Лемурия (СИ) - Уваров Александр. Страница 48
— Искандеров сейчас в Москве! И всегда там был!
Алексей покачнулся, едва не выронив трубку. Невольно глянул вниз, тут же выпрямил голову — и каруселью пошла линия горизонта.
Он отступил на шаг. Свободной рукой схватился за выступающую из бетона арматуру, изогнутую петлёй.
— Не может быть, — пробормотал Алексей. — Это ошибка… или однофамилец. Напутал что-то твой информатор, напутал. Я же сам видел этого… Искандерова. Сам видел, своими глазами. И жена…
Отпустил арматурную петлю.
— Жена его видела. Она как-то говорила… Я только теперь вспомнил… Вернее, не теперь, не прямо сейчас, а утром — вспомнил. Она говорила мне, что видела его раньше, на презентации какой-то. Рассказывала, что тогда хотела подойти… Автограф, кажется, взять… Но тогда не смогла, очередь за автографами, а у неё вечно спешка… Не успела… Но она его видела!
С уверенностью повторил:
— Она его видела! И не могла ошибиться!
— Информатор тоже ошибиться не мог, — возразил Вениамин. — Искандеров всё же человек известный. Сведения собрать о нём не так уж сложно. Искандеров пытался покончить с собой, в тяжёлом состоянии попал в больницу. Последние полгода лежит в палате реанимации. Он полутруп, Алексей Валерьевич! Полгода он под капельницами и на искусственном дыхании. Кормят через зонд, мочу сливают через катетер. Тимур сам, лично был в той больнице, разговаривал с главврачом, посетил больного в палате. Ему даже распечатку сделали записей о ходе лечения. Искандеров полгода в реанимации! Не выходил оттуда и едва ли выйдет! Это абсолютно точно!
— Кто же тогда в Нараке? — растеряно пробормотал Алексей.
И, не сдержавшись, добавил:
— Кто с моей женой?! Что за доппельгангер тут бродит?!
— Искандеров его фамилия, — растеряно пробормотал в ответ Вениамин. — Искандеров, а не это… не доппель…
Вениамин закашлялся.
— Кто-то выдаёт себя за Искандерова? — нащупал ответ Алексей.
И похолодел от внезапной догадки.
— Самозванец! Жулик!
— Точно! — радостно подтвердил Вениамин. — Жулик и самозванец! Недаром у меня сердце не на месте-то было! И я вас предупреждал: следите за сейфом! Ну, и за женой, конечно… Ваша жена никогда не видела Искандерова вблизи и не общалась с ним. Какой-то жулик, пользуясь внешним сходством с писателем и зная, видимо, о любви вашей жены к его… э-э… к его творчеству — воспользовался этим. Втёрся в доверие, закружил голову. Уж мошенникам-то это удаётся лучше, чем кому бы то ни было! А подбирается он наверняка либо к деньгам, либо к документам на собственность! И если он пока не попал на виллу…
— Твой информатор видел Искандерова? — уточнил Алексей. — Настоящего Искандерова?
— А как же! — гордо заявил помощник. — Он же профессионал! Он же знает, что верят фактам, а не словам. Не просто видел, а сфотографировал. И самого Искандерова, и даже его жену, которая при случае сможет подтвердить, что муж её за полгода не покидал…
— Есть фото Искандерова? — переспросил Алексей.
Информацию о жене писателя он пропустил… Или, скорее, просто не воспринял.
— Есть, — отчеканил Вениамин. — По электронной почте Тимур скинул. Качественное фото: вспышка, двенадцать мегапикселей! И Искандеров, и супруга его…
— Я в офис! — крикнул Алексей. — Сида месте, жди меня. Даже на минуту из офиса не выходи!
Он отключил телефон, пробежал мимо изумлённо замолкнувших партнёров и, не сказав ни слова на прощание, нырнул в лестничный пролёт между этажами, мгновенно исчезнув из поля зрения.
Застройщики зацокали языками, прислушиваясь к стихающим звукам дробного галопа.
Он не знал, можно ли назвать эту встречу случайной.
Конечно, не ожидал. Не думал, что вернётся она. Сыта приключением, страстью насыщена — та думал он, и не ждал возвращения.
