Око воды (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 40
— …и от беспорядка ещё никто не умирал. А от голода и аммиака вполне. Идёмте. Я вернул вас к жизни на Суре не затем, чтобы вы здесь до смерти нанюхались какой-то дряни… Вы вообще часто торчите среди этих склянок? Я, пожалуй, передумаю насчёт того, что говорил о науке и женщинах, — усмехнулся он. — Давайте ваш фартук. Да снимайте его уже! Вам срочно нужен свежий воздух.
Он увёл её наружу почти насильно. Сегодня он приехал в университет в карете, чтобы не привлекать внимания к своему настоящему лицу. И это был не белый лаковый экипаж милорда Ландегара с ливрейным кучером золочёными гербами, а ничем неприметная карета с глухими тёмными шторами на окнах. В эту карету он мог сесть Дитамаром Сколгаром и выйте милордом Ландегаром или ещё кем-то в любом месте этого города.
— Но… Рут! — воскликнула Лея, посмотрев на протянутую руку Дитамара. — Она придёт за мной и будет волноваться, когда не найдёт здесь. Я не могу…
Она остановилась у подножки, и в карету садиться отказалась. И хотя идти по улице в своём подлинном облике было не очень хорошей идеей, но сегодня Дитамар сделал уступку своей слабости. Посмотрел на низкое солнце и тени потянувшиеся от домов, на полупустую улицу, по которой шли две торговки с большими корзинами, и решил, что вряд ли кто будет искать лаарского князя гуляющим по Швейной улице со слушательницей университета.
Одна прогулка ничего не решит. Вряд ли он встретит здесь кого-нибудь, кто узнает его в лицо. И надвинув шляпу на глаза, Дитамар указал рукой на мостовую:
— Вы боитесь сесть в карету к малознакомому мужчине? Что же это похвально, миледи Каталея, это благоразумно, и я знаете даже рад этому. Позвольте тогда вас проводить, вы ведь живёте здесь недалеко.
— Откуда вы знаете, где я живу? — спросила она, посмотрев на него искоса.
И Дитамар мысленно ругнулся.
Идиот! Он не может знать того, что знает мэтр Альд!
Он провёл с ней столько времени… он так много всего знает о ней, что изображать неосведомлённость становится всё труднее. Он знает имена всех её сестёр, клички собак и соколов в замке Милгид. Он знает всех соседей барона и даже традиционные блюда за их обеденным столом. Но при этом, он понятия не имеет, как у Каталеи Лафорт оказался этот кулон и сила прайда Реки!
Каменная Дева! Да, кажется, он совсем рехнулся!
— Вы сами говорили, что живёте рядом с университетом. На постоялом дворе, когда мы с вами говорили о камнях и Звере. Помните?
— Да… конечно, — улыбнулась она с облегчением. — Так странно, что вы всё запомнили.
— Я же говорил, что невозможность забыть некоторые вещи — мой большой недостаток, — улыбнулся он в ответ.
Они шли по булыжной мостовой говорили о пустяках. Позади едва тащилась карета, и на козлах сидел красный от смущения Фингар, старательно делая вид, что разглядывает фасады домов.
На улице, где они оказались не одни, Лея, наконец-то расслабилась, перестала смущаться, и они свернули на главную террасу Верхнего города, идущую по склону горы, чтобы заглянуть в лавку со сладостями, а Фингар с каретой остался караулить Рут на Швейной улице.
Пока Лея выбирала, что купить, Дитамар стоял, молча наблюдая за ней со стороны, и думал. То, что произошло в университете стало для него откровением.
Если она не умеет управлять этой силой, то она лёгкая мишень. Для кого угодно. Для рыцарей Ирдиона, для Тайной стражи, для самой себя, ведь если такое произойдёт с ней снова, а его не будет рядом, она себя просто погубит. Он заставил Фингара найти способ, как забрать эту силу. И сегодня он пришёл, чтобы это проверить, он взял с собой кулон, он даже был на полпути к этому, но то, что случилось… он не знал, что это. И теперь понял, что последствия могут быть непредскауемы. Фингар не проводил подобных ритуалов. А Оорд далеко. А то, что произошло сегодня… он ведь мог её убить!
Каменная Дева!
Вот этого он точно не хотел.
Вот если бы он мог оказаться вместе с ней в Лааре, под защитой каменных стен их родового замка, всё было бы иначе…
Дитамар не знал, почему его внезапно посетили такие мысли. Почему глядя сегодня на её смущение, на то, как трепетали её ресницы, на её взгляд полный радости, когда она увидела его в комнате, почему-то глядя на всё это он подумал о том, чтобы спрятать Лею в Лааре. Ей бы там понравилось. У мэтра Альда… хм, настоящего мэтра Альда, самая большая в мире коллекция камней… И там можно не бояться своей силы… Бурная Ларха, своенравная лаарская река, что течёт мимо замка, Лее бы понравилась. И тут же вспомнились её слова, сказанные на Суре.
