Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир. Страница 58

— Юрий, раз ты приехал, — перешел на «ты» генерал, — значит, решил помочь не только мне, но и Союзу, всей белоэмиграции. Поэтому не нужно жертвенной самодеятельности. Получишь сколько положено в таких случаях. Агента я из тебя делать не собираюсь. Да я и сам к Союзу имею, как бы это сказать, опосредованное отношение. Возглавляю общество ревнителей русской истории. Но как боевой генерал, убежденный сторонник освобождения России от большевиков, не могу мириться с бесчинствами, которые их агенты творят на Ривьере. Они действительно превратили её в красную. Поэтому не имею права теперь стоять в стороне от РСОР. Надеюсь, в сентябре бароном Врангелем все же будет создан Русский Общевоинский Союз, который станет эффективно бороться с нашими врагами и моего участия в этом деле уже не понадобится.

Тужилин только развел руками, выражая свое согласие. Полковник Васнецов встал, поклонился генералу, предложил Тужилину «пройти в комнаты» обсудить детали его поездки в Сен-Пон и Ле Руре. Поручик Луневский тоже поднялся, опираясь на палку, спросил, нужно ли и ему ехать вместе с подполковником.

На это Васнецов ничего не ответил, лишь пронзил поручика хищным, уничтожающим взглядом и удалился из сада вместе с Тужилиным. Там они беседовали около часа. На прощание Васнецов сказал: «Запомните, французы говорят быстро, но действуют медленно». «Я знаю», — кивнул Юрий Михайлович. А полковник ухмыльнулся: «Это пароль для кабатчика Фурнье в «Вежливом кабане». Он должен ответить вам тоже цитатой из Вольтера, если у него всё в порядке и может с вами общаться: «Сколько нелепостей говорится людьми только из желания сказать что-то новое».

По предгорью Альп «Renault» бежал довольно шустро. Фары полностью включили, отъехав от Антиба на приличное расстояние. Бекасов еще прибавил скорости. Анна только удивлялась, где Петя так лихо научился водить мотор, уж не таксистом ли подрабатывал? Впрочем, чему удивляться, многие русские офицеры занялись теперь этим ремеслом. Но спрашивать не стала. Почти всю дорогу молчали. И только проехав табличку «Le Rouret», ротмистр сказал, что не помнит, где находится Route de Nice. Анна ответила, что они по ней и едут, а за центральной площадью у ратуши, следует свернуть направо.

Фары опять погасили, поэтому маленькую ратушную площадь едва не проскочили. И все же Белоглазова вовремя заметила среди деревьев, подернутых предрассветным туманом, шпиль местного храма. Несколько лет назад рядом с ним поставили памятник павшим в Первую мировую войну и она приезжала сюда с дядей на церемонию открытия.

Повернув за ратушей на нужную улицу, через квартал увидели двухэтажный дом с заколоченными окнами. На юге Франции немало стояло таких домов — призраков, война разметала их хозяев. Кто-то погиб, другие переехали из глубинки в более людные места, где была работа и пропитание. Франция почти оправилась от послевоенного кризиса, но многие здания по-прежнему пустовали.

Рассвет над морем разгорался быстро, как пожар в сухом лесу. Через несколько минут было уже совсем светло. Анна нашла камень, под которым должен был находиться ключ. Там он и оказался.

Внутри «призрака» царил настоящий разгром — пол был усыпан битым камнем, стеклом, рваной газетной бумагой. Стены ободраны, чем-то обколоты. Кое — где на них висели маленькие, пожелтевшие акварельные картинки. Кругом пыль и паутина. Все это удавалось разглядеть благодаря большому чердачному окну, которое, как ни странно, оставалось целым.

Но самым странным было то, что дальняя комната за высокой узкой дверью, оказалась совершенно чистой и опрятной. В центре стоял стол на кривых ножках, покрытый свежей зеленой скатертью. На нем — ажурная бронзовая лампа с зеленым же абажуром. У стены — диван с фиолетовым покрывалом в синих лилиях, напротив — два массивных кресла в бело-золотую полоску старинной работы. Больше всего Анну удивил открытый шкаф, набитый книгами Вальтера, Русо, Жан-Жака Буасара, Франсуа Рабле. Комната настолько не гармонировала с другими помещениями, что, казалось, она перенесена из другого мира.

