Медсестрица Аленушка в стране козлов (СИ) - Любославский Александр. Страница 11

Самое трудное было не выдать своих чувств. Оперативка была главным испытанием. Если раньше Алена чувствовала себя во время этого мероприятия вполне свободно, начальства она не боялась, за себя постоять, "отгавкаться от села" всегда могла, то теперь она сидела молча, с напряженным выражением на лице (которое считала "безэмоциональным"), с трудом вникая в суть происходящего. Труднее всего было видеть его руки: тут же воображение рисовало бесстыдные картины, а память подливала масла в огонь.

Работу свою она выполняла механически, выглядела рассеянной. Разумеется, такие изменения в поведении были отмечены и требовали обьяснения. Женский коллектив не терпел неизвестности и заполнял ее домыслами при отсутствии правдоподобной информации. Поскольку не так давно у Алены были гинекологические проблемы и она кому-то об этом говорила, то отмазка была изготовлена из этого материала.

Надо было либо брать себя в руки, либо придумывать правдоподобные обьяснения.

Ромчик также изменил свое поведение. Толи ему действительно стало легче общаться, то ли такой способ он посчитал действенным, но он перестал быть нелюдимым и отгороженным, каким был первые недели работы в отделении. Теперь он охотно шутил, общался, заходил на сестринский пост просто поболтать, побалагурить с персоналом. И это у него неплохо получалось. Свои метаморфозы он пояснял тем, что всегда сначала присматривается к новым людям и новому коллективу, а потом перестает осторожничать.

Как бы там ни было, его новый модус поведения был встречен позитивно, если не сказать с энтузиазмом. Вась-Вась испокон веков держал дистанцию в общении с персоналом, был слишком серьезным и редко снисходил до неформального общения. Поэтому Ромчик быстро завоевал симпатии женского коллектива. В тоже время ему легко удавалось удерживаться и не переходить границу, за которой начинались намеки на флирт и избирательное проявление симпатий. Алена, сколько могла, поддерживала его игру, хотя, все же старалась избегать общения с ним в отделении. Но они не могли удержаться от соблазна оказаться случайно одним в его кабинете и минуту-другую посвятить целовашкам-обнимашкам.

Постепенно Алена стала приспосабливаться к новым требованиям жизни. С Ромчиком они встречались нечасто, раз в две недели и реже, поначалу на каких-то случайных квартирах. Ромчик почему-то избегал встреч у Алены, но потом смирился и Аленина квартира стала главным местом их свиданий.

Ни он ни она не заводили разговоров о будущем своих отношений, не определяли никаких обязанностей сторон. Ромчик, время от времени делал какие-то подарки, чаще дорогую косметику. Однажды он помялся и спросил:

— Мы же с тобой не чужие люди, давай по честноку: тебе ведь удобнее будет какая-то материальная поддержка, чем традиционные подарки?

Алена покраснела, хотела было обидеться, дескать, ты что, деньги мне платить собираешься, как проститутке, но потом передумала и согласилась с условием, что он сможет это делать без ущерба для семьи. С тех пор Ромчик регулярно подсовывал ей конверты с суммами, которые хоть и не определяли Аленин бюджет, но, уж точно, позитивно на него влияли.

Зима заканчивалась. Стояли последние морозы. На фоне ярко-синего неба монастырская колокольня гляделась памятником архитектуры или дорогостоящей декорацией исторического блокбастера. Казалось, вот-вот и раздастся удар большого колокола и "малиновый" перезвон малых. Но вместо колоколов каркали вороны, где-то тарахтел тракторный мотор, перекрикивались санитарки.

Приближалось восьмое марта. По традиции этот праздник коллектив отмечал девичником. Подарок женщинам заключался в частичном финансировании этого события. Теперь расходы Вась-Вася разделил и Ромчик. Как всегда, праздновать не захотела бОльшая часть коллектива. Алена колебалась, но Полина ее уговорила:

— Давай, Аленка, гульнем с девчатами, а то мы с тобой и вкус алкогольный забыли!

