Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 66

— Я должен прекратить обманывать себя, — сказал он Флориану на обратном пути в филармонию, раскладывая свои мысли по полкам. — Такое ощущение, будто на протяжении наших отношений я всё время носил розовые очки. Я думал, что это что-то совершенно отличающееся от того, чем это было на самом деле. Честно говоря, эта ситуация сводит меня с ума. Будто я был где-то за гранью реальности и ничего не понимал…

— Должно быть, у него действительно хороший член, — сказал Флориан.

Гарри ничего не оставалось, как застонать и ударить друга по плечу.

***

Немного позже, когда он стоял на своём новом подиуме в Берлинской филармонии, он ощутил странное чувство дежавю.

— Guten Tag, — начал он. — Danke, dass Sie mich hier eingeladen haben, [7] — он осмотрел зал, полный людей, большинство из которых были незнакомы ему. Так же незнакомы, как и Джеральд Кортни, Глэдис Говард, Зейн Малик пару месяцев назад. Было действительно приятно знать всех этих людей, общаться с ними, дружить и… «Не думай о нём». Сердце Гарри забилось быстрее, и он немного замешкался, опустив взгляд в пол, прежде чем сказать: — Извините, на самом деле я полное дерьмо в немецком.

Все засмеялись. Гарри улыбался. Прямо как в его первый день в Лондоне.

Так почему же он не мог поверить, что всё будет так же?

***

Голова Луи пульсировала, пока он стоял в своей ванной комнате, облокотившись на раковину. Его горло болело: он проглотил две таблетки аспирина, ничем не запивая, и уже начинал бояться оставшейся части дня. Часы показывали четверть шестого. Он планировал заниматься всё утро, после чего провести репетицию со своей секцией, перед тем как пойти репетировать с целым оркестром. Они в первый раз собирались пройтись по произведению Бруха. Он закрыл зеркальный шкаф и уставился на своё отражение.

Он был изнурённым. Его глаза покраснели, борода снова начинала отрастать, а волосы были в полном беспорядке.

Он не высыпается, вот и всё. С тех пор… Луи вздохнул: «Гарри Стайлс. С тех пор, как я спал в той идиотской, слишком мягкой кровати». Это начинало преследовать его. Он откинулся назад и выпрямил спину, почёсывая живот и пытаясь проснуться. «Я знаю, это называется бессонницей, — думал Луи. — Ты вроде бы бодр всё время, но нет. Ты не чувствуешь себя живым».

Каким-то образом он сумел принять душ и съесть пару тостов, прежде чем покинуть свою квартиру. В метро было подозрительно тихо, будто бы все остальные съебались в Брайтон, наслаждаться солнечными июньскими днями. Луи заставил себя выйти на станции Барбикан, чтобы хоть немного ощутить лучи солнца на своём лице, но не мог перестать моргать, как только ступил на тротуар. «Ох. Жалкий».

Когда он наконец очутился в крошечной подвальной комнатке церкви Святого Луки, его конечности были невообразимо тяжёлыми и истощёнными. Он прошёлся по произведению Бруха дважды (и уже выучил его, благодаря своему новому, улучшенному расписанию), но так ничего и не почувствовал. Ни тогда, ни сейчас. Он едва ли мог вспомнить, как именно он играл или что. Его мозг был потрёпанным, как старая рубашка после слишком большого количества стирок. Запутанный и выцветший, с серым оттенком. «И помятый», — он застонал, потирая уголки глаз и ловя своё отражение в полуразбитом зеркале над питьевым фонтанчиком во время короткого перерыва, который он смог себе позволить.

Он сложил Гром и отлучился на обед около полудня, не будучи полностью уверенным, сможет ли он есть. Он блуждал по улочкам около церкви, поворачивая то налево, то направо, пересекая улицы наравне с людьми, которые действительно куда-то шли. Случайным образом он оказался напротив красных дубовых лакированных дверей с надписью «Старая Красная Корова». «Что ж, небольшой паб — не худший вариант». Конечно, как только он вошёл в мрачное, почти безлюдное помещение, он заметил знакомую макушку за одним из столиков.

