Ледяное сердце (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 63
Почему они все смотрят так, будто на голове у неё развесистые оленьи рога?
О, боги! Они все знают, что произошло вчера…
А что вообще произошло?
Всё это было так странно, как во сне, и она даже поверить не могла, что всё это было действительно наяву.
Дитамар, Зверь, Врата…
Мальчишку отправили за дверь. Кайю облачили в новое платье, совсем не похожее на те, в которых она ходила раньше — никакой больше серой саржи и бежевого льна, платье было из светло-зелёного шёлка.
Она смотрела, как женщины суетятся и радуются…
Чему? Чему они так рады?
Когда, наконец, все ушли, она вздохнула с облегчением и присела на кровать. В голове не укладывалось всё то, что произошло вчера вечером. Как она смогла это сделать? Она не понимала. Сегодня ей нужно встретиться с Дарри. Но мысль эта больше почему-то не радовала. Она должна была узнать, как разорвать Белую ленту и договориться с ним о побеге.
И она узнала, как её разорвать…
Но…
Кайя встала и принялась ходить по комнате. Взглянула в зеркало. Из его глубины на неё смотрела незнакомая ей женщина. Она почти не узнавала себя в этом пышном шёлке и с высокой причёской, и с этими ставшими совсем зелёными глазами. Это ведь не она вчера закрыла своей силой Врата Истины и разорвала нить Зверя…
Она. Вернее, не та Кайя, какой она была совсем недавно, а эта женщина из зеркала.
Что с ней произошло? Откуда в ней такая сила?
Это не сила айяаррского Источника и не сила Эйгера, иначе они давно бы справились со Зверем. Тогда что же это такое? Что разбудил в ней Эйгер в ту грозовую ночь? И почему у неё в душе такое смятение?
Все вчерашние откровения Дитамара всплыли в голове. История с королевой, полная бессмысленность нынешней войны. Глупая мальчишеская клятва на Родовом камне Ибексов, последствия которой привели их всех на край гибели… И её отец, который может расстаться с жизнью… И всё это во имя чего? И Эйгер…
…нет Эйвер, она не будет больше называть его тем ужасным именем…
…он тоже собирается умереть напрасно. Столько жертв, столько боли, столько всего — ради чего всё это было?
«Или, быть может, меня остановит то, что ты в неё влюблён?».
«…моя маленькая веда».
Сердце забилось быстрее и сладко замерло.
Он её любит… Любит… Любит. Любит! Неужели это правда?
И ей хотелось, очень хотелось, чтобы Дитамар не ошибся.
Почему вдруг всё это стало для неё так важно? Важнее всего на свете…
Она вышла из комнаты, прошла по галерее и, остановившись за колонной, принялась наблюдать за внутренним двором. А там была суматоха. И радость. Редкий гость в этих стенах.
Кайя ни разу не видела такого оживления в замке. Во двор то и дело приезжали повозки, сгружая мешки и бочки, толпился народ, на нижних галереях служанки усердно выметали пыль, и среди этой суматохи стоял Эйвер, давая какие-то указания.
Чёрная рубашка и жилет, высокие сапоги. Рядом Кудряш что-то внимательно слушал, а Эйвер указывал рукой на окна. Возле него всегда кипит жизнь. И все они вокруг: и Ирта, и Кудряш, Оорд, Рарг, и остальные — они словно его продолжение, подвластное одному лишь взмаху его руки, одной мысли. Она рассматривала его, прижавшись щекой к гранитной прохладе колонны, а сердце замирало, и ноги её едва держали от странного чувства, затаившегося где-то внутри.
Но он в маске. И в перчатке на левой руке.
Как же так? Ведь Зверь ушёл, Врата закрылись… Почему же он все ещё не снимает маску?
Это что-то другое… Его лицо и рука не связаны со Зверем.
Кайе хотелось поговорить с ним. Он обещал ей всё рассказать. Но сначала она должна решить, что же сказать Дарри. Ведь теперь всё изменилось, и она не может уехать. Только как она сможет это объяснить? И кому ей рассказать обо всём, что здесь произошло? Что Зверь — порождение королевы? И эта война бессмысленна. Да и кто ей поверит? Дарри не поверит. Не захочет верить. Он так ненавидит лаарцев, что не услышит никаких её доводов. Но как она сможет всё это бросить, как она сможет вернуться, зная, что Лааре погибнет просто так?