— Уютное гнездышко, — сказал Бекасов. — Видно, агент Васнецова постарался. Только не понятно как здесь можно находиться без еды и воды несколько дней. Хотя…

Ротмистр дернул шнур на лампе. Она вспыхнула довольно ярким желтым светом, и комната наполнилась уютом. Указал на люк в полу возле шкафа с книгами. С трудом открыл его, заглянул вниз. Спускаться по широкой деревянной лестнице в полную темень не стал.

— Вероятно, там есть припасы, — констатировал он, развалившись на диване. — А что, мне тут нравится. Давно мечтал уединиться с вами, Анна Владимировна. Идите ко мне.

— А мне вот не нравится.

— Что, предложение идти ко мне?

— Оставь, Петя.

— Как же с тобой тяжело, Анна, — вздохнул он. — Ты же целовалась в машине вполне искренне, вся горела. И вот опять арктический лед.

Белоглазова не ответила. Она подошла к столу, выдвинула центральный ящик. В нем были пуговицы, иголки, игральные карты, еще какая-то мелочь и 500 франков. Анна даже присвистнула. Позаботился агент, как его… капитан Стрельцов, так позаботился.

Заметила, что под лампу подсунут свернутый вчетверо лист. Развернула. Глаза ее расширились, словно в комнате наступила полная тьма. Она протянула листок Бекасову.

На нем жирными буквами, по-русски было написано: «Немедленно уходите из дома, иначе СМЕРТЬ!» Снизу мелким почерком приписка: «Grass, Ave Victoria,7». Еще ниже: «В.О.»

На этот раз присвистнул Бекасов:

— И что сие означает? — Он повертел записку перед глазами, шутливо попробовал ее на зуб. — Не вкусная.

— Это означает, Петя, что нам нужно скорее бежать отсюда.

— Что? Ты думаешь…

Договорить он не успел. В соседней захламленной комнате под потолком лопнуло и обсыпалось стеклянным дождем окно. В следующий миг на пол что-то упало, разбилось, растеклось желто-голубым пламенем. Огненная лужа быстро стала заполнять пространство, подобралась к открытой двери в их комнату. Еще один хлопок, очередная вспышка, которая уже произошла в густом, желтом дыму.

Ротмистр схватил Анну за руку, швырнул на пол. Они смотрели друг на друга полными ужаса и непонимания глазами. Окон в комнате не было. Соседняя уже пылала гигантской огненной печью.

— Это тоже подарок агента Васнецова? — спросил Бекасов. — И что за подпись в виде «В.О»?

— Не знаю. Люк.

— Что?

— В подпол!

Кашляя, закрывая рот носовым платком, ротмистр подскочил к люку, рванул ручку на себя так, что она оторвалась. Попытался зацепить края люка пальцами, но не получилось.

Комната все больше наполнялась едким, пахнущим почему-то горелой рыбой, дымом. Анна достала Кольт, отстранила Бекасова, выпустила всю обойму в ручку крышки. И трех выстрелов хватило, чтобы превратить его в щепки.

Спустились вниз в кромешную тьму.

— Должен быть выключатель, все же Франция! — Петр чиркнул зажигалкой.

Слева от лестницы действительно оказался электрический тумблер. Свет оказался слепым, но всё же удалось разглядеть в конце подпола, заставленного коробками с провизией, пивом и вином, железную дверь. Она была заперта на большой железный замок.

— Стреляйте в него, — посоветовал, закрываясь локтем от дыма ротмистр.

— Вторая обойма в машине, у меня заряженный «Браунинг».

— Мой револьвер тоже в моторе. А этой дамской штучкой лишь орехи колоть, да Луневским ляжки дырявить. Как же не хочется подыхать здесь, как загнанная крыса в норе. Только встретил тебя и вот опять расставание, кажется, навсегда. Давай хоть поцелуемся на прощанье.

— Потом, Петя. Возьми.

— Что?

— Прекрати «чтокать», соберись. — Она протянула ротмистру гранату Миллса. — Одну я подарила милому жандарму Филиппу Морелю, вторая, к счастью, осталась. Всё же какая я предусмотрительная.

— Ты что, с ума сошла? Нас тут размажет взрывом по стенкам.

— Предпочитаешь, превратиться в пережаренный бифштекс?