С Полиной последнее время они действительно, общались мало. Сначала Алена была "припахана" на работе предновогодним авралом, потом она избегала всяческих контактов, боясь "спалиться" из-за Ромчика. Она и сейчас не очень стремилась к общению с подругой: не хотелось врать и юлить, но и раскрывать

такую тайну, естественно, было невозможно.

Собралось человек десять на дому у одной из санитарок. Частный дом был полностью в распоряжении компании. Взрослая дочь хозяйки и ее зять ушли к друзьям с ночевкой. Так что были все условия хорошо провести время.

Гуляли, что называется, от души. Горячительные напитки — преимущественно водка, текли рекой.

Устроили танцы, переходящие в дикие половецкие пляски, классический и марлезонский балет, пение народных песен и нецензурных частушек. Наконец, пришло время для душевных разговоров "про это". Поговорили про мужей, любовников, дошла очередь до обсуждения мужчин отделения. Вась-Вася сразу оставили в покое, учитывая возраст и совершенно "неспортивное" поведение последние годы. А тема Романа Олеговича вызвала горячее обсуждение. Предметом дискуссии было два вопроса: "оприходовал" он уже кого-то из персонала, и, если нет, то на кого положил глаз. Большинство участниц дискуссии придерживалась мнения "я бы дала". Было высказано несколько предположений, в том числе прозвучала и кандидатура Алены.

— Поверьте девки, кого-то из нас он точно трахнет. Не зря же он последнее время вертится в сестринской. Присматривается.

— Да ну, он мужик неглупый, оно ему надо заводить шашни на работе. А может у него уже и есть кто-то на стороне.

— Оно то так, но как мужику устоять, когда такая красота кругом? Вон, взять Аленку — если б захотела, охмурила Ромчика в два счета! А может и уже? А, Аленка? Ну, признайся коллективу, дала доктору?

"Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу"- подумала Алена, а вслух сказала:-

— Девочки, миленькие, как только, так сразу, расскажу и бюллетень в бытовке вывешу!

Тут заговорила Алка, медсестра, которая большую часть вечера молча пила. Алка когда-то была одной из лучших сестер больницы, подменяла старшую, у нее была коллекция разных грамот за "ударный труд" и благодарностей в трудовой книжке. Но, последние годы ее держали в отделении в основном за былые заслуги — Алла спивалась. Ее пытались лечить, грозили увольнением, но все меры помогали не надолго. Ее пьянство имело две особенности: какая бы пьяная она не была, всегда могла попасть в самую тонкую вену и разрулить любую дурдомовскую ситуацию. А вторая особенность была похуже: пьяная она становилась мрачной и язвительной, хотя в обычном состоянии была добрейшей души человек.

— Слушай, девочка миленькая! Не х. й нас за нос водить. Ты думаешь, что вокруг одни дуры, которые ничего не видят? Как ты без конца к Роме в кабинет шастаешь и выходишь оттуда как лиса из курятника? Та еб…сь хоть с гаечным ключом, нам по х…ю, только дурочек не надо из нас делать!

Все замолчали. Алка налила себе очередную рюмку водки и выцедила ее и с выражением крайнего отвращения то ли к водке, то ли к окружающим.

Полина первая пришла на помощь Алене:

— Да не слушай ее!

И, обращаясь к Алке, добавила:

— Тоже мне, эксперт по отношениям! На хрен Аленке этот старпер? За ней знаешь какие увиваются? Может ты ревнуешь? А, Аллочка?

Но Алла уже потеряла интерес к дискуссии, пробормотала:

— Да идите вы все на х. й со своим блядством. И попыталась налить себе еще, но бдительные соседки пресекли эту попытку и повели вяло сопротивляющуюся Алку "делать баиньки".

— А че голову ломать? Вот щас мы всю правду и узнаем! Щас позвоню Ромчику и спрошу: кто на свете всех милее и красивее! — С этими словами известная в отделении своей бесшабашностью санитарка Райка выхватила мобилку и начала искать нужный номер. Сразу несколько рук потянулись к ней, чтобы помешать, но не тут-то было.

— Алло! Роман Олегович? Сейчас с вами будут говорить из отделения. — И сунула мобилку в руку Алене. Та опешила от неожиданности и машинально взяла трубку.