Академия Полуночи (СИ) - Риа Юлия. Страница 76
Непроизвольно мои пальцы взметнулись к волосам, посветлевшим за эти месяцы.
Природа каждого дара находит отражение в облике. Поэтому сильные темные, как правило, брюнеты. И поэтому Хэйден, рожденный от светловолосых Эйхолда и Лорны, отличается. Я же, как сказала Лорна, исказила собственную суть — осваивая крупицы чуждой магии, я не давала развиваться живущему внутри меня свету. Однако, выпустив его на волю, я начала меняться. Несильно, но все же заметно. Каштановые волосы посветлели, голубые глаза стали ярче.
Помню, как спросила у Лорны: если сила дара так влияет на внешность, что защищает светловолосых детей в Лунной империи? Чародейка улыбнулась и напомнила — иногда даже в сильных семьях рождаются дети со слабым даром. Правильным, но слабым. А некоторые темнеют или светлеют после проявления. Но даже без этого случаются исключения. В Солнечном царстве есть янтари с темно-русыми волосами, а в Лунной империи живут рыжие халцедоны. Я вспомнила Раэля — веснушчатого парня на раздаче — и кивнула.
— Нет, я не про внешность, — гость покачал головой. — Изменилось что-то гораздо более глубокое, сама суть. Теперь ты даже смотришь иначе: открыто, без прежней опаски. Такая смелая, статная… еще более прекрасная.
Я смутилась. На секунду отвела взгляд, опасаясь выдать им взволнованность, и снова посмотрела на колдуна.
— А все-таки я был прав: ты артиэлла. Ошибся лишь в одном — когда сказал, что ты не стала драгоценностью рода. Ты стала. Только не того, в котором родилась.
— Вы помните все, что говорили?
— И что говорил, и что делал… и что чувствовал.
Последний звук ухнул, точно брошенный в воду камень, и уступил место колючей тишине. Незаданные вопросы, невысказанные мысли протянулись между нами, словно ветки терновника. Мы оба ощущали их острые шипы. И оба не шевелились. Ждали.
— У меня ведь не было шанса, верно? — спросил Арден через некоторое время и невесело усмехнулся, стоило мне покачать головой. — Из-за Мойры?
— Она достойна счастья, артиэлл. И она любит вас, не сомневайтесь. Любовь Мойры… она не всегда простая. Ее не всегда легко понять. Но она настоящая, уверяю.
Арден неопределенно повел плечом.
— По крайней мере, теперь я ее вижу — твою сестру. Раньше, до нашей встречи, я ее едва ли замечал. Потом перестал видеть вовсе. А теперь вижу.
— Она знает?
— О наших нитях? Нет. Я обмолвился вскользь об откате, но она не поняла, о чем речь. И я… я решил не говорить. Не хочу, чтобы она узнала о моих чувствах к тебе.
— То были ненастоящие чувства, артиэлл.
— Разве? Думаешь, вытканная в полотне пара — ничего не значит? Нет, Илэйн. К тому же даже без соединенных нитей в тебя легко влюбиться. В твою душу, горящий в сердце огонь, в твою готовность защищать и идти на жертвы. Если бы только ты была халцедоном…
Я улыбнулась, понимая все, что стоит за этими словами. Арден — наследник рода, он не осмелился бы попрать возложенные на него обязательства. Из-за природы моего дара мы бы никогда не смогли быть вместе.
— Если вы цените эти качества, артиэлл, то приглядитесь к своей невесте. Позвольте себе узнать ее, увидеть в ней и внутренний огонь, и умение защищать так преданно, как мало кому под силу. Она удивительная.
Что-то мелькнуло во взгляде Ардена — тень эмоции, которую я не успела понять. Горечь утраты? Вина? Надежда? Не знаю.
— Обещаю, что позабочусь о ней. И о твоем друге, который чуть не погиб из-за меня. Он ведь из мэлов? Я помогу ему подняться выше, получить хорошую работу после выпуска. Он не будет ни в чем нуждаться.
Я посмотрела с благодарностью и вновь улыбнулась, уже не грустно.
— Только не делайте этого напрямую. Киган не из тех, кто легко принимает помощь.
