Готамерон. Часть I (СИ) - Цепляев Андрей Вадимович. Страница 100

Получив корень сукупуса, больше похожий на копченую колбаску с пупырышками и отростками, Шанти отвернулся.

— Смех — первый признак довольства, — заметил Оливер, на ходу подтягивая штаны. — Мы вас позабавили, но это была только разминка.

— Точно! Настоящая битва ждет нас впереди, — подхватила Анабель.

— Битва? Это с кем? — жалобно пискнул Павел, который в долине планировал лишь нарвать лаванды.

— Да. Скажи сразу, куда решил забраться, — согласился Альбрехт. — И почему ты уверен, что там есть сокровища?

— Сначала перекусим. Все равно сразу пойти туда мы не можем. Не хочу, чтоб нас поймали наемники.

Шанти посмотрел на Павла. Сын алхимика стоял в стороне, ковыряя посохом землю. Чахлые брови были сведены. Губы плотно сжаты. Тощее лицо напоминало натянутый нерв. Новость о грядущей битве он встретил с присущим затворнику пессимизмом, должно быть, решив, что они все полягут на поле брани, как злополучный воин с ледяным сердцем, бросивший вызов королю. Стараясь хоть как-то его ободрить, Шанти шепнул ему на ухо, что за несколько лет они с Оливером облазили едва ли не половину пещер и кладбищ вокруг долины, и за это время даже царапины не получили. Правда разжиться чем-то стоящим им тоже удавалось редко, зато хранителей могил они встречали почти всегда. В темных местах, особенно под землей, нечисть чувствовала себя как дома. Столкнувшись с ней, главное помнить, что зомби и скелеты грозные противники лишь до тех пор, пока нет огня. Получив головешкой по черепу, они становились не опаснее детей.

— Уверен, там, куда мы идем, нас ждет очередной мешок с костями, — произнес он, похлопав Павла по поясу, в том месте, где были спрятаны свитки. — С такой магией ты его вмиг спалишь.

Ответа не последовало. Павел на него даже не взглянул, но лоб все-таки морщить перестал.

***

Облаченная в узкое черное платье с рядами серебряных пуговиц на груди, Кассия стояла напротив мраморной стойки. Лицо покрывала серая пыльца луговых растений, предохранявшая бледную кожу от солнца. Перед глазами в углублении лежала наполненная водой тарелка, рядом конопляная кукла и несколько свитков с заклинаниями. Все было готово к путешествию. Все, кроме нее самой.

На запястьях блестели узкие браслеты с обращенными внутрь шипами. Стоило согнуть руку и тонкие иглы погружались под кожу, причиняя приятную боль. Каждый год она клялась, что это будет последний раз, и каждый год нарушала обещание. Страдания медленно сводили ее с ума. Они приходили как моровые поветрия по осени и так же быстро исчезали, оставляя шрамы, которые она успевала затянуть с помощью зелий.

Опустив большие пальцы в тарелку, Кассия произнесла:

— Дислаграпфиа мъюриал этэншил сэктум эст имаджэнериум.

Водную гладь подернула рябь. Дно исчезло, а вместо него пришел образ, который она мысленно вызвала. Вернее, ей так показалось. В недрах волшебного зерцала царила пустота. Сила артефакта не распространялась на царство смерти. Кассия произнесла имя сестры еще раз: «Белль». Осторожно нагнулась к водному покрову и стала всматриваться в бездну. Могло ли это означать, что после могилы ничего нет, и крошка Белль в пустоте наблюдает лишь океан мрака?

Испугавшись собственных мыслей, Кассия убрала пальцы и образ исчез. Она все привыкла держать под контролем, даже чувства, и осознание собственной беспомощности выводило ее из себя. Тяжело жить прикованным к ложу умирающего старика, но еще тяжелее жить с мертвецом, от которого осталась бездушная куча костей, но который упрямо продолжает требовать к себе внимания. Если бы девочка так сильно не бредила перед смертью о том, что должна заботиться о проклятой кукле, она, наверное, смогла бы это пережить.

Кассия снова опустила пальцы в сосуд и произнесла имя: «Фергус». Появилось видение тенистого дворика, судя по убранству, находившегося в средней четверти города. Ополченец сидел под кронами деревьев и смотрел на фонтан. Двор был пуст. Никаких звуков, кроме бурлящей воды, она не услышала. Фергус, скорее всего, сидел там уже очень долго и о чем-то крепко размышлял. Для него это было необычно. В какой-то момент он поднял голову и произнес: «Какой же ты дурак, Румбольд».