Поэтому она должна остаться…
Остановить эту войну.
Потому что они не должны погибнуть…
Потому что она не хочет уезжать…
Потому что здесь, несмотря ни на что, она чувствует себя на своём месте…
Потому что…
Почему же, Кайя?
Дарри всего этого не поймёт. Он одержим мыслью убить Зверя. И он захочет увезти её отсюда любой ценой, даже вместе с Эйвером. Или убив его. Нет, она не скажет ему, что знает, как разорвать Белую ленту! Может быть, сказать обо всём Эйверу? Но тогда он убьёт Дарри и всех, кто с ним. А она не хочет, чтобы кто-то кого-то убивал!
О, боги! Как же остановить это бессмысленное безумие?
Она напишет письмо отцу. Отец поймёт. Он любил веду, он жил среди вед, он знаком с их магией и понимает, как всё может быть. И она заставит Дарри отвезти это письмо. Пусть отец решает, как дальше поступить, а она останется здесь. Во всяком случае, до приезда Туров, а может быть и до весны.
Чернила, бумага и перья были у Эйвера в приёмном зале, но спускаться туда она не рискнула и решила пройти незаметно в библиотеку мэтра Альда. Там ей точно никто не помешает. Она взглянула на солнце — до захода времени не так уж и много, нужно торопиться.
Письмо вышло длинным. И хотя ей никто не мешал — мэтра не было, и библиотека, как обычно оказалась не заперта — но события последних дней ей трудно было уместить даже на три листа. Когда она, наконец, закончила и стала посыпать их песком, солнце уже краем коснулось горизонта. Кайя запечатала письмо воском мэтра Альда и его печатью с ибексом, лежавшей здесь же, сложила в карман и поспешила в Северную башню. К тому самому окну, где в прошлый раз встречалась с Дарри.
Она шла дальними коридорами, стараясь никому не попадаться на глаза, и слушала камни, чтобы случайно кого-нибудь не встретить.
Она слышала всё…
Как Гарза командует армией служанок, метущих, скребущих и моющих…
…откуда только успело взяться столько слуг?
А Кудряш, насвистывая, принимает обозы со всякой снедью и отправляет их на кухню…
… видимо, готовятся к встрече с Турами.
Как Ирта в нарядной одежде, собрав волосы в хвост, со штандартом в левой руке выезжает во главе отряда встречать прибывающих гостей…
…сегодня приезжает Карриган.
А Оорд замер в ритуальной башне, глядя недоумённо на Родовой камень, а тот пылает ярко-голубым светом, и пульсирует, почти как настоящее сердце…
…и он не понимает, что с ним происходит…
Как Дитамар сидит на подоконнике, обняв колени, и задумчиво смотрит на закат…
…он спокоен и умиротворён, и он счастлив… почти.
Она не слышала только Эйвера. И не чувствовала его, только стену. Ту же самую стену, что и вчера. И от этого ей сделалось горько и больно.
Почему он прячется от неё?
Но ведь она тоже от него прячется. И она тоже воздвигла стену, чтобы он не понял и не узнал. Только вот это для его же блага, ведь когда Дарри уедет, тогда можно будет ничего не скрывать.
В северном крыле царил полумрак и тишина. Кайя ступала на носочках, осторожно, чтобы не стучать каблуками по камням. Подошла к окну, открыла медленно, лишь бы не скрипнули петли, встала на цыпочки, разглядывая старый вяз в прозрачной вуали жёлтых листьев.
Никого.
Наверное, ещё рано. Ещё недостаточно темно.
Она постояла у стены, глядя, как размывается и тает линия горизонта на холме, как жёлтая трава теряет свои краски и первые звёзды рассыпаются веснушками на тёмном лике неба. Скоро встанет луна, и будет светлее, но пока на границе дня и ночи уже было сумрачно, а под стеной замка совсем стемнело.
Кайя вслушивалась, но не слышала ни звука, ни шороха. Она снова выглянула в окно и позвала шёпотом:
— Дарри?
Тишина.
— Дарри?
Мимо пролетела ночная птица, скорее всего сова, и где-то вдали зашлись в тоскливом вое горные волки.
— Ждёшь своего друга? — раздался сзади знакомый голос.