеяться, и откидывается глубоко назад в кресле-качалке.
— Про меня ходят слухи, что якобы я, еще будучи мужчиной, влюбился в Фаревда. Якобы я был удивительно хорош собой, но слишком горд для того, чтоб позволить себе привязанность хоть к какому-то живому существу. Якобы я подался в военную службу для того, чтобы еще больше подчеркнуть свое презрение к любви, нежности и взаимопомощи. Якобы я рвался бить, жечь и убивать, а не охранять и защищать.
Глаза Вильгельма бегают по потолку, губы продолжают дрожать от тщательно сдерживаемого хохота.
— Фаревд же, если верить слухам, изумил меня своим безобразием. Его косые глаза представлялись мне настолько тошнотворными, что я ничего не мог с собой поделать — и без памяти влюбился в них. Я старался попадаться мастеру на его косые глаза так часто, как только предоставлялась возможность — а он злился на меня и регулярно наказывал за назойливость. В конце концов, мои юные нервы не выдержали, и я решил выстрелить себе в голову из нового экспериментального оружия, которое находлось тогда еще на стадии испытаний в арсенале. То оружие было не смертоносным, но преображающим — с его помощью я надеялся излечиться от душевных страданий и сделаться бесчувственным. Но вот беда: после одного-единственного нажатия курка я нисколько не потерял чувстввенность — зато преобразился в женщину. Страдания мои от этого ничуть не уменьшилсь, а Фаревд не полюбил меня даже и в новом обличье. Пришлось мне покинуть его чудесный дворец и уплыть на Архипелаг, обливаться горючими слезами.
Вильгельм перестает сдерживаться и закатывается в приступе истерического смеха.
— А в чем же заключалась правда? — вежливо интересуется Арчи. Перебинтованный Байт лежит у него поперек колен на левом боку — поворачиваться на правый пока еще больно.
— Правда в том, что я, помимо того что карнавалет в шестом поколении, еще и восходящая в третьем поколении, — скромно улыбается Эмма.
— Да ты что! — мгновенно оживляется Арчи. — Ты из тех, кто реинкарнирует, стремясь к бесплотному?
— Именно, — кивает ментор. — Представители нашего клана начинают свой цикл земных реинкарнаций с максимально телесных, низменных личин. На первых реинкарнационных шагах нашего земного пути мы, как правило, рождаемся коренастыми и ширококостными, обладающими зверским аппетитом и недюжинным здоровьем. Свою первую жизнь на планете мы проживаем в образе крестьян и с наступлением смерти с удовольствием ложимся в ту же землю, которую трулюбиво обрабатывали десятилетиями. В следующей реинкарнации наша связь с плотским миром несколько истончается: мы начинаем немного интересоваться духовной и интеллектуальной жизнью, допускаем возможность получения образования и ощущаем в себе зачатки эстетических чувств. Развитие в этом направлении продолжается вплоть до достижения высшего венца — полной потери телесности и перерождении в нематериальную сущность на Той Стороне.
— Ага, и ты уже на подходе к этому, — кивает карнавалет.
— Да. В текущей моей реинкарнации вопросы телесного толка интересуют меня уже поскольку-постольку, — сознается Эмма. — Даже синяки и раны болят не так насыщенно, как могли бы раньше. Поэтому мне одинаково комфортно в теле как женщины, так и мужчины. Я не рвалась к тому, чтобы на мне проводили испытания оружия с преобразующим потенциалом — но оплату предложили слишком уж хорошую, и я безо всякого страха согласилась.
— Экспериментальным лазерным оружием в Эмму стрелял… ты? — обращаюсь я к Вильгельму.
Тот клюет своим массивным носом воздух — это означает "да".
— Вам не кажется, что телесность — это атавизм? — спрашивает Эмма.
— Очень кажется, очень! — урчит Байт, облизывая обожженную лапку.
— Если рассматривать телесность только как уязивмость, через которую может проникнуть боль — это как-то чересчур однобоко, — хмурится Арчи. Похоже, лекция перестает в серьезную многоголосую дискуссию.
— Извините, я вас покину, — я прощаюсь с собравшимися и выскальзываю в ночной подлунный сад. Уже завтра утром мы вновь соберемся все вместе — но уже в чуть более официальной обстановке и для обсуждения более жестких и прагматичных вопросов. А чтобы то завтрашнее обсуждение стало возможным, мне следует прямо сейчас выполнить одно простое и исключительно мирное задание…
Глава 24. Благо мира = реклама оружейнику
Аона, отвечающая за вопросы стратегической важности, устраивается поуютнее в гигантском бордовом кресле с бахромой. Это самое безвукусное, пошлое и мещанское кресло во всем Ритрите — а заодно и самое удобное. Мебель, в которую хочется зарыться, как моллюск в раковину, и никогда не вставать.
— Что ж, дорогие мои, надеюсь, все позавтракали плотно и вкусно! Сейчас мы займемся изучением того, из-за чего разгорелась вся эта карнавалентная свистопляска — то есть с документацией, которую верой и правдой хранил Арчи и из-за которой его собственный дядя его чуть ли не убил.
Все недоверчиво таращатся на Аону — и в первую очередь сам Арчи.
— Где я ее хранил? Как я ее хранил? — шепчет перепуганный стажер Ритрита.
— Там же, где и полагается хранить всю информацию! — подмигивает ему Аона, — в облаке!
Я скромно улыбаюсь и кручу пальцем по столешнице. Сосредоточившись на важных сиюминутных делах, мы упустили из виду один немаловажный нюанс: когда бронзовые крылья орла решили укрыться от посторонних взглядов, они замаскировали себя под видом изящной крышечки — однако благодаря моей повязке на глазах я смогла отмести этот визуальный обман и разглядеть в предмете его подлинную суть. Вильгельм об этом не вспомнил, потому что был слишком занят самим собой. Тильда сфокусировалась на лечении Байта и психологической поддержке Арчи. Эмма восстанавливалась после рикошета сна. Кикко, как и полагается скауту, бродил где-то далеко за пределами Ритрита.
И только громкоголосая прозорливая Аона догадалась снарядить меня на Ту Сторону со смартфоном Арчи в руке. Мне были вручены оба смартфона — и подлинник, и муляж — а также шесть чистых ридеров и порция порошка, внешне похожего на преображающую пыльцу, но изготовленного на основе толченого карпинеллума.
Я вышла на Ту Сторону в уединенном номере хостела, запрятанного в дебрях моих любимых трущоб. Под окном шумел кабак, на улице горланили песни, по лестнице вверх-вниз бегали торговцы с рук всякой дребеденью. Такая обстановка всегда вдохновляет меня, помогает собраться с духом и настроиться на конструктивный лад. Именно с таких районов начиналась моя профессиональная киллерская деятельность на Той Стороне, и с тех я испытываю по отношению к ним неизбывную ностальгию.
Сначала я открыла на оригинале смартфона галерею изображений. То, что на Этой Стороне отображалось как подборка типичных для подростка мемов, селфи и скриншотов превратилось в выполненные в высоком разрешении сканы документов. Чего здесь только не было: паспорта, свидетельства о рождении, медицинские справки, авиабилеты, сертификаты, аттестаты, права на управление самыми разными видами транспорта, накладные, отчеты, контракты, судебные иски… Детально всматриваться и вчитываться во все это информационное многообразие я не стала — тем более что эти имена, названия населенных пунктов, даты и цифры мне ни о чем не говорили.