Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 40

— Что-то не так? — касание его пальцев вывело меня из круговорота мыслей. По коже пробежался табун мурашек. Он даже это чувствует. Слишком идеальный.

— Нет, все нормально… просто я страшно устала. Только сейчас заметила, представляешь? Это, наверное, мята. Из-за чая клонит в сон. Будем, наверное, прощаться? Вас куда поселили?

— Да здесь. Пятый этаж… ужасно лень туда подниматься, веришь?

— Верю, — засмеялась я, вылезая из-за стола с кружкой и готовой работой по теории сущностей в руках. — На третьем живу.

В столовой уже никого не было, только серафима Агреггер и пара её помощников по кухне. Тихо и спокойно, что звон от столкновения кружки с поверхностью подноса для грязной посуды кажется слишком громким. Мы двигаемся прочь из столовой, оказываясь в еще более молчаливом коридоре, затем поднимаемся вверх по лестнице и снова одинаково прощаемся. «Надеюсь, еще увидимся» звучит так, будто отрепетировано в один голос. Я думаю об этом, когда сворачиваю в свой коридор, когда с улыбкой влетаю в комнату, и даже когда от усталости попросту вырубаюсь, едва дойдя до кровати. Я — абсолютно точно пьяна, если Алисса можно считать хорошим дорогим вином…

14

Лениво развалившись на диване, мы с Дамиром втыкали в телевизор.

Именно, вы не ослышались. В телевизор.

— Ты съела почти весь попкорн! Женщина, хватит! — друг щедро толкает меня в ребра, а я, радуясь своей наглости, начинаю смеяться.

Это, все-таки, второе счастье! Кто скажет «нет»? Ну? Нет таких? Вот и все!

Я ошиблась. Заявил об этом Бог, когда воздушное зернышко пошло не в то горло. Густо покраснев от натуги, я слезно начала намекать пятикурснику похлопать меня по спине, но тот ничего не делал, только довольно смеясь. Это был именно тот смех с хлопаньем рукой по спинке дивана, который превращает всех людей в радиусе нескольких метров в ярых скакунов. Вот с… вот к… вот п… я тут задыхаюсь, а он…

А, нет, все.

— Скотина ты, Дамирий! Я тут умираю, а он сидит, ржет! Попкорн больше любишь, да?! У нас сегодня эти божественные зернышки дороже жизни, да?!

— Да, — хохочет он. — Ох и Надя! Я все не пойму, откуда у тебя такой баланс при такой-то силе… мне совсем не верится, что тебя растили в монастыре. Да ты же исчадие ада!

— Сам ты исчадие ада! И вообще, здесь есть люди, явно подходящие на это звание больше!

— Ты о Цэр?

Глядя на такое удивленное лицо, и сам начинаешь удивляться. На самом деле, я реально не въехала, и поэтому притихла, едва согласившись. Какой-то он странный… еще с тех пор, как я чуть всех не угробила. С понедельника, короче говоря. А сегодня у нас четверг, и я шагаю с улыбкой по жизни, смотрю «Наказание» на подключенной к великой сети плазме, обжираюсь попкорном и счастливо смеюсь. Потому что я, кажется, еще со вчерашнего вечера пьяна… пьяна так безумно, что чуть не на каждом шагу мне мерещатся серые глаза. Есть только один глюк у этих глюков — мой мозг. Он автоматически перебирает варианты, вспоминая всех знакомых чертей с серыми омутами. Сначала я тону в теплом серебре, а потом вдруг обрушивается холодная лавина, и сердце выпрыгивает из груди от воспоминаний. Чьи-то руки чуть не украли мое сердце, когда оно умирало от криков и осуждающего взгляда. Зря он тогда подошел так близко… и совсем уж точно зря успокаивал, вытирал слезы и так пристально смотрел в глаза.

И именно это существенное различие между ощущениями — тепло и мороз по коже, ток и покалывание игл, желание обнять и желание, чтобы обняли, выпрыгивающее из груди сердце и его полная остановка — пока только и мешало мне рассказать Дамиру или Алиссу всю правду. Разум вопил, что если бы и можно, доверия достойный лишь первый, но никак не второй, старательно сопровождающий меня всюду с утра до ночи. Надя запуталась — и это нормально.

Но «Цэр»? Цэр — это ненормально.

— Мои уши меня не обманывают? Ты как змею назвал? — порядком прифигела я, театрально трогая друга за лоб. — У тебя температура?

