Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 87

Есть она тоже не могла. Любые блюда отдавали трупной вонью. Рин лишь раз попробовала мясо — Бацзы поймал в лесу двух кроликов, освежевал их и насадил на палку, чтобы поджарить. Когда Рин почуяла запах, она несколько минут блевала. Она не могла отличить кроличье мясо от обугленной плоти трупов на площади. Не могла ходить по Голин-Ниису, не представляя, как людей казнили. Не могла смотреть на сотни отсеченных голов на шестах и не представлять при этом солдата, идущего вдоль стоящих на коленях пленных, как он снова и снова методично поднимает меч, словно косит пшеницу. Не могла пройти мимо младенцев в бочках-могилах, не услышав их безумные крики.

Все время ее разум вопил, вопрошая и не получая ответа: «Почему?»

Она не понимала такую жестокость. Рин понимала, откуда берется жажда крови. Она и сама была в ней виновна. Она тоже познала безумие схватки и зашла дальше, чем следовало, причиняла другим боль, когда стоило остановиться.

Но зверство такого масштаба, бессмысленная резня подобного размаха по отношению к невинным людям, которые и пальцем не пошевелили в свою защиту, — этого она представить не могла.

Они же сдались, хотелось ей закричать вслед ушедшему врагу. Они сложили оружие. Они не представляли для вас угрозы. Зачем вы это сделали?

Она не находила рационального объяснения.

Потому что ответ и не мог быть рациональным. Это не имело отношения к военной стратегии. Ни к нехватке провизии, ни к риску возможного восстания или контратаки. Просто один народ считал другой ничтожным.

Мугенцы устроили резню в Голин-Ниисе только по одной причине — они не считали никанцев людьми. А если противник не человек, если он таракан, то какая разница, сколько их ты убьешь? Какая разница — раздавить муравья или спалить весь муравейник? Почему бы не оторвать насекомому крылья ради забавы? Может, жук и чувствует боль, но какое это имеет значение?

Что может сказать жертва, чтобы мучитель признал в ней человека? Как заставить врага признать твое существование?

С какой стати врагу вообще об этом думать?

Война — это крайности. Мы или они. Победа или поражение. Середины не бывает. Никакой пощады. Никакой капитуляции.

Рин поняла, что та же логика стоит и за уничтожением Спира. Для Федерации стереть с лица земли целый народ всего за одну ночь — это вовсе не зверство. Всего лишь необходимость.

— Да ты обезумел.

Рин дернула головой. Она снова окунулась в очередную дремоту истощения. Она дважды моргнула и посмотрела в темноту, пока источник голоса не превратился из бесформенной тени в узнаваемую фигуру.

Под воротами стояли Алтан и Чахан. Алтан прислонился к стене, Чахан скрестил руки на груди. Рин с колотящимся сердцем пригнулась за низким парапетом, чтобы они ее не заметили, если посмотрят вверх.

— А если это будем не только мы? — тихо и с надеждой спросил Алтан. Рин поразилась — его голос звучал так бодро, каким не был уже много дней. — Если нас будет больше?

— Не начинай опять, — отозвался Чахан.

— А если бы цыке было много тысяч, таких же сильных воинов, как ты или я, которые способны призывать богов?

— Алтан…

— А если я подниму целую армию шаманов?

Рин вытаращила глаза. Армию?

Чахан закашлялся — а может, засмеялся.

— И каким образом?

— Ты прекрасно знаешь каким, — сказал Алтан. — Ты знаешь, зачем я послал тебя в горы.

— Ты сказал лишь, что тебе нужен Страж, — оживился Чахан. — Ты не говорил, что хочешь выпустить в мир всех безумцев.

— Они не безумцы.

— Они вообще не люди! Сейчас они уже полубоги! Как вспышки молнии, ураганы духовной силы. Если бы я знал твои планы, я бы ни за что…

— Чушь собачья, Чахан. Ты прекрасно знал о моих планах.

— Мы собирались вместе выпустить Стража, — ответил Чахан, явно задетый.

— Так и будет. Только мы выпустим и всех остальных. Фейлена. Хулейнина. Всех.

— Фейлена? После того что он хотел устроить? Ты не осознаешь, что говоришь. Ты говоришь о зверствах.

— Зверствах? — холодно спросил Алтан. — Ты видел все эти трупы и обвиняешь меня в зверствах?