— Хорошо, — Арден кивнул. Нахмурился, будто пытаясь что-то для себя решить, а потом в три шага оказался рядом и заключил меня в объятия. — Береги себя, Лэйни. Живи, люби, будь собой. И ничего не бойся. Клянусь, когда я встану во главе Шантаров — сделаю всё, чтобы прекратить убийства чуждых детей. Пусть у нас с тобой не вышло, но когда-нибудь другие колдун и чародейка смогут быть вместе на землях Лунной империи.
Я нежно провела по напряженной спине. Проглотила вставший в горле ком и еле слышно прошептала:
— Ты тоже береги себя… Арден.
ЭПИЛОГ
Что важнее: мирная жизнь или благополучие большинства? Ответ на этот вопрос я ищу последние одиннадцать лет. Пока безуспешно. Казалось, я вот-вот пойму — что же не дает мне выбрать второе, что заставляет сомневаться? Я почти нашла в себе силы принять правду, как вдруг одно событие заставило рой сомнений всколыхнуться с новой силой.
— Вот ты где, — в комнату вошел Хэйден и, улыбаясь, направился к дивану, на котором я сидела. — А я уж начал переживать, что потерял тебя. Не пугай так больше, — прошептал он, прежде чем поцеловать.
Невольно я покраснела. Сердце в груди забилось быстро-быстро, как у юной артиэллы, впервые почувствовавшей на себе внимание колдуна. Даже спустя столько лет я по-прежнему восхищаюсь мужем — его внутренней силой, крепостью духа и тем неуловимым величием, что присуще истинным сынам севера. И я по-прежнему люблю его так же сильно, как одиннадцать лет назад.
— Что это? — он нахмурился, заметив зажатый в моих пальцах конверт.
— Письмо от Лангарии.
Во взгляде Хэйдена промелькнуло беспокойство. Но уже через секунду оно схлынуло, а сам Хэйден сухо произнес:
— Нет.
— Что — «нет»?
— Раз она написала, значит, у Мак-Моров появилась надежда на наследницу. И мой ответ — нет.
Широкая ладонь скользнула на мой округлившийся живот. Улыбнувшись, я накрыла ее своей.
— Пока ведь точно не известно…
— В первые два раза твоя мать писала только после рождения. Сейчас она напомнила о себе заранее. Если ей нужна ведьма, пусть обращается за этим к твоей сестре. Наши дети останутся с нами.
Хэйден говорил спокойно, но вместе с тем решительно. Он явно не отступится. И не отдаст свою семью никому, даже Полуночной Матери или Пресветлому Отцу.
Я снова улыбнулась.
— Ты не хуже меня знаешь, что Мойра носит сдерживающий силу амулет. И двое сыновей — лучшее тому доказательство. Однако в письме не просьба, — добавила поспешно, видя растущее недовольство во взгляде мужа.
— Что же тогда?
— Предупреждение.
Я протянула плотные беленые листы, на которых замерли выведенные полуночно-синими чернилами строчки:
В свое время мне пришлось принять непростое решение ради блага большинства. И это был мой выбор. У тебя же, Илэйн, выбора нет. Будущее всегда туманно, его можно лишь предположить, но никогда — узнать заранее. Пусть за прошедшие годы нам удалось срезать ядовитые цветы ненависти к чуждым детям, но корни опасного чувства все еще сидят в людских сердцах. Твои сыновья в безопасности — север дал им свободу и право следовать зову природы. Но судьба твоего еще не рожденного дитя сокрыта в предрассветных сумерках. Звезды шепчутся, Илэйн. Они чувствуют перемены. Гораздо большие, чем мы переживаем сейчас. И думаю, именно твое дитя станет им началом. Знай, дочь моя, под сердцем ты носишь чудо — дитя, вобравшее в себя как свет, так и тьму. И возможно, именно ему выткана судьба уничтожить остатки живущей в нас ненависти… Будь сильной, будь мудрой, будь терпеливой. И помни: дом Мак-Мора на твоей стороне.
Матушка всегда подписывалась только именем. По крайней мере, в тех письмах, что адресовала мне. Раньше я видела в этом очередное проявление холодности, но с годами разглядела нечто большее — понимание, смирение со сделанным выбором и уважение к моим чувствам. Она не навязывалась, не напоминала о принесенной ею жертве и не ждала скорого прощения. Но иногда я все же хотела увидеть иную подпись. Правда, какую именно, не представляла — слишком привыкла к уже существующим отношениям.
— Дом Мак-Мора на твоей стороне, — хмыкнув, прочитал Хэйден. — Долго же она к этому шла.