Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 34

— Это особый дар, редкий. Сила, способная созидать, создавать что-то новое. Но после того, как ашуманка прокляла Салавара, эта Искра угасла в нём, и смысла для прайда в их браке уже не было. Поэтому я и отдал Регине письмо, чтобы не сделать несчастными ещё и их детей. Посмотри на Дом Драго, видишь, в кого проклятье превратило детей Салавара? Одних оно поражает безумием, как самого Салавара или Милену, других — неспособностью завести семью и использовать силу для создания связи. Боюсь, что такая же участь ожидает и твой брак с Себастьяном.

Гасьярд замолчал.

— Тогда зачем эта помолвка? Зачем я вообще приехала сюда? Если всё это было давно известно, вы с Салаваром знали, так зачем вы придумали это брак и обманули меня? — воскликнула Иррис.

— Салавар настоял. Он думал всё исправить, хотел просить прощения у Адрианы, и если бы получилось, то всё бы сложилось удачно спустя поколение. Ты — дочь Регины, Себастьян — сын Салавара, — Гасьярд вздохнул, — а потом, когда Салавар погиб, я подумал, что теперь проклятье спадёт. И вы нравились друг другу с Себастьяном, и проснулась Грозовая гора — добрый знак! Но теперь я понимаю, что этого недостаточно. Ваши дети всё равно унаследуют это проклятье, они не получат той силы, какую должны, а Себастьян слишком слаб, чтобы пробудить в тебе любовь и соединить Поток с нашим домом. И ваш брак будет как брак обычных кахоле, только ещё и обременённый ашуманским проклятьем. У вас может не быть детей, или Себастьян сойдёт с ума, как его отец, или ваши дети… и я даже не знаю, что ещё может быть…

— Себастьян знает об этом? — спросила Иррис, глядя на огненные язычки свечей, и под её взглядом они вдруг заплясали, как от сквозняка.

— Кое о чём знает, но сначала я решил поговорить с тобой, как когда-то говорил с Региной. Потому что только тебе решать, что делать и что сказать Себастьяну. Ты нужна нашему Дому, ты можешь всё исправить — ошибки Регины и Салавара. И я бы предложил тебе рассмотреть всерьёз Истефана, он силён… Но, увы, все дети Салавара несут на себе это проклятье.

Рассмотреть Истефана? Боги милосердные, это же безумие какое-то!

— Но можно же как-то избавиться от этого проклятья? Можно же что-то сделать? Не бывает безвыходных ситуаций! — свечи от её слов трепетали и метались, будто их пламя пыталось сорваться с фитилей и улететь вверх.

— Все эти годы я искал способ избавиться от проклятья, — ответил Гасьярд, глядя на свои ладони, — но, увы, единственный способ, какой я нашёл, это ритуал прощения, они должны были простить друг друга. А теперь Салавара нет и этот способ невозможен.

— И что же теперь делать? — спросила Иррис беспомощно.

Пальцы стали ледяными. Она была в панике, почти в ужасе. Она, как птица, угодившая в клетку. В этой семье она интересна лишь пока от неё есть польза, а если пользы нет? Что с ней будет?

Какой для неё теперь выход?

Нет, она не птица, она — мышь, попавшая в мышеловку. Ей следовало понять это ещё в Мадвере, ещё там всё это казалось ей очень странным, и теперь стало понятно, почему.

«Все дети Салавара несут на себе это проклятье…».

Все?! Боги милосердные! Нет! Нет! И Альберт тоже?

— Что мне теперь делать? — повторила она едва слышно, и это был не вопрос Гасьярду, скорее, вопрос, обращённый к Богам. — Что делать?

— Есть один выход, Иррис, — произнёс Гасьярд тихо. — Только не говори «нет» сразу. Я сейчас расскажу тебе всё и уйду. А ты подумай. Не принимай решения поспешно. Я долго размышлял, но не вижу иного выхода. Я не настаиваю, и не буду торопить тебя с ответом, думай сколько нужно. И я понимаю, что это будет непростое решение, но ты должна задуматься о своём будущем, о своих детях, о том, чтобы не сделать их несчастными из-за Салавара и не испортить им жизнь. А ещё мы все будем тебе обязаны. Если ты сделаешь то, о чём я прошу, ты дашь нашему Дому шанс на будущее возрождение…

Он говорил тихо, не глядя на неё, и она видела, как напряжённо он стискивает пальцы на коленях. И, сказав главное, он не стал прощаться, просто встал и ушёл тихо, оставив её одну. Он сказал, что когда она решит, пусть придёт к нему сама с ответом, и что он будет терпеливо ждать. Если ей нужно больше времени, пусть скажет ему об этом завтра, и он просто передвинет дату свадьбы и даст ей столько времени, сколько нужно.

Иррис сидела, вцепившись пальцами в полированное дерево скамьи, и ей казалось, что судьба сделала круг, и она снова оказалась в Мадвере перед тётей Огастой. Она почти слышала её наставления насчёт брака и слова о том, что выбора у неё нет. Но повторилось не только это. А ещё и то, что она испытывала к мэтру Гийо, это вдруг всплыло в памяти так отчётливо. А всё потому, что…

…Гасьярд предложил ей выйти за него замуж.

Он сказал, что понимает, в каком положении она оказалась, что ей некуда вернуться и не на кого надеяться. И что в этом частично есть и его вина. И что в истории с Региной и Салаваром тоже есть частично, его вина. Но он хочет всё исправить. Он понимает, что она его не любит. Но он пообещал заботиться о ней, дать своё имя, положение, защитить от всех посягательств, сделать её жизнь счастливой и беззаботной. Он обещал быть деликатным в браке и не слишком настойчивым в близости. Они даже спать могут в разных спальнях или, если она захочет, то есть одно магическое средство, позволяющее будить желание...

Он хотел лишь, чтобы она родила ребёнка, которому передаст Поток, чтобы они создали новую ветвь Дома, не связанную с Салаваром и свободную от проклятья. И если за три года Иррис не полюбит Гасьярда, не захочет с ним остаться, то он даст ей свободу, собственный дом и хорошее содержание, возможность жить своей жизнью и снова выйти замуж, за кого захочет, хоть за кахоле.

Или, быть может, она рассмотрит кандидатуры Тибора или Грегора?

Она даже сразу не смогла решить, что из всего этого наиболее ужасно. Рассматривать всерьёз кандидатуру пьяницы Тибора с огромным животом и вечным запахом вина или Грегора с его льстивой улыбкой и постоянно бегающими глазками? Или представить себя в объятьях Гасьярда с его жгучим огнём и немигающим взглядом, от которого она застывает, как кролик перед удавом? А может, хуже всего то, что ей и в самом деле три года придётся упиваться магическим средством, чтобы стало всё равно, кто в её постели? Чтобы легче было представлять совсем другие объятья и поцелуи?

Выбирай, Иррис. В отличие от истории с мэтром Гийо, у тебя теперь