А ещё…
Он шёл по набережной, по той части её, что расположена была в центральной части города, у бывшего Губернаторского (называемого иногда так же и Колониальным) квартала.
Нынешнее название этой части города, произносимое на местном языке, длинное и с обилием согласных, Искандеров запомнить никак не мог.
Потому в разговорах с местными называл эту часть Нараки просто — «старым городом», что, конечно же, было неправильно, ибо бывший Губернаторский квартал был лишь небольшой частью Старого города (так что приходилось, во избежание путаницы, какие-то ещё ориентиры в разговоре называть).
В общении же с иностранцами, в особенности с англо- и русскоязычными, вполне годно было и старое название. Гости, пожалуй, только им и пользовались при снисходительно-терпеливом отношении местных жителей к подобной бестактности (в послевоенное время, когда охватили весь штат антиколониальные выступления, именно названия вроде «Губернаторский» вызывали особую неприязнь у сторонников независимости штата).
Ему нравилась старая часть города, с её узкими улочками, смыкающимися краями черепичных крыш, резными декоративными козырьками, тротуарами, замощёнными в старые ещё времена разноцветной плиткой (частью расколовшейся уже и выцветшей от тысяч каблуков и босых пяток, от стука и топота, от деревянных колёс, колёс с металлическим ободом и колёс, обутых в резину, от песка и пыли, и, конечно же, от палящего жара и проливных дождей), с её кальянными, а ещё — с заполненными великолепной восточной всячиной лавочками, где запахи пряностей смешивались с ароматами цветочных масел (и где вполне можно было, поторговавшись всего с полчаса, купить старинную бронзовую лампу, невесть каким путём забредшую сюда из Аравии или даже Магриба, и, купив, потереть её как-нибудь на досуге, пробудив дремлющего в ней лентяя-джинна), с кофейнями и чайными домиками, с воздухом, напитанным запахами тлеющих древесных углей, жареного мяса и запечённых бананов, с жарой и духотой торговых рядов и тихой прохладой молитвенных залов.
Ему нравилась эта Нарака, сказочная и приземлённая, суетливая и отрешённо-спокойная, многоголосая и многоязычная, многоцветная и разностильная, бесшабашно-весёлая, всемирная и вечная.
Он легко становился частью этой Нараки, и из неё, такой праздничной и феерической, уходить не хотелось.
Но именно поэтому в тот день Искандеров в старый город не пошёл.
Он не хотел чувствовать вкус такой жизни, слишком привлекательной и потому — в особенности ненужной.
Запоздалая сладость жизни раздражала теперь. И к чему она? Разве только — сделать слабым. Отвратить от задуманного. Сделать неприемлемым то, что следовало принять.
Потому не шёл в город. Гулял по набережной, лишь издали поглядывая на городской квартал, где кипела, булькала, варилась, жарилась и под солнцем плавилась отпускающая его жизнь.
И всё же…
И в этот день не оставила она его совсем.
Он не знал, можно ли назвать эту встречу случайной.
Конечно, не ожидал. Не думал, что вернётся она.
Но — вернулась.
— Миша!
Ирина подбежала к нему сзади и положила руки на плечи.
Он повернулся…
Конечно, не случайной была эта встреча. В Нараке всё происходит вовремя. И так, как нужно. Так, как нужно Нараке.
…и обнял её.
Будто готовился к встрече, будто ждал её… Её, Ирину. Или действительно — ждал? Не признаваясь в этом самому себе, даже не спрашивая себя о том — ждал?
И потому — обнял сразу, прижал к себе, жар тела ощущая, жар — безумие, безумие горячее, огонь прижимая, плотнее, так что кровь — вниз.
Огонь!
Её губы — воск помады и сладкий, опьяняющий мёд
Он прижал свои губы к её губам. И почувствовал, как податливо слабнет от страсти её тело.
После поцелуя она сказала:
— Я должна была найти тебя. Я глупости творю… Сама не знаю, почему, но… Должна была…
Он погладил её волосы.
— Не нужно думать, — ответил Михаил. — Сейчас и здесь — не нужно. Если чувствуешь, что должна, значит — так оно и есть. Здесь всё призрачное, только сердце настоящее.
Она отстранилась слегка и посмотрела на него с грустной улыбкой.
— Романтик наивный… И как такой глупый выжил в этом мире?