Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 41

— Я не могу. И Фарданир не сможет. Просто поверь, ладно?

Дамир смотрел на меня глазами, полными мольбы. Вру. Читать по глазам не умею, детей по рукам не нагадаю, и никакая я не потомственная ведунья, но… тут и дураку понятно, что это очень важно. Как они мне все дороги… и именно поэтому так неприятно осознавать, что от Алесса я теперь все равно не откажусь. Как бы не просили. Пришлось состряпать легкое подобие улыбки, лишь бы побыстрее отвязаться от неприятного разговора.

— Эм… ну… ладно. Но я и так не к нему. Я к Цэр.

— Мои уши меня не обманывают? Ты как змею назвала? — усмехнувшись, передразнил меня Дамир, намереваясь стырить еще конфет. Я возмущенно уклонилась, пихая свое добро, подаренное, между прочим, именно Алессом, под кофту. Оборона была ловко пройдена, и в процессе место хранения еще и нагло осквернено.

— Слышь, Карлсон, тебе пропеллер сломать?! Куда полез?!

— Ничего себе вас щедро капустой кормили! — с восторгом выдал пятикурсник, почти равняясь с моими криками возмущения.

Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь… нет. Резко распахнулась, заставляя мое сердце рухнуть в пятки. «АТАААААС! — вопило сознание, чувствуя, что пахнет жареным. — ПОЖАР, ГОРИМ!» Мне оставалось только вяло шипеть Дамиру «отцепись» и, как не доходило, «отцепись же ты», одновременно собирая конфеты с пола. И эту… а еще «Сникерс»… «Милку» тоже обязательно не забыть… а эти жалейки я даже не пробовала…

— Тяжелая, — хрипит над ухом Дамир, тщась удержать меня от незапланированного полета. Все так же под пижамой. За грудь. — Надя, оставь конфеты, тебе вредно…

— Вредно девушку тяжелой называть! — шиплю в ответ, боясь поднять взгляд. Давайте он меня тут оставит? Я прикинусь дохленькой, а когда куратор уйдет — тихонечко поползу в свою комнату…

Конфетки, как по волшебству, явно благодаря чудесным способностям Ранзеса, поднялись в воздух и собрались в кучку, быстро формирую вопросительный знак. Я по ботинкам вижу, кто это. Вижу, и не хочу поднимать голову. Что ты мне свой вопрос суешь? Это как котенка в его лужу… только Надю и в конфеты.

Не знаю, сколько мы бы еще так простояли, если бы не одно «но». Моя кофта задралась и еще чуть-чуть, и станет видно метку. Молниеносно собравшись, я толкнула друга ногой, коряво вырываясь, путаясь в своих же курьих ножках, и в итоге оказалась в объятиях куратора. Мир крутанулся, хлопнула дверь, и вот мы уже в пустынном коридоре, а мне чудовищно не хочется разрывать эту связь.

В нос сразу ударил любимый шоколадно-ореховый запах, теплый и сладкий, когда я вцепилась в него мертвой хваткой, уткнувшись в шею. Теплый, теплый, теплый… а в коридоре традиционно холодно. Как печка. Особенно от соприкосновения с грудью тепло, что и подвеска начинает греться. Не хочу отпускать… не хочу… мне так хорошо. Я бы сказала что-то, но он сам молчит и сам обнимает, что и не шевелится даже. Мурашки по коже.

— Мне снова твой поток давить? — почти дыша мне в ухо, спросил Ранзес.

На всякий случай я оглянулась. Никаких лишних предметов в коридоре нет, вот и не заметила. Вашу Машу… опять режим липучки? Опять меня хрен отцепят без сонного опьянения и космической усталости? Почему это постоянно происходит? Если думать логически… ну или хотя бы просто думать… потому что мне хорошо и не хочется, чтобы отпускали. Совсем не хочется. Слишком уж теплый, живой и так приятно пахнет, что хочется вдыхать и вдыхать, если скушать не получается.

— Прости, — пикнула я в ответ. — Эй… эм… можно как-нибудь без этого? А то у меня еще есть кое-какие планы… не хочу свалиться спать прямо здесь…

— Какие планы? — крепко обнимая меня за талию, снова спрашивает куратор.

Я чувствую, как он зарывается в мои волосы и глубоко дышит. Хорошо, что в коридоре никого нет. Хорошо, что мы одни.

— Буду искать в Цэрлине хорошее. Мир устанавливать… — и тут до меня доходит, что великая миссия под угрозой срыва, потому что наша делегация даже не в курсе, куда ей идти. — Кстати, не знаешь, в какой она комнате?

— Вторая дверь слева, — глубоко вздохнув, с улыбкой подсказывает в ответ.

