Служанка (СИ) - Росси Делия. Страница 45

Я уже завернула за стойку, когда дверь открылась, и в комнату вместе с предрассветной сыростью вошел закутанный в темные одежды мужчина. Он откинул капюшон, и я мысленно застонала. Этому-то что здесь нужно?

– Буди всех, Неждан, – тихо сказал пришлый, обернувшись к вошедшему вслед за ним здоровяку.

– Будет сделано, дан Зданич, – кивнул тот и направился к лестнице, а я нырнула под стойку и затаилась.

Мать-Создательница, только Зданича не хватало! Если он меня увидит, точно задержит. И тогда уж мне никто не поможет.

Я стиснула руки, лихорадочно размышляя, как выбраться из западни, и вдруг увидела два блестящих глаза, глядящих на меня из темноты.

– Прячетесь? – послышался едва уловимый шепот.

У меня от сердца отлегло. Ратка. Девчонка свернулась в самом углу, под какой-то рваной дерюжкой и смотрела на меня с недетской серьезностью.

Я кивнула и приложила палец к губам. Служанка мотнула головой, показывая, что поняла и прикусила губу. На лице девчонки застыло задумчивое выражение.

– Вывести вас отсюда? – спросила она спустя пару минут все тем же, едва уловимым шепотом.

Я уставилась на нее вопросительным взглядом.

– Тут черный ход есть. Дадите полньера – покажу, – ответила Ратка.

Я торопливо кивнула.

Девчонка осторожно вывернулась из тряпья и прислушалась. Наверху раздались громкие голоса, топот обутых в тяжелые сапоги ног, смешки и ругань.

Ратка удовлетворенно кивнула, потянула меня за руку и поползла к тонущему в темноте столу. Я осторожно двинулась следом, молясь Создательнице, чтобы Зданич нас не заметил.

Негромкий кашель, долетевший от двери, заставил меня замереть на месте и зажмуриться. Время застыло, секунды растянулись в часы, а я стояла на четвереньках и боялась пошевелиться. Ратка тоже приникла к полу.

– Дан Зданич! – послышался громкий возглас здоровяка. – Тут Збержику помощь ваша требуется, у него с головой что-то, видать, память отшиб! Не помнит, кто он и как его зовут.

– Сварновы дети, – послышался в темноте недовольный голос. – Нельзя и на день без присмотра оставить. Скажи этому дурню, что имя ему ни к чему помнить, главное, чтобы не забывал, кому служит!

Зданич дошел до лестницы и поднялся наверх, а мы с Раткой быстро доползли до кухонной двери, ввалились в пустое, пропахшее луком помещение, и оттуда девчонка вывела меня на задний двор.

– Вот по этой тропке ежели пойдете, – указала Ратка, – прямо к городским воротам выйдете. Давайте монету, – тут же ухватила она меня за руку. – Вы обещали.

Я порылась в кармане и протянула ей последние полньера из тех, что на дорогу отложила. Остальные у меня припрятаны под платьем были, но если так и дальше пойдет, то до побережья от них мало что останется.

– Дознаватели сегодня в Старкон поедут, так что вы по тракту не идите, лучше лесочком пробирайтесь, – деловито спрятав монету за пазуху, посоветовала девчонка.

Я кивнула и пошла по указанной тропинке, а Ратка, понаблюдав за мной немного, пробормотала что-то еле слышно и скрылась в доме.

***

Три дня пути пролетели незаметно. Днем я шла по тракту, ведущему к Мардису, а ночи коротала в крестьянских ригах, благо, что дожди прекратились. Пару раз мне удалось пристроиться к купеческим обозам, половину пути проехала на попутной бричке, и к срединнику добралась до границы Алмазного края.

Брод – город-крепость, служащий перевалочной базой между двумя провинциями, встретил меня неярким солнцем и теплом. После привычной уже сырости Стобарда несмелые солнечные лучи показались нестерпимо яркими, и я невольно щурилась, разглядывая пушистые белые облака, высокие серые башни городской стены и распахнутые настежь ворота.

Я миновала их, незаметно проскользнула мимо играющих в кости стражников, и остановилась рядом с постоялым двором. Он был самым последним в ряду невысоких гостиниц, прилепившихся вдоль пыльной дороги. Узкая, местами вымощенная камнем улочка петляла и поднималась вверх, к центральной площади, но там мне нечего было делать. Я и в город-то вошла только в надежде найти попутчиков до Мардиса. Из Брода на побережье часто отправлялись обозы, везущие выделанные кожи и пиво. Все они проезжали через городские ворота, и мне только и нужно было, что дождаться подходящего возницу. Молодых я старалась избегать, предпочитая пожилых и степенных, чтобы в переплет не попасть.

