Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 50

Кажется, ноги ватные и за спиной мертвым грузом завис страх.

Где-то я уже видела эти глаза. Видела не один раз.

Алисс протягивает ко мне руку. Капли крови срываются с пальцев и капают на пол, на ноги, пока он проводит по моим губам.

Страшно и мерзко. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу, чтобы он. Должен другой.

Где мы?

— Жаль, мне пока нельзя тебя трогать…

И сердце колотится в груди.

Резко распахнув глаза, смотрю в темноту перед глазами. На стене размеренно тикают часы, — кажется, то, что я приняла за свое сердце. Проснулась буквально в холодном поту, без криков и вскакивания с кровати, и еще какое-то время просто лежала, вслушиваясь в тишину, будто пытаясь понять, было это сном или кошмарной явью. Подвеска горит.

Больше уснуть не получалось. Мысленно нащупывая включатель, я заставила желтоватую старую лампу накаливания осветить комнату, и с плеч сразу камень свалился: никого нет. Всего только полночь… недолго же я спала. Но тут уже не усну. Мне нужен кто-то.

Обхватив подушку и укутавшись в свое одеяло, сунула ноги в тапочки, снова взятые у Ранзеса, при мысли о котором кошки на душе скреблись, я вышла в коридор.

Тишина. Все спят, и это очень странно, может, второй раз на моей памяти, когда из комнат не раздается смех или ночные разговоры. Сначала в туалет, а потом можно и на поиски…

Цэрлины в её комнате, которую я легко отмыкаю даром, нет. Поднимаюсь на этаж выше, чувствуя почти парализующий, тошнотворный страх, когда сознание почему-то просит не оглядываться. Переступаю через себя и все-таки поворачиваю голову назад, осматриваясь. Никого.

Тихо войдя в комнату Дамира, нахожу его и Цэр в гостиной. Мирно спят, и будить совсем не хочется, так что точно так же тихо покидаю комнату и, кусая губы, двигаюсь дальше, в комнату куратора, но тут почему-то не могу отпереть даром дверь и нагло войти внутрь. Что-то заставляет просто постучать несколько раз и подождать, пока несколько минут спустя не загорается свет, проступающий в щель под дверью, и Ранзес не появляется на пороге.

— Надя? — он смотрит несколько удивленно, и в то же время спокойно, будто ожидал увидеть меня, но не ожидал, что я стану вести себя подобным образом.

— Я тебя разбудила? Извини… — рассматриваю складки на одеяле, прижимая к себе подушку. Глупо, конечно. И так понятно, что разбудила. — Можно к тебе?

— Что-то случилось? — он отступает в сторону, разрешая войти, пока я прислушиваюсь к себе. Это явное облегчение и счастье. И ежу понятно, что рядом с ним мне спокойно, как ни с кем другим.

— Мне приснился кошмар. Не могу уснуть, — честно призналась, останавливаясь напротив Ранзеса и наконец-то поднимая на него затуманенный, виноватый взгляд. Даже знать не хочу, какой у меня вид.

— И? — вздохнул, закрывая дверь. Это знак, что он меня не выпроводит. Хорошо…

— Ну… я… можно с тобой поспать? Я подушку принесла и одеяло… Если что, много места не займу… и обещаю не делать глупостей…

И осеклась. Интересно, что еще за глупости? Это я так чистосердечно признаю, что обычно веду себя совершенно не к месту и нелогично? Раньше это казалось забавным. Сейчас уже как-то даже не уверена.

— В это мало верится, но ладно, ложись.

Я пропустила колкость мимо ушей, понимая, что он прав, а затем юркнула на кровать и под свое одеяло. Щелкнул свет, и даже не почувствовала, как рядом прогнулась кровать. Смотрю, карниз пристроили обратно. Все-таки, я и правда проблемная.

Тишина капала на нервы, чувство вины съедало и где-то рядом все еще копошился страх. Сначала на левом боку, потом на правом… смотрю в спину куратору. Интересно, спит он или нет? Переворачиваюсь на спину. Не могу уснуть.

— Ты злишься? — смотря в потолок, таки решаюсь спросить, совсем не ожидая, что мне ответят.

— Злился, — чуть помедлив, со вздохом говорит Ранзес.

Что-то обрушивается на мою грудь, расцветает, заставляет уже на порядок расслабиться. Слава богу… если бы он сказал прямо противоположное, я бы… да не знаю, что бы я тогда делала. Было бы просто неприятно.

