Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 35

Рыцари роптали, уверенные, что им не выжить: либо альсунгцы всё-таки вломятся в лес и найдут их (а это на самом деле было вполне возможно — чем дальше они отходили от защитного купола, тем больше он ослаблялся, а со временем должен был растаять совсем), либо во время привала кто-нибудь не спасётся от диких зверей. На одного оруженосца (Нитлот, увы, и его лечил лично; парню не повезло — два сломанных ребра, вывих руки, оглушение огненным заклятьем) и вправду напала стая волков. Тейор, проснувшись от криков, подпалил им шерсть парой молний, а после отчитал оруженосца, чтобы неповадно было бродить вдалеке от тропы, да и вообще отходить от отряда. На другое утро Нитлот искоса наблюдал за несчастным беззеркальным; он был бледно-зелёным, точно молодая листва вокруг, и убито молчал.

Больше, впрочем, никаких выдающихся происшествий не случилось. Альсунгцы в лес не вошли — Нитлот, всё ещё слабо чувствовавший сотворённую защиту, сразу узнал бы об этом. Было бы бессмысленно идти с лошадьми, в громоздких доспехах через густую, шерстистую глубину Заповедного леса, ощерившуюся буками и соснами, молодыми папоротниками, колючими кустами и завихрениями корней… Поэтому на одном из привалов они с виноватыми лицами доели последние кусочки конины.

После Индрис шепнула Нитлоту, что один из рыцарей зовёт во сне своего коня, который достался ему, насколько она поняла, от отца по наследству. Тейор, оказавшийся поблизости, фыркнул и назвал рыцаря слезливым идиотом. Это, правда, не помешало ему на рассвете уйти на охоту с луком и двумя стрелами (вообще-то стрел сохранилось мало, и берегли их почти как воду с лекарствами). Тейор вернулся с подстреленным оленем, на котором отряд протянул ещё два бесценных дня.

И всё-таки периодически кто-нибудь терял сознание от голода и усталости; тогда весь отряд останавливался и ждал, пока беднягу отпоят бодрящими зельями и разотрут целебной травой. Лорд Толмэ, нервничая, кусал губы: он не мог позволить себе потерять ни единого человека, но и не единой секунды — тоже. Выхода, тем не менее, не было: время шло, прочнела весна, а значит — росла угроза королевству. Лес темнел вокруг них, таяли последние ошмётки снега; и в жертву приносилось время, а не люди.

У лорда Толмэ начало дёргаться веко — Нитлот всё чаще замечал это, и отчего-то ему становилось не по себе. «Бесчестье… Бесславье… Проклятый дракон…» — шипел лорд себе под нос, когда думал, что остался один, и веко дёргалось, как у сумасшедшего. Нитлот не удивился бы, если бы узнал, что этот престарелый придворный щёголь уже поклялся на крови, что отомстит альсунгцам. Должно быть, ему впервые довелось пережить такой позор.

Но в то же время Нитлот не мог сочувствовать ему по-настоящему: лорд Толмэ лелеял, прямо-таки выкармливал бесплодную боль, хотя именно сейчас был особенно нужен своим людям. У Старшего, например, это не вызвало бы уважения — тот, в отличие от беззеркальных, умел достойно проигрывать… Лорд Толмэ же шёл с ними через лес телом, но не сознанием; казалось, что он остался на равнине Ра'илг, круша призрачных оборотней и одноглазых крыс Хелт.

Между тем лесопилки визжали всё неистовее, и в густом сосняке отряд всё-таки вышел на одну — небольшую, семейную. Старый пильщик и шестеро его сыновей — угрюмые здоровяки, пропахшие хвоей и лаком для дерева — весьма изумились, завидев пятьдесят воинов и одну беременную даму-Отражение в нескольких шагах от своего двора.

А если точнее — младший сын, парень лет шестнадцати, который в тот момент прочищал дымоход, от ужаса чуть не грохнулся с крыши.

— Карау-ул! — завопил он, когда их полуживая ватага показалась из-за сосен. — Отец, тут разбойники, целая куча! Спасите нас, боги!..

Скрипнула дверь. Пильщик, даже не набросив плаща или куртки, выбежал из дома; огляделся и плюнул.

— Разбойники? Совсем ты сдурел, ослина, у них же знамёна его величества Абиальда!.. Ох, милорд… Кто ж вас так, ай-ай-ай…

По малиновому плащу старик безошибочно угадал «милорда» и, склонившись в поклоне, удручённо замотал головой.