– Ух, погодка-то какая! – послышался напевный мардисский говор. – Благодать! А завтра, не иначе, дождь будет. Ишь, как тарики низко летают!

Я обернулась.

У расположенного чуть поодаль постоялого двора сидела дородная черноволосая баба в расшитом яркими узорами наряде и лузгала семечки. Рядом с ней стоял невысокий плюгавенький мужичок, на лице которого застыло тупое безразличие.

– Слышь, красавица, а ты, случаем, не комнату ищешь? – спросила баба, полоснув по мне быстрым взглядом.

Я отрицательно покачала головой.

– А то смотри, недорого возьму, – напевно произнесла она. – Вот и Блажко подтвердит, что у нас лучший постоялый двор во всем Броде. За два ньера – и кров, и еда. Где ещё такое найдешь?

Мужик что-то неохотно буркнул и снова застыл, тупо глядя на копошащихся у забора кур.

– Так что? Останешься? – спросила баба, стряхивая с цветастого подола шелуху.

Я снова мотнула головой и поторопилась отойти от словоохотливой хозяйки гостиницы. Как ни хотелось мне отдохнуть с дороги, но деньги нужно было экономить. Кто знает, что меня в родном городе ждет?

– Посторонись! – раздался громкий окрик.

Я отпрыгнула в сторону и оглянулась. По пыльной дороге медленно ехала бричка, в которой сидел краснощекий толстяк в нелепой приплюснутой шляпе.

– Доброго здоровьичка, дан Костич, – помахала ему рукой хозяйка постоялого двора. – Куда это вы собрались?

– В Мардис, – утирая потное лицо, пропыхтел мужик.

– Хозяйка послала, али сами надумали? – в голосе бабы звучало жадное любопытство.

– Да вместе с хозяйкой и надумали, – ответил толстяк и натянул вожжи, останавливая лошадь. – Говорят, в Мардисе завтра корабль из Дракена ждут, вот, хотим вин заморских закупить.

– Хорошее дело, дан Костич, – расплылась в улыбке баба, но в черных глазах ее мелькнула зависть.

– Я так хозяйке и сказал, – не замечая этого, довольно кивнул мужик. – Чем наша корчма хуже других? Будем новые порядки заводить. Тем более что хозяин Стобарда вернулся, а за ним и воины его подтянутся, а те к заморским винам привычные. Нет, нашу ратицу они тоже уважают, но мы ж не без понятия, разбаловались они там, по заграницам, затребуют какое-нибудь Моз-де-Ларе, а мы им: – «вот, пожалуйте, милостивые даны!». Все честь по чести.

– Люди бают, что арн войско собирает, на императора войной идти, – негромко, почти заговорщически, сказала баба. – Земли предков отбирать.

– Брешут, поди, – махнул рукой толстяк.

– Да? А у нас вчера целый отряд стражников останавливался, дорогу на Стобард спрашивали, сказали, к лорду Крону на службу наняты. А зачем ему войско, ежели не для войны?

Я затаила дыхание.

– Ну, то не наше дело, – снова утирая потное лицо, пропыхтел толстяк. – Господар сам знает, для чего ему воины занадобились, – он сунул платок в карман и добавил: – Прощевайте, дана Боженка, пора мне.

– Чистого пути, дан Костич, – напевно произнесла баба, провожая соседа недобрым взглядом.

Дан причмокнул, понукая лошадь, бричка со скрипом тронулась с места, и я решилась. Подбежала к толстяку и жестами попросила меня подвезти.

– Куда тебе? – спросил тот. – До самого Мардиса?

Я закивала.

– А деньги у тебя есть?

Я достала ньер.

– Ну, залазь, – согласился мужик. – Вместе всяко веселей, чем одному.

Он улыбнулся и поправил свою шляпу.

– Да и места у меня много. Не стеснишь.

Я быстро забралась в повозку, та бодро покатила по пыльному тракту и вскоре Брод скрылся за поворотом.

***

К Мардису мы подъехали поздним вечером. Всю дорогу возница развлекал меня рассказами о своем постоялом дворе, о хозяйке, оставшейся дома с тремя детьми, о старшем сыне, что на заработки в Ирдень подался, о свинье, которая накануне опоросилась и пяток отличных свинок принесла. Я слушала его, но мыслями была далеко. В Белвиле. Я думала о том, что сейчас в замке происходит, чем арн занят, уехала ли его гостья или лорд Штефан ее хозяйкой своих земель оставил? А еще о ночи той, что меня до небес вознесла, а потом жизнь надвое расколола. И так больно на душе от этих воспоминаний было, что хоть плачь. Только вот слезами ничего не исправить, это я уже давно поняла, потому и крепилась.