Не то чтобы он избегал Найла. Просто… Он был очень занят в последнее время, посвящая всего себя репетициям. Убеждаясь, что он всё ещё на вершине своего профессионализма. Да и Найл не особо стремился к общению. Не предлагал подвезти его домой или сходить куда-то вместе с Глэдис. «Ничего особенного, — пытался успокоить себя Луи, продолжая нерешительно стоять в дверях. — Он просто… тоже занят, скорее всего».

— Вперёд или назад, приятель, давай решай уже! — Луи испуганно подпрыгнул от грубого голоса бармена и вошёл внутрь, позволяя тяжёлой двери захлопнуться позади него.

Найл обернулся, чтобы посмотреть кто же попал в немилость к бармену, и нахмурился, увидев Луи.

— Эм, — начал Луи. Он не был уверен, что когда-либо видел Найла настолько злым. Это выбивало из колеи. Выражение его лица полностью изменилось.

Найл просто закатил глаза и кивнул на место перед собой, возвращаясь к своему бокалу пива.

— Ну же, Томмо, ты самодовольная задница.

Луи медленно подошёл к столику и присел, тихо вздыхая.

— Привет, — произнёс он.

Они сидели в полной тишине в течение добрых двадцати секунд. Луи притворялся, что заинтересованно читает меню, пока на самом деле пялился на Найла, изучая его мрачное, разъярённое выражение лица.

— Так…

— Как обстоят дела с Брухом? — внезапно спросил Найл и сделал глоток пива, даже не посмотрев на Луи.

— Отстойно, — пробормотал Луи. Он постучал пластиковым меню по столу несколько раз, откладывая его в сторону. — Полное дерьмо.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал Найл. — О Гарри.

— А что не так с Гарри? — голос Луи стал слишком высоким, слишком оборонительным слишком быстро. Он был вне его контроля. Его руки начали дрожать. Они были словно сталь, когда он держал в руках скрипку, и поддавались нервному тику всё остальное время. Боже, он так устал. Он начал бормотать, наблюдая за своими трясущимися пальцами: — Я имею в виду… Он в Берлине, так что…

— Я знаю, что ты сказал Деннису Тёрнеру, ясно?

Луи издал беспомощный стон.

— Я…

— Я также знаю, что ты спал с Гарри, поэтому не нужно втирать мне, что это личное, — Найл наконец посмотрел на Луи. «Блять. Блять, блять». Шатен не мог посмотреть ему в глаза, сжимаясь под его пристальным взглядом и чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Он старался вдыхать и выдыхать.

— Послушай, — он задыхался, — Гримшоу сказал мне, что это не имело значения. Совет всё равно не отдал бы ему эту должность. И он в любом случае уехал бы, Найл. Поэтому это не… Это не моя вина.

— О, да ты полный кретин. Кому какое дело до ёбаного совета?! — Найл допил своё пиво, с грохотом ставя бокал на стол. Он встал, надел свои очки и перекинул сумку через плечо. — Дело в том, что ты в принципе это сказал. И я, блять, вообще не понимаю, почему, но полагаю, что ты просто-напросто трус, Томлинсон.

Луи почувствовал комок в горле. Оправдание, которое он придумал себе на заднем сидении старого такси полторы недели назад, было разрушено. Конечно, Найл был прав, он был катастрофически прав, а Луи был полным дерьмом. «Это моя вина. Это, блять, моя вина», — не то чтобы Луи не знал об этом всё это время в глубинах своего подсознания. Но он никогда не позволял себе думать об этом, заталкивая подобные мысли куда подальше грудой отрицаний. Он приказывал себе забыть о том, как Гарри смотрел на него, забыть ту любовь и боль на его лице, словно ничего не произошло. «Словно это и вправду был просто секс».

Он не мог так дальше продолжать. Луи снова вспомнил себя, стоящего в холле Барбикан-центра, после того как члены совета оставили его в полном одиночестве, он спрашивал себя тогда: «Что я наделал?», не имея ни единого ответа. Ответа не было до сих пор.

Зато он был у Найла.

— Не имеет значения, что он бы остался ради тебя. Ты разрушил это, Томлинсон. Ты сломал его. Ты, — Найл развернулся на каблуках и покинул паб, оставляя Луи сидеть в оцепенении.

«Ты жалкое подобие человека, — подумал Луи, потянув себя за волосы. Его голова лежала на пластиковом меню, которое прилипло к его щеке, а из глаз текли слёзы. — У тебя даже нет смелости взять всю ответственность на себя».