— Неправильно ты, тетя Надя, температуру меряешь… надо в жо…

Возмутившись такой жестокой пародии на кота Матроскина, давя смех, я толкнула парня вперед, обижено отвернувшись, пока тот все так же стебался. И это я всего одну серию показала для ознакомления с русскими легендами мультиков! А он! Где-то минута уходит на то, чтобы успокоиться и достать новую порцию сладостей, залезть под одно одеяло и уставиться в телевизор. Одиннадцать часов вечера… интересно, чем занят мой куратор? Ему, наверное, скучно… если бы мы смотрели этот фильм вместе, точно бы сказал, что я вылетая Райли. Такая же проблемная неудачница.

— Ты разве не заметила, что она какая-то странная? — задумчиво вертя в руке сникерс, спрашивает Дамир.

Кто? Конфетка? Райли? Айони? Чокнутая золушка? Или Змея?

— Ну есть такое… — понимая, что он больше ушел в себя, чем разговаривает со мной, соглашаюсь я.

— Знаешь, я это раньше как-то не замечал даже. Пока не увидел её на том побоище, которое ты устроила…

Побоище. Совесть пригрела бетонной плитой. Между прочим, «побоище» никого ничему не научило. Не считая того, что многие, в том числе мною же потрепанные, пытались влезть в мой близкий круг общения, выслуживались. Да, особенно на учебе замечаю… что-то раньше ко мне не подходили с вопросом, не надо ли написать мне домашку и не нужна ли помощь. Плавали — знаем. Хрен я на это поведусь. Цэрлина так вообще стала совсем агрессивной: то форму какой-нибудь дрянью испортит, то на лекции подставит, то слухи распустит. Пока что достаточно один раз огрызнуться, и большинство забывает, о чем говорило, но она меня порядком напрягает… просто потому, что да — какая-то она странная.

— Она же Саймона не любит, а переживала так, будто от этого зависит её жизнь… я вот что думаю…

— Что это она из-за твоей сестры? Они же подруги. Причем та в самурае нашем души не чает.

— А «самурай», как ты его назвала, не чает души в тебе. Понимаешь, к чему я клоню?

— А ты понимаешь, что нравишься змее, которая с тобой уже годы знакома, а общаешься ты со мной — вдруг невесть откуда взявшейся сучкой?

— Так как я знаю, откуда ты, сучкой тебя назвать не могу, — он целиком пихнул в рот конфету, зарываясь в одеяло по горло. От ответа ушел… вот паразит! Я поступила иначе. Схватила мешок оставшихся сладостей, большую часть из которых даже на Земле не пробовала, поправила свою любимую пижаму и смело приготовилась улетать из нашей «девчачьей» вечеринки на поиски третьей девочки-потеряшки.

— Надь, ты что, обиделась или что? — удивленно высунулся из берлоги Дамир.

Ничего себе совесть… мне бы уроки брать.

— Сбрендил, что ли? Иду в разведку… скорее всего, не вернусь, так что спокойной ночи.

Он вскочил с дивана, в любимой помятой толстовке и с патлатыми волосами, изумленный и, мне кажется, недалекий. Что-то подсказывает, что мои намерения так и не были поняты правильно. Пакет со сладостями был тяжеленьким, как будто утром после прихода Дедушки Мороза, поэтому я тащила его, сгребя в охапку на груди. Почти у выхода из комнаты меня совсем категорично затормозили, схватив за ворот.

— Эй! Ты что творишь? — возмущенно засопела я, но как-то стушевалась под идиотски серьезным взглядом, почти осуждающим. Ничего хорошего он говорить точно не будет…

— Ты к нему собралась? — нахмурив брови, с неодобрением выдал Дамир.

Я застыла.

— К кому?

— Ты знаешь. Парень… пятикурсник. Якобы из Кранка.

У меня желудок сделал опасное сальто и рухнул вниз. Да что ж им так неймется меня от Алисса оградить, раз мне с ним так приятно общаться?

— Да вы сговорились все! — взвыв, я чуть не выронила сладости из-за желания зарыть лицо в ладони.

— Если Фарданир того же мнения, что и я — тем более держись от него подальше. Он не тот человек, в которого стоит влюбляться. Проблем не оберешься.

— Держись подальше, держись подальше… — пробормотала в ответ. — Хоть бы один объяснил, почему!

Господи, только бы у него не было ко мне чувств, только бы не…