— У нас будут проблемы? — снова спрашиваю, пытаясь разглядеть в темноте очертания предметов. Странно, что немного болит голова. Может, последствия усталости?

— Не волнуйся. Если Эванс попытается что-то сделать, он об этом очень пожалеет.

Он так легко говорит, будто способен решить абсолютно любую проблему!

И я не волнуюсь. Молча лежу рядом, слушаю тиканье часов, но все равно не могу уснуть ни через десять минут, ни через двадцать, ни через час. Зато Ранзес, кажется, спит. Его дыхание размеренное, глубокое, а мне уже надоедает лежать на спине, и я переворачиваюсь на бок, лицом к его спине, начиная медленно переползать из-под своего одеяла под его. Сдвинусь на пару сантиметров, и застыну, снова прислушиваясь, не разбудила ли.

Спина куратора широкая, обтянутая белой футболкой, и даже сюда мне получается урвать кусочек её тепла. Еще чуть-чуть… черт! Он переворачивается на живот, поворачиваясь ко мне лицом и запуская одну руку под подушку. Я совсем близко, а сердце снова клокочет в груди так, что я почти вижу, как содрогается и моя грудь. Его глаза закрыты, лицо спокойно, и прижатая к подушке щека кажется очень даже милой, что хочется взять и потискать, как маленького ребенка.

На какое-то время я застываю. Почему-то под его одеялом мне теплее и приятнее, как будто в то же время охватывает счастье и спокойствие. Пытаюсь уснуть, но что-то все равно мешает, и где-то за спиной, по углам комнаты, все так же прячется мой страх. Как приливы жара, мурашки цепляют то ноги, то спину, то охватывают лицо, пока стараюсь выровнять дыхание и успокоиться, но до спокойствия мне сейчас как раком до Москвы. Проходит еще где-то десять минут, и я решаю пододвинуться еще ближе, так, что остается всего четверть метра между нами и приходится аккуратно выпрямить ноги и тоже перевернуться на живот.

Затаившись, жду, прислушиваюсь. Кажется, не разбудила… что-то тянет меня коснуться его ладони, и внутренности сжимаются разом, когда неожиданно он переплетает пальцы. Сердце, кажется, бьется в горле, и я аккуратно поднимаю глаза, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, спит он или нет. Ладонь теплая и мягкая, совсем не сжимает. Вдохнув, забываю выдохнуть.

Почему это пугает меня раз в десять больше, чем дурацкий ночной кошмар?

Кусаю губы. Сон не идет, хотя провалиться в него хочется, так что берусь рассматривать лицо мужчины. Скулы широкие, небольшая щетина, бледные губы и темные брови… красивый, но смазливым язык не поворачивается назвать, потому что при мысли об этом слове почему-то сразу вспоминается мелкий Джастин Бибер. Все, прочь это, все настроение портит. Опускаю взгляд чуть ниже, замечая кусочек серебряной цепочки. Никогда не подмечала… носит крестик? Какая в Йордане вообще религия?

Видимо, именно своим пристальным взглядом я его и разбудила, если он вообще спал, потому что вдруг Ранзес отпустил мою руку, перевернулся на бок, глядя на меня как-то обреченно, под одеялом легко нашел мою талию, притянул к себе, помогая устроиться на его руке. Чуть приобнял за талию. Он чувствует вообще, как у меня сердце в груди колотится?

И почему раньше такое положение дел меня ничуть не смущало?

Все дело, наверное, в ПМС… стыдно… да, точно, все это из-за месячных, и никак не из-за…

Я осеклась. Из-за чего?

Это было странно: то, что я почувствовала себя защищенной в тот момент. Как будто меня окружили невидимым щитом, ограждая от всего мира, от кошмаров, от проблем. Мне казалось, что Ранзес может решить все, что угодно, хотя мне не приходилось даже в бою его видеть. Нет… кажется, один раз было. На свадьбе в день рождения Дамира, когда меня полез целовать какой-то парень, чье имя я уже и вспомнить не могу, и он ему врезал. Выглядело это, конечно, м-да… как защита девичьей чести. Мысль греет, но не светит.

Но уверенность в нем никуда не исчезала. Может, это что-то звериное? Как инстинктивное ощущение силы в особе мужского пола? Что такое омегаверс я представляла смутно, но ассоциации всплывали именно такие. Это чувство нельзя объяснить. Оно просто есть.