Родная (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна. Страница 12

Наконец, человек, зашевелился, встал и обернулся. Женя узнал Наташу. А она смотрела на него и словно не узнавала.

— Наташа! — Окликнул он. Она всмотрелась в него, а потом, радостно вскрикнув, бросилась ему на шею.

— Женька! Как я рада тебя видеть! Я убежала и так долго сидела в лесу. — И Наташа разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.

— Успокойся. Всё хорошо. Пошли со мной, в лагерь. Сейчас ты отдохнёшь, поспишь, и всё будет ещё лучше. — Женя говорил и поглаживал сестру по голове, успокаивая. Он только сейчас осознал, как она дорога ему и как тяжело было бы её потерять, и содрогнулся. Женя увлёк сестру за собой, и они прошли уже несколько шагов, когда послышался жалобный скулёж.

— Женя, — Наташа обернулась, — как же я могу бросить Лесника?! Он ведь мне всё время помогал, он мой лучший друг. Давай возьмём его с собой, пожалуйста! — Женя взглянул в умоляющие глаза сестры и молча кивнул. Наташа тут же позвала щенка, обняла его и попросила идти за ней. Тот словно всё понял — радостно гавкнул и затрусил за ними.

— А куда мы идём? — Спросила девочка, увидев, что они направляются в противоположную от деревни сторону. — Разве ваш лагерь не в деревне? Разве мы не домой?

— Нет. Наташа, послушай, в деревне ещё стоят бары. Мы пока не освободили её. Нам только предстоит решающее сражение.

— А мама?

— Я ничего о ней не знаю. — Женя говорил сухими отрывистыми фразами, сдерживая боль и тревогу, готовые в любой момент прорваться наружу. Но Наташу, видимо испугал этот новый, повзрослевший брат. Она заревела, как маленькая, шепча:

— Хочу к маме…

Так он и привёл её в лагерь рыдающую и потерянную.

III

— Белый флаг, командир!

— Где?

— Вон там, взгляните! Там идёт человек с белым флагом.

— Пропустить!

Саша неприязненно разглядывал приближающегося бара. Мирные переговоры не входили в его планы. Наверняка, это какая-то очередная пакость баров. Ишмак и Женя стояли рядом с ним, напряжённые, словно тоже ждали чего-то нехорошего.

— Кто здесь главный? — Бар гнусавил, растягивая слова.

— Я. — Саша выступил вперёд. — А что тебе надо?

— Мне нужен он. — Парламентёр указал на Ишмака.

Ишмак вздрогнул, поймав на себе ненавидящий взгляд. Чужой, вечно чужой и для сердов и для своих.

— Зачем он тебе?

— Мой повелитель приказал передать — если бар, именем Ишмак, не придёт сегодня к нему, то он убьёт заложников. И первой будет мать его друзей.

Женя вздрогнул и огляделся в поисках Наташи. Хвала Создателю, её не было рядом, она этого не слышала. Ему и так стоило огромного труда два дня назад успокоить её. Она плакала и хотела к маме — нервное напряжение последних дней сказалось. Да и на него самого давила эта неопределённость. Саша медлил отдавать приказ к наступлению — ждал подкрепления. С востока подтягивались новые, уцелевшие отряды. Надо было протянуть ещё немного. Женя услышал рядом вздох и оглянулся. Ишмак стоял, опустив глаза, потом всё же медленно, словно его давила какая-то странная тяжесть, поднял голову, посмотрел на него, и тут же снова опустил. Потом посмотрел на парламентёра и твёрдо сказал:

— Я — готов. Пошли!

— Ты что! Стой! — Женя схватил его за рукав.

— Он всё равно не отпустит заложников, не глупи! — Подошёл с другой стороны Саша.

— Не отпустит, но может, хотя бы, не убьёт. Прощайте. Не удерживайте меня. Может, ещё увидимся.

Женя видел, что Ишмак не слушает их и не слышит. Он не мог отпустить друга на верную смерть, но что можно было изменить? Ишмак отвернулся от них и пошёл вслед за баром, так ни разу не обернувшись. Бежать за ним, догнать, вернуть? Пока Женя раздумывал, двое баров уже скрылись за воротами, ведущими в деревню. Что же он наделал?

IV

Ишмак уходил, не обернувшись. Он видел, как замолчали сразу свидетели этой сцены. Они боялись? Или жизнь его одного не так дорога, как жизни тех людей, что были в деревне? Он остро чувствовал, как тогда, в лагере у Саши, когда Илья прошёл мимо, даже не попрощавшись, что он чужой. И никогда ему не стать здесь своим.