«Я не боюсь гор, милорд Брегат! Я выросла в Милгиде.»
Он должен как-то её защитить.
Она наивна и не понимает того, что делает. Этот кулон мог её убить. Эта сила могла её убить. Её незнание может её убить. И терпкий аммиак, и ночное посещение Хранилища… А она такая хрупкая!
Сегодня он держал Лею в руках, не давая потокам силы выжать последние капли воздуха из её лёгких и думал лишь о том, что хочет обнять её сильнее, откровеннее, по-настоящему, а не как случайные знакомый, помогающий справиться с дурнотой. Он хочет прикоснуться губами к тому месту на шее, где под кожей лихорадочно пульсирует венка и чуть выше…
Дитамар тряхнул головой и уставился на большую корзину леденцов на витрине лавки.
Проклятье! Что за мысли!
Лея выбирала засахаренные фрукты, и милая торговка принялась складывать их полотняный мешочек, недвусмысленно поглядывая в сторону Дитамара. В другое время он бы пошутил, сделал пару комплиментов этому заведению и белокурой торговке…
А сейчас он просто стоял, как болван, снова рассматривая искусно заплетённую косу Леи, синюю юбку слушательницы и жемчужные пуговицы на блузке, которые сегодня были сзади. Проходя тонкой дорожкой между лопаток, они скрывались за широким корсажным поясом юбки. И он представлял, как его ладони скользят вверх по кружеву рукавов, касаются шеи и пальцы расстёгивают эти пуговицы одну за другой, расплетают тугую косу и расправляют шелковистые пряди по плечам.
— А милорд ничего не желает купить? — голос торговки, сладкий, как патока, вырвал его из созерцания пуговиц.
— Спасибо, но я не большой любитель сладостей, — ответил он внезапно охрипшим голосом.
Он увлёкся этой девчонкой. Проклятье! Он просто идиот!
Он же старше её на целую… вечность!
Она восхищается камнями и свойствами воды, и она такая наивная, как ребёнок. Но когда она улыбается ему… что с ним происходит? Его душа поворачивается к миру какой-то такой стороной, о которой он раньше не подозревал.
А ведь он обещал себе всё это прекратить, так какого гнуса он стоит и пялится на жемчужные пуговки, а пальцы так покалывает от желания прикоснуться к ней прямо в этой лавке! Подойти и обнять сзади за плечи…
Он же не влюблён в неё. Нет. Это даже звучит смешно! Влюбиться в слушательницу? Да и он знает, какая она — любовь. Любовь не такая. Она жжёт, как огонь. Она требует подвигов и жертв, соперничества, доказательств. Именно такую любовь он помнил и знал…
Помнил, как впервые увидел Лейсу… Итану… королеву… неважно, как её зовут. Не в тот день, когда они подобрали её истерзанную на перевале. А когда она уже пришла в себя и впервые вышла на прогулку. Ей наспех перешили какое-то платье матери. Шёлковое. Красное… Ей удивительно шёл красный цвет. Он увидел её на гранитной лестнице, разглядывающей величие лаарского замка, а он разглядывал её. Она его заметила, улыбнулась и… он потерял голову.
Дитамар никогда не встречал таких женщин. Да и что он мог вообще знать о женщинах в свои восемнадцать? Лаарские девушки не такие. Девушки Туров не такие. А больше он нигде и не бывал. А она… Она была похожа на упавшую с неба звезду.
Чёрные глаза, изящные руки, чарующий голос, трепет ресниц и томный взгляд… Алые шёлковые платья. Она носила исключительно их. Алая роза в волосах… Она излучала огонь и порождала жажду, которую нельзя было утолить ничем. Она умела очаровывать всех.
Это сейчас он понимает, что каждый её шаг, каждый взгляд, вздох, оборка на платье, цветок в руках, завиток волос на плече и руки сплетённые в молитве… всё служило одной цели — свести его с ума. Его и Эйвера. Подобраться через них к Источнику. Бесконечные споры, пари, поединки… Она их дразнила, как двух быков на арене. И каждой её улыбки он должен был добиваться. Каждого поцелуя руки. Цветка из её пальцев. Танца… Права подвинуть стул за обедом… А она награждала только победителей. И временами ему казалось, что он готов убить за неё даже родного брата.