Если бы я была котом, ничего не смыслящим и от жизни не ожидающим подлянки, то замурчала бы. Но я девушка. Иногда с замашками параноика, иногда слишком стеснительная и временами сверхчувствительная. Ранзес поглаживал меня по спине, трясь щекой об копну только-только высушенных после душа волос. Каюсь, было неловко, что разучилась дышать. Еще чуть-чуть, и сердце сквозь землю провалится, из груди выпрыгнет, не знаю, что, но добром для меня это явно не кончится! Проклятая женская душа, хватит реагировать! Нажмите кто-нибудь на тормоз! Мне нужен стоп-кран!

— Что ты делаешь? — ахнула я, вяло царапая теплую спину куратора. Неловко… как же, неловко ей! Спать в обнимку ловко, голой щеголять ловко, а как молча обниматься — сразу неловко?!

— Просто расслабься, успокойся и представь, что засыпаешь, — спокойным шепотом осведомил меня Ранзес.

По телу пробежался табун мурашек, намекая, что это задача не из легких. Взглотнув, я закрыла глаза, стараясь дышать. Просто дышать! Но это было архисложно с учетом напасти зевать! Нервишки шалят… медленный вдох… не дыши. Выдох. Раз. Еще один медленный вдох. Тепло и приятно… ток по коже, воздух электрифицирован. Выдох. Чужие пальцы, вырисовывающие круги на моей спине. Вдох. Все правильно. Важно только то, что происходит здесь и сейчас, важно, что мне чертовски хорошо и меня крепко обнимают. Выдох. Подвеска жжет кожу, впивается иглами. Вдох. Больше никто не нужен. Лишь бы был он. Выдох. Ужасное состояние… я не хочу влюбляться. Вдох. Лгу. Нет ничего лучше этого чувства. Выдох. Я бы уснула у него на плече. Слишком хорошо. Вдох. Сама не замечаю, как расслабляюсь и невольно оказываюсь в странном чувстве. Выдох. Как будто одно целое, и удары сердца растягиваются на целые минуты. Глубоко. Выдох. Словно приятно окутывает столб теплой воды.

— У меня для тебя плохая новость, — Ранзес смеется.

Какая плохая новость? Плевать на все плохие новости! Что бы там ни было, мне по барабану. Оно не имеет значения. Абсолютно никакого.

— Какая? — лениво мычу в ответ, просто растворяясь в его тепле.

— Не сработало. Так что выбирай, где хочешь спать…

Попытка отлепить руки успехом не увенчалась. Я подумала о Цэрлине, подумала, надо ли мне вообще еще хоть что-то в жизни, забила болт и созналась: нет. Хочется, засыпая, мурчать от удовольствия, и не важно, где именно…

— Все равно.

Мы передвигались, как папа и сын пингвины, к двери моей старой и его нынешней комнаты, посмеиваясь, но молча, пока я, вся красная, представляла, как это выглядит со стороны. Было в коем-то веке стыдно: за ситуацию, за летящие невесть куда отношения и себя. За что я такая ему на голову свалилась? Буйная, проблемная, как маленький ребенок, своенравная и когда не надо смелая? Хрен бы я себя так описала. Достаточно одного слова «непонятная» — на том и по всему.

Зато счастливая.

Открывать дверь, включать свет и откидывать одеяло приходится все так же с помощью дара. В зеркале шкафа я вижу, как он улыбается и почти прячет глаза, пока скидывает ботинки, одновременно стараясь не наступить мне на ногу. В итоге вздыхает, бросает это дело и, балансируя на одной ноге, избавляется от одного ценой того, что мы падаем. Инстинктивно я вцепляюсь в него ещё сильнее, пытаюсь нас притормозить, но все и так валится коту под хвост.

Несите дефибриллятор. Срочно.

У меня отмерло сердце и отказали легкие, формируя в горле страшный ком. «Твою мать, твою мать, ТВОЮ МАААТЬ!» — проносилось в голове со скоростью света, пока реальность и здравый смысл по очереди лупили мне пощечины. Они — самозванцы. Потому что настоящая реальность в паре сантиметров от меня, холодная, как волшебный лед зимой на Байкале, глубокая и чистая. Все, крышка. Я посмотрела точно в глаза.

Мир замер. Мы замерли. Когда я свалилась на куратора, он равноценно мне потерял связь с реальность и прекратил дышать. Его руки на моей талии, мои под чужой спиной, и так неудобно, что остается только абсолютно расслабиться и смотреть. Мучительно взглатываю, и тут же слышу щелчок, когда запирается дверь, опускаются шторы и выключается свет. Только темнота и спасает.