Шип и игла - Томпсон Пол. Страница 27

Радо сложил руки и отвернулся.

— Кто эта женщина? Почему она с вами здесь?

Граф скрестил руки. Он демонстративно молчал.

— Вы глупо ведете себя, милорд. Со временем правда выйдет на поверхность.

— О да, тиски для больших пальцев, колодки, дыба…

Госс выглядел искренне шокированным:

— Братья не применяют пыток! Подобные методы омерзительны! — Несколько успокоившись, он добавил: — Я предвижу, что вас представят Факту. Познав милосердие и величие Факта, вы сами захотите сотрудничать с нами.

— Мой разум вряд ли так легко изменить, — сказал Радо.

Прелат тонко улыбнулся:

— Мы обращаем не ваш разум, а вашу душу.

Госс оставил Радо наедине с его страхами. Обещание прелата было более леденящим для графа, чем угроза пыток. Одно дело сломаться под ужасными физическими пытками, другое — когда вежливым обращением тебя заставляют служить силе, одержавшей верх.

Чувство полной беспомощности завладело графом. Он попытался вызвать эйфорию, испытанную им в молельном зале, когда он почувствовал присутствие Факта впервые. Но не смог. Будто он забыл слова песни, которую распевал годами. Память изменила ему: он забыл пережитые ощущения. Он помнил все событие, но никак не мог вызвать из забытья то чувство прикосновения к Факту, которое он тогда испытал. Оно потеряло качество реальности.

Ему было интересно, что произошло с Шип. По рассказу Госса, она затеяла еще одну драку, которую проиграла. Радо поверил в искренность слов Госса о неприятии пыток, однако зная, как легко Шип начинает драку, а также то, что как женщина она не подвергается обращению, ему подумалось, что топора палача ей не миновать.

За этой мыслью последовало коварное открытие о тщетности усилий. Шип была ножом у его горла. Пусть Братья устранят ее, что ему за дело! А не будет ее, не будет и его обязательств перед храмом.

Свободен навсегда и обращен.

Братья посещали его нерегулярно. Приходили всегда парами. Один блокировал дверь и держал ключ, другой приносил еду, воду или пустой горшок. Радо пытался отделить утро от вечера их приходами, но ничего путного не получалось. Их расписание не поддавалось систематизации.

Ощущение дня и ночи стало ему изменять. Первый день плена был чрезвычайно долгим. В окне было светло по крайней мере часов восемнадцать. Затем последовала короткая ночь и снова день на восемнадцать часов. Как это могло быть? Неужели и солнечные циклы подвластны Братьям?

Эту тайну он частично разгадал на третий день. Посреди того, что, по мнению Радо, было солнечным послеобеденным временем, комната внезапно погрузилась во мрак. Он подставил стул к окну и выглянул. Как только его лицо показалось над нижней рамой окна, вспыхнул ослепительный дневной свет. Так что это было? Братья разместили яркую лампу прямо под его окном. Они манипулировали его чувством времени для того, чтобы ослабить его сопротивляемость.

Гнев овладел графом. Буду сопротивляться, решил он. Тем не менее он безнадежно сбился со счета времени после прибытия на Прайос.

Они приходили во время его сна без предупреждения, хотя обычно он слышал шаги в коридоре или щелчок в замочной скважине. Когда они пришли за ним, он ничего не слышал до тех пор, пока голос не призвал его проснуться. Он открыл глаза и увидел, что кровать окружили Братья.

— Встаньте, Радо Хапмарк. Близок час вашего общения, — сказал субпрелат, руководивший церемонией.

— Нет, — ответил он.

— У нас специальная инструкция самого прелата. — Полдюжины Братьев вокруг него были вооружены дубинками в коже. — Что бы вы ни решили, исход будет один. Так не лучше ли для графа Радо прийти к Факту на собственных ногах, а не быть притащенным как преступник?

В этом был смысл. Радо протянул руку к штанам. Его одежда была грязной от лазания по скалам и лежания в тюремной воде. Он хотел бы, чтобы Шип почистила ее. Радо сунул ноги в ботинки и встал. Со всякими аристократическими ужимками он надел камзол и протянул руку за сумкой.

— Это вам не потребуется, — сказал субпрелат.

— Это нужные вещи, — настаивал Радо.