Бар привёл его в один из домов. Раньше в нём жили серды. Ишмак даже помнил как когда-то, казалось, очень давно, перед ним захлопнулась дверь именно этого дома. Теперь здесь располагался штаб Дарка. Бар, приведший его, вышел, и Ишмак остался один на один с Дарком.

— Я так и знал — начал Дарк вместо приветствия, — что ты придёшь. Ты не мог не прийти. Дурак! — он презрительно посмотрел на Ишмака. — Ты не нужен им. Единственного человека, которому ты был другом, я убил. И я удивляюсь, как ты ещё жив. Я не хотел тебя убивать, я ждал, пока воспоминания убьют тебя сами, медленно и мучительно. Я следил за тобой и знаю, чем ты жил и как. Я знаю про девчонку, что жила где-то тут. Она ещё жива? — И не дождавшись ответа, Дарк продолжил. — Всё, что ты думаешь о них — это ложь. Ты не нужен никому. Проще было бы жить, как я. Увидев тебя, я сразу захотел стать твоим наставником, передать тебе всё, что я знаю и чувствую, сделать своим наследником…

— Слишком мрачное наследство получилось бы, — усмехнулся Ишмак.

— Ничего. Ты бы выдержал, поверь. Но, увы, ты пошёл против меня. Единственный бар, осмелившийся перечить мне!

— Не единственный. Был ещё Марек

— Марек — дурак. Он во всём подражал тебе.

— Неправда!

— Правда! Не перечь мне! Твоя беда в том, что ты слишком упрям. Я дал бы тебе всё, но ты не захотел этого. Ты отверг все мои дары из-за своего дурацкого упрямства.

— Ты не дал бы мне больше того, что я сейчас имею. — Тихо сказал Ишмак.

— Я дал бы тебе весь мир. Но, сейчас, благодаря тебе, я стал неудачником, которым пугают детей. И ты за это поплатишься! Сейчас от тебя мне нужны лишь бумаги Арсения. И я знаю, что по доброй воле ты, разумеется, мне ничего о них не расскажешь. Не страшно, у меня есть способы развязать тебе язык. Начну я с пыток. Но ты ведь у нас строишь из себя благородного рыцаря и, разумеется, промолчишь. Что-ж! Тогда я приведу сердов, твоих знакомых, и буду пытать их на твоих глазах, пока ты не расскажешь мне всё. А потом я оставлю тебе жизнь только для того, чтобы посмотреть, как будут относиться к тебе бывшие друзья. Ну что, ты готов начать? — издевательски добавил Дарк, а потом позвал стражников. — Уведите его! Не калечьте. Мне он нужен живой и, если можно так сказать, невредимый. Прощай!

Стражники взяли Ишмака и завели за дом, к сооружению, подозрительно напоминавшему сарай для скота. Уходя, он видел презрительное лицо Дарка. Если бы тот ненавидел его — ему было бы намного легче. Но Дарк просто презирал. «Он лгал, он точно лгал», — убеждал себя Ишмак и сам понимал, что обманывает себя. Дарк рассчитал всё на много лет вперёд, предвидел его конец и сейчас просто наблюдал, как всё, во что с детства верил Ишмак, рассыпалось как карточный домик. И его не получалось собрать заново.

Разбитый душевно, Ишмак, не боялся пыток. Он кусал губы от боли, в старом заброшенном сарае, под надзором своих палачей и молчал, лишь мысленно вопрошая образ Наташи, как вживую стоявший перед ним: «Неужели ты тоже ложь?»

V

Он не помнил, сколько долгих мучительных дней уже провёл в этом сарае. Его пытали, но он ничего не сказал. Но выносить пытки было всё сложнее и сложнее. Ишмак хотел забыться, умереть, потому что его душевные муки в сочетании с телесными пытками были страшнее всякого оружия. Вот снова пришли за ним, заставили подняться с холодного деревянного пола и, подталкивая, повели туда, где будут снова пытать. Опять голос:

— Ну что, ты будешь говорить?

И опять его молчание. И пытки, и снова губы, искусанные до крови, а потом ему сказали, издеваясь:

— Передохни немного, погляди на солнышко, — и открыли дверь. Тогда он вдруг услышал лязг мечей и крики.

— Что это?

— Закрывай!

Но его палачи не успели захлопнуть дверь. В помещение ворвался Женя.

— Ишмак!

А потом его пронзила насквозь боль. Она нарастала и нарастала и, казалось, конца ей не будет. И, теряя сознание, Ишмак успел подумать, что желание его сбылось и вот, наверное, его последний миг. А потом он канул в темноту.