Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде. Страница 30

А если нас окружает ничто? Обнаженная, бесцельная и беззвучная пустота...

Он проглотил слюну, подавив приступ тошноты.

Там, внизу, Карина что-то объясняет Эмилю. Обвила мальчика за плечи. Надо бы спуститься к ним. Стефан уже сделал шаг к лесенке, как его осенила странная мысль. Он все-таки находится на два с половиной метра выше, чем это чертово поле. Плюс его собственный рост.

Достал мобильник. Старый-престарый, Nokia, купленная лет семь назад, с экраном величиной в спичечную коробку. Покрутил в руке и нажал кнопку. Слава богу, заряд не кончился — пропищала веселая фанфара, на дисплее две руки соединились в рукопожатии. Покосился вниз — Карина что-то говорила Эмилю, а мальчик отчаянно качал головой.

Стефан опять посмотрел на дисплей и вздрогнул. На указателе покрытия мигал самый левый и самый короткий столбик. Помигал, погас, опять мигнул и опять погас.

Поднял телефон над головой — столбик перестал мигать. Он нажал кнопку с косой зеленой трубочкой и отчетливо услышал зуммер.

— Послушайте! — крикнул он Карине и Эмилю.

***

— Малыш, а ты можешь сделать вот так? — Карина сделала вид, что послюнявила пальцы и потерла лоб. Эмиль посмотрел на нее со скептическим удивлением.

— А зачем?

— У тебя там... у тебя там грязь. Ты же не хочешь, чтобы я это сделала? Лучше самому, или как?

Эмиль серьезно кивнул — разумеется, лучше самому, сунул палец в рот, несколько раз провел рукой по лбу и размазал крест в бесформенное пятно. Тоже не особенно красиво. Но все же лучше. Намного лучше.

— Что бы ты хотел поесть?

— Блинчики.

Карина встала перед Эмилем на колени и положила ему руки на плечи.

— Слушай, Эмиль. Дело обстоит вот как. Чтобы сделать блинчики, нужна плита. А без этого шланга плита не работает.

У Эмиля забегали глаза.

— Тогда бутерброд с чем-нибудь.

— Но шланг все равно нужен. Ты не знаешь случайно, где он?

Эмиль сжал губы в ниточку и помотал головой. Жаль его — он совершенно не умеет врать, и Карине стыдно, что она вынуждает его говорить неправду. Она обняла напрягшегося Эмиля и тихо сказала:

— Любимый мой мальчик... ничего страшного. Мне только нужно знать, где он. Я хочу сказать, что...

Два события произошли почти одновременно. Крик Стефана «Послушайте! », и буквально через полсекунды — пронзительный крик Эмиля. Мальчик закрыл руками уши и кричал с таким безнадежным отчаянием, что у Карины заболело и опустилось в живот сердце.

***

Детский крик — конечно же, Эмиль. Изабелла точно знает, что не Молли. Молли не кричит и не плачет. Никогда. Словно в первые два года жизни она израсходовала весь запас криков и слез.

Сама Изабелла была очень послушным ребенком. Аккуратным, как говорила ее мама. Очень аккуратный ребенок, очень легкий, очень управляемый. Ребенок, которого не страшно брать с собой на любой званый вечер.

Она поплотнее обхватила плечи, чтобы не рассыпаться на куски. Надо немедленно найти что-то сладкое. Холодный пот, судороги в желудке. Через минуту приступ пройдет, чтобы через час-полтора повториться вновь, только еще хуже. Потом опять пауза, короче, а потом... потом будет совсем плохо.

Она ходит кругами между кемперами, и отовсюду чудятся запахи. Будто люди сидят там и трясутся над своими запасами конфет, пирожных и шоколада.

Изабелла несколько раз глубоко вздохнула, чтобы выветрились последние следы кондитерских ароматов. Стало получше. Теперь она чувствовала себя почти нормально.

Подошла к кемперу фермеров. Те стояли на коленях и копали землю садовыми лопатками. Настолько увлеченно, что ее даже не заметили. Она тихо кашлянула. Оба подняли головы одновременно. Изабелле не потребовалось никаких усилий, чтобы изобразить самую лучезарную из своих улыбок — фермеры выглядели очень смешно.

— Добрый день, — сказала она. — Чем занимаетесь?