Кассия нахмурилась. Значит, разговор у них состоялся, и, судя по тону ополченца, закончился именно так, как она ожидала. Хотя, кому какое дело. Ахмад был уже на полпути в город. Этой ночью в порту Румбольда встретит лучший арбалетчик Айринпура, и уж он-то заставит наглого стража молчать. Повторив процедуру, она назвала следующее имя: «Верф». Волшебный взор застал прислушника в келье. Юноша сидел на циновке в зареве свечи, поставив перед собой глиняную статуэтку Нисмасса, и усердно молился. В середине дня это выглядело довольно странно.

Последним она повидала Гримбальда. Наблюдая за происходящим, Кассия не сразу поняла, куда занесло парня. Взор молодого охотника был обращен на завесу кустов. За ними виднелся трехэтажный фахверковый дом с пристройками, нижний ярус которого был обложен кирпичом. Напротив простирался обширный двор и десятки ветхих построек.

— Да это же усадьба Лендлорда! — вслух произнесла она и с опаской покосилась на дверь.

Гримбальд тем временем сменил укрытие и ползком перебрался к мельнице, за которой виднелась таверна. Там за углом стоял молодой наемник и украдкой смолил косяк рваротной травы. Кассия не понимала, зачем парень полез на двор землевладельца. В то же время ее охватило странное чувство, как будто она забыла о ком-то еще. Когда Гримбальд вновь посмотрел на молодого наемника, это чувство только усилилось.

Совладав с собой, она решила, что это из-за сестры и погасила видение. Остальные давно ждали ее на заднем дворе «Последнего приюта», да и сама она торопилась поскорее закончить ежегодный ритуал. Галопом до полей по большой дороге не больше трех часов езды. Гримбальда она найдет, когда окажется поблизости от ферм. Самое страшное, что с ним могут сделать наемники — это побить.

Согнув запястья, Кассия дождалась, пока браслеты пропустят тревоги через боль, забрала зелья, куклу и открыла дверь. Стоило ей это сделать, как сквозь щель в покои прошмыгнула большая серая мышь. Вслед за ней на ковер прыгнула генетта. Кассия в растерянности проводила пушистый комок, забежавший под кровать. Туда же устремилась и пятнистая охотница.

— Прочь! Кыш! — топнула та на зверьков, игравших в смертельные салки.

Склонившись над ложем, она хотела отбросить простыню, но взгляд остановился на талисмане, выпавшим из выреза платья. Два дня назад, перед охотой на герконов, они с Гримбальдом хотели сорвать эти штуки. Смешной эксперимент с ожидаемым исходом. Хорошо, что у них ничего не вышло. В детстве, прежде чем сочинить слова клятвы, она неделями молилась у алтаря Нисмасса об исполнении заветной мечты. Желание вечной дружбы в то время для нее было вполне естественным. Она была единственной девчонкой на ферме Годвина, и единственной на севере долины, которую группа мальчишек приняла в свою компанию. Тогда ей хотелось, чтобы так продолжалось всегда. За городом дети умирали чаще, и срединная долина не была исключением. Выжить они могли только вместе. Друзья так и не узнали, что на самом деле она натворила, а ей стыдно было признаться. Когда делаешь нечто подобное, лучше держать язык за зубами.

Генетта вскоре вышла из-под кровати с гордо поднятой головой. В зубах охотница держала свою добычу.

— Вот и славно, — тихонько произнесла Кассия. — Все мы делаем то, что должны.

Дождавшись торжественного выноса мыши, она вышла следом и заперла дверь. Путь ее лежал на фермы, где она наконец исполнит сестринский долг и в землю на могиле Белль погрузится одиннадцатая по счету кукла. На этот раз — последняя.

3-й месяц весны, 23 день, Каденциум — IV

С гор веяло зимней прохладой. Под ударами ветра шуршала козлиная трава. Бесчисленное количество острых стеблей терлись друг о друга, порождая шелест похожий на шорох сухой листвы. Впереди бежал бурный поток, у обрыва обращаясь водопадом, питавшим Южное озеро на дне срединной долины. Повсюду лежали камни, сброшенные с вершин непогодой. У подножья Рудных гор и света было больше. Сумрак лощины исчез вместе с лесом, шумевшим теперь в нескольких милях под ногами. Анабель шла по краю пропасти и смотрела на долину, в центре которой стелились ковры незрелой пшеницы. Отсюда были видны и фермы, и озеро с виноградниками, и усадьба Орвальда, и даже треугольная крыша часовни над кронами деревьев. Тут и там по дорогам двигались повозки торговцев. На огородах у опушки работали крестьяне. Чуть поодаль дровосеки валили деревья. Дальше тянулся лес, потянутый молочной дымкой, а за ним снова горы, окружавшие долину кольцом. Негоцианты с большой земли говорили, что она напоминает им Превечную долину, расположенную на востоке материка. Там в чаше гор вокруг древнего города земледельцев тоже зеленели гигантские поля, кормившие весь восток Дунлага от Гамела до Джемсвилла.