— Мугенцы жестоки, но они люди, — повысил голос Чахан. — Люди способны совершить такое. Но существа, запертые в Чулуу-Корихе, способны на разрушения совершенно иных масштабов.

Алтан закашлялся смехом.

— Открой глаза! Ты видишь, что они устроили в Голин-Ниисе? Правитель должен всеми силами защищать свой народ. Я не поведу себя, как Теарца, Чахан. Не позволю перебить нас, как собак.

Рин услышала шорох. Ноги шелестели в сухой листве. Со шлепком соприкоснулись тела. Они что, дерутся? Не осмеливаясь дышать, Рин выглянула из-за стены.

Чахан обеими руками схватил Алтана за воротник и притянул его вниз, чтобы они оказались лицом к лицу. Алтан был на голову выше Чахана и мог бы с легкостью переломить его пополам, но все же даже руки не поднял.

Рин уставилась на них, не веря своим глазам. Никто не вел так себя с Алтаном.

— Это не Спир, — прошипел Чахан. Его лицо было так близко к лицу Алтана, что их носы почти соприкасались. — Даже Теарца не выпустила бога, чтобы спасти один остров. А ты готов приговорить к смерти тысячи человек.

— Я пытаюсь выиграть войну.

— Ради чего? Оглянись, Тренсин. Никто не похлопает тебя по спине и не похвалит. Никого не осталось. Страна катится в тартарары, и всем плевать.

— Императрице не плевать, — возразил Алтан. — Я послал сокола, и она одобрила мой план.

— Да кому какое дело до мнения императрицы? — вскричал Чахан. Его руки тряслись. — Пошла она в жопу! Твоя императрица сбежала!

— Она одна из нас, — сказал Алтан. — И ты это знаешь. Если она будет с нами, и еще Страж, мы поведем армию…

— Никто не поведет эту армию. — Чахан выпустил воротник Алтана. — Те люди в горах не похожи на тебя. Не похожи даже на Суни. Ты не сможешь их контролировать, даже попытаться не сможешь. Я тебе не позволю.

Чахан поднял руку, чтобы снова оттолкнуть Алтана, но в этот раз тот схватил его за запястье и с легкостью отвел руки Чахана.

— Ты и правда думаешь, что можешь меня остановить?

— Дело не в тебе, — сказал Чахан. — Все дело в Спире. Это месть. Таковы спирцы — вы ненавидите, сжигаете и разрушаете без зазрения совести. Только Теарца умела смотреть вперед. Может, Федерация была права, когда сожгла твой остров.

— Да как ты смеешь, — произнес Алтан так тихо, что Рин прижалась к стене, словно таким способом могла убедиться, что расслышала верно. Пальцы Алтана крепче сомкнулись на запястьях Чахана. — Ты перешел черту.

— Я твой Провидец, — отозвался Чахан. — Я даю тебе советы, хочешь ты их слышать или нет.

— Провидец не отдает приказы. Провидец не перечит. Мне не нужен нелояльный заместитель. Если ты не собираешься мне помогать, я тебя отошлю. Поезжай на север. К дамбе. Возьми сестру и сделай, как мы планировали.

— Алтан, прислушайся к голосу разума, — взмолился Чахан. — Не нужно этого делать.

— Исполняй приказ, — отрезал Алтан, — или покинь ряды цыке.

Рин осела у стены, ее сердце бешено колотилось.

Она покинула свой пост, как только вдалеке стихли шаги Алтана. Стоило ему скрыться из вида, Рин бросилась вниз по лестнице и выбежала на дорогу. Она перехватила Чахана и Кару, когда те седлали найденного мерина.

— Поехали, — сказал Чахан сестре, увидев приближающуюся Рин, но она схватила поводья, прежде чем Кара успела послать лошадь вперед.

— Куда вы едете? — спросила она.

— Уезжаем из города, — отрезал он. — Отпусти.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Мне приказано ехать.

— Я слышала твой разговор с Алтаном.

Кара пробормотала что-то на своем языке.

Чахан нахмурился:

— Ты вообще способна не лезть не в свое дело?

Рин крепче сжала поводья.

— О какой армии вы говорили? Почему ты не хочешь ему помогать?

Чахан прищурился.

— Ты и понятия не имеешь, во что ввязываешься.

— Так расскажи. Кто такой Фейлен? — громко продолжила Рин. — А Хулейнин? Что он имел в виду, когда говорил про освобождение Стража?