— Вы вернетесь сюда позднее. Все ваши безделушки останутся на своих местах.

В открытой сумке он видел цилиндр с оружием Богини. Он не мог взять его под пристальными взорами Братьев.

— Пойдем? — легко спросил Радо.

Они вышли из комнаты. Двое из Братьев пошли впереди, затем — Радо с субпрелатом. Остальные пошли сзади. Пока они шли, Радо вспоминалась пьеса, которую он однажды видел в Пазойе. Она называлась «Узурпатор» и была написана неким Бритемом. В кульминационной сцене мятежный принц Касмар идет на эшафот. Он обращается к своей возлюбленной, шествующей рядом: «Не плачь, дорогая. Палач знает свое дело. Уверен, что топор будет острым». Радо подумал, а острым ли будет Факт. Радо и его сопровождающие поднялись не менее чем на восемь пролетов лестницы. И чем выше они поднимались, тем богаче была обстановка. От спартанских гладких стен из камня на этаже, откуда они шли, до толстых ковров, обоев и статуй. Святилище скорее походило на дворец, чем на тюрьму.

Пройдя площадку восьмого этажа, они встретили прелата Госса и еще трех человек в такой же одежде и без эмблем. Субпрелат как бы передал Радо Госсу и удалился с сопровождавшими его людьми.

— Идем, — сказал Госс, протягивая руку. — Мне не нужно будет возвращать их, не правда ли? — Радо подтвердил. — Хорошо. Вам предстоит тонкое переживание, милорд. Я не хотел бы портить его дубинками и кулачным боем. — Прелат взял Радо под руку. — Пойдемте. Перед общением надо подготовиться. Эти Братья хорошо знают свое дело.

— Что они будут делать?

— Заверяю вас — это не больно.

Они вошли в маленькую комнату. Вдоль трех ее стен стояли столы, покрытые металлом. На них лежали инструменты. В центре комнаты стояло единственное высокое кресло.

— Снимите ваш камзол и садитесь, — сказал Госс.

Один из просто одетых Братьев взял его камзол и повесил на вешалку. Радо сел. Ему на плечи накинули простынку. Холодный металл коснулся головы Радо.

— Что вы делаете? — резко спросил Радо.

— Стрижем ваши волосы, — сказал Госс. — Этого требует процесс общения. — Вокруг полетели обрезки коричневых волос. Один из Братьев тут же убирал их щеткой.

Парикмахер смочил полотенце остро пахнувшей жидкостью. Он смел остатки волос с головы Радо. Едкая жидкость охлаждала кожу. Парикмахер взял бритву.

— Пожалуйста, оставьте усы, — сказал Радо. Госс никак не отозвался.

Парикмахер побрил участки кожи от ушей вперед с каждой стороны. Снова применили холодную жидкость. Парикмахер, окончив свое дело, уступил место человеку, который что-то мешал в чаше. Брат-аптекарь получил белую пасту и лопаточкой стал наносить ее на бритые места. Третий брат снял у Радо ботинки и омыл ему ноги теплой водой с уксусом. Он вытер их и надел сандалии.

— Встаньте, — сказал Госс. Братья почистили Радо щетками. — Очень хорошо. Ленник остается, а вы двое можете идти.

Ленник, человек с пастой, мыл руки. Он, Госс и Радо вышли из комнаты.

В конце коридора была движущаяся комната, значительно большая, чем в гостинице «Красная лягушка». Как высоко они поднялись, Радо не смог угадать, но наверняка высоко, если не на самый верхний этаж. Убранство здесь было иным. Стены были покрыты стальными матовыми листами серого цвета. Полы от стенки до стенки были покрыты чем-то губчатым и желтым, что походило на шкуру, но не имело швов. В мире не было таких больших животных.

— Подождите, — сказал Госс.

Он прошел вперед к паре дверей из такого же металла. Из-под шлема он достал эмблему Факта, выпуклую сдвоенную пирамиду, являвшуюся копией эмблемы, находящейся в молельном зале. Острием предмета Госс прикоснулся к сочленению дверей, и они раскрылись. Госс жестом предложил Радо заходить.

Комната была правильной круглой формы. Металлические стены вырастали из металлического же пола. В центре стояло кресло с подушками. Подле кресла была металлическая стойка.