— И тебе привет, добрый дорелиец, — тусклым голосом отозвался лорд Толмэ. Несмотря на то, что он был сильно потрёпан, осанка и выправка аристократа-полководца его не покинули. И с пильщиком он говорил так, будто всё ещё сидел в седле, сверкая доспехами. — Объединённое войско Альсунга и Ти'арга, кому же ещё… Наверняка ты слышал о битве на равнине.

— Слышал, как не слышать… — закивал старик. — Это, выходит, на вас северная ведьма наслала своё колдовство, милорд? Чтоб её… — он ввернул крепкое словцо, — …покарал Шейиз! Чтоб Дарекра натолкала ей грязи в глотку!..

Исподтишка он цыкнул на сына, и тот проворно слез с крыши. Потом сбежались остальные братья: двое оторвались от круглых пил (видимо, делили брёвна на бруски для какого-то здания или крупной мебели), а один притопал со скотного двора. За ним по чавкающе-рыхлой земле с блеяньем увязалась коза; беззеркальные проводили её голодными взглядами, да и сам Нитлот, стыдясь, сглотнул слюну. Они слишком давно не ели нормально, а от невезучего оленя каждому досталось только по крошечному куску.

Сыновья пильщика таращались то на балахон и зеркальце Нитлота, то на Тейора, чьи бравые татуировки покрылись многодневной грязью, то на Вилтора, который, даже заметно потеряв в весе, всё равно напоминал поросёнка с мечом… Но больше всего, конечно, на Индрис, которая устало улыбалась, опираясь на руку Тейора; у неё, похоже, в кои-то веки не осталось сил на заигрыванья.

— Всецело поддерживаю твою мысль, — лорд Толмэ грустно хмыкнул в погустевшую бородку, — но не думаю, что это скоро случится… Настали тёмные времена.

— К нам позавчера заезжал странствующий менестрель — настоящий, с лирой, — почесав в затылке, заявил самый лохматый из парней. — И в его песне эта война называлась Великой. А битва на равнине Ра'илг…

— Что ты мелешь, тупица, когда тебя не спрашивают?! — поспешно перебил его пильщик, брызгая слюной от раздражения. — Великая, не великая — не твоего ума дело!.. Не слушайте его, милорд. Менестрель наплёл тут, что в том бою погибли все воины Дорелии — а вы, оказывается, укрылись в нашем лесу… — старик всплеснул руками — на взгляд Нитлота, с неправдопобным счастьем. Лорд Толмэ благосклонно улыбнулся и дёрнул веком.

Интересно, как же битву на Ра'илг назвали ушлые менестрели? «Позор лорда Толмэ»? «Растоптанные львы»? «Возмездие Белой Королевы»?…

Он не хочет впускать на постой такую ораву, — отметил Тейор, коснувшись разума Нитлота. Он пожал плечами.

И я его понимаю. Мы можем просто не влезть туда.

Так вынес бы еду к пилам, старый хрыч! Тут же ни души вокруг…

Может, к вечеру мы будем в Зельдоре, — напомнила Индрис, и Нитлот с уже привычным наслаждением почувствовал мягкое сияние её Дара. — Нам не так уж нужно останавливаться.

— Как видишь, мы выжили, — заключил лорд Толмэ, чтобы покончить с предисловиями. — И сейчас идём на юг, в Зельдор. Не скажешь, долго ли ещё?

— Да вы почти там, милорд. К закату увидите холмы и сосновую опушку, там и будет Зельдор… Могу отправить какого-нибудь из своих чурбачков с вестью, если не хотите нагрянуть внезапно.

— Можно я?! — хором проревели четверо из шести сыновей. Поразмыслив, пильщик выбрал младшего — наверное, самого быстроногого. Глядя в его необъятную спину, Нитлот недоумевал, как же их всех миновали рекрутские наборы лорда Заэру?…

Папаша платил вербовщикам, наверное, — ехидно заметил Тейор, угадав его мысли. Он уже дюжину раз успел переглянуться с Индрис и нашептать ей что-то якобы остроумное. — Всех бы их явно тут не оставили.

Да уж, и был бы тогда кто-нибудь из «чурбачков» пильщика в их отряде — обросший, грязный и израненный. Гостеприимство старика в таком случае наверняка разрослось бы в разы.

…Прогноз Индрис сбылся, и тем же вечером Нитлот стоял на склоне холма, глядя, как воины Дорелии бредут к городу. Зельдор, Город-под-Соснами — маленький городок, воплощавший для них сейчас всё счастье мира, — лежал совсем рядом, распахнув ворота. Лорд Толмэ попытался даже сформировать из своих людей подобие строя, но выглядели они от этого не менее жалко.