Леннарт и Улоф поглядели друг на друга, будто их застали за каким-то тайным занятием и ни один из них не вправе раскрыть секрет, не получив согласие другого.

— Э-э-э... — сказал Улоф и показал на стоящий рядом горшочек с каким-то растением. — Вот... пробуем посадить что-нибудь.

— Значит, будет еще больше цветов... — Изабелла продолжала улыбаться.

— Не только... — кивнул Улоф. — Цветы-то, конечно, да, но и кое-что другое.

Продолжая улыбаться, Изабелла приняла соблазнительную позу, стрельнула глазами — никакой реакции. Уж она-то знает, достигла она цели или не достигла, знает, когда мужчина готов плюнуть на все, лишь бы ее потрогать. В ее архиве немало таких прямых попаданий. А со второго или третьего выстрела... она не помнит случая, чтобы она промазала.

Но не в этот раз. Что это означает?

Одно из двух.

В ее профессии полно геев. Придурковатые кутюрье , фотографы в коже с ног до головы — и весь спектр между ними. Она повидала всяких. Но мысль, что Леннарт и Улоф — гомосексуальная пара, превосходит ее фантазию. Значит, они не гомосексуалы, а асексуалы. Уже не испытывают подобных чувств. Или никогда не испытывали.

— У вас не найдется чего-нибудь сладкого?

Опять посмотрели друг на друга. Слова не могут сказать, чтобы не переглянуться.

— Нет, — сказал Леннарт. — Чего нет, того нет.

Изабелла заметила, что Улоф отвел глаза и потупился, сделал вид, что рассматривает растение в горшочке. Она пристально посмотрела в глаза Леннарту — даже не моргнул. Смотрит на нее как на не особо интересную деталь окружающей обстановки. Настолько разозлилась, что едва не скомандовала: «Тащи сюда конфеты, старый говнюк!» Но удержалась. Сделала презрительную гримасу, отвернулась и пошла к своему кемперу. Услышала, как они шепчутся за спиной.

И только в этот момент до нее дошло. Эти лапотники что-то сажают. Что это значит? Опасаются, что мы здесь проторчим так долго, что они успеют снять урожай?

Ну нет. Родебье должен дать ответ агентству сегодня, и шансы Изабеллы получить работу с демонстрацией новой коллекции очень велики. К тому же у фотографа ограничено время, значит, пахать придется днем и ночью. Если Изабелла промедлит с ответом, работа уйдет к другой модели.

Такого допустить нельзя.

— Черт, черт. Черт, мать его...

Огляделась и увидела Петера. Он стоял в поле метрах в пятидесяти от нее с битой в руке. Неподвижно, как статуя, воздвигнутая в честь тотального идиотизма.

Опять начали дрожать руки. Она плюнула в сердцах и направилась к мужу.

***

— Какого хрена ты тут делаешь?

Петер медленно обернулся. Изабелла смотрит не на него — на биту. На красивых губах — саркастическая усмешка. Он повернул биту в руках. До Изабеллы, похоже, никак не дойдет, что поле не имеет конца. Они оказались лицом к лицу с бесконечностью.

— Изабелла... Я хочу с тобой развестись.

Изабелла прищурилась, будто позади него было солнце. Солнца не было.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что хочу с тобой развестись. Что больше не хочу с тобой жить.

— Тебе не кажется, что ты выбрал неудачный момент?

— Нет, не кажется. Наоборот. Мне кажется, что удачнее момента и быть не может.

Изабелла посмотрела на горизонт. Направо, налево... взгляд ее наконец остановился примерно в той точке, куда упал посланный Петером мяч. Она вздохнула.

— Мне надо что-нибудь съесть.

— Ты не слышала, что я сказал?

— Почему не слышала? Слышала. И что? Мне все равно надо поесть. Ты флиртуешь с этими лапотниками . У них точно что-нибудь найдется.

— Мы отсюда не выберемся.

Изабелла возвела глаза к небу

— О боже! Что ты от меня хочешь? Отсосать?

— Как будто ты и в самом деле...

— Можешь достать жратву? Пожалуйста....

Петер посмотрел на жену. Так красива и так... отвратительна. Бросил в траву биту и, понурив голову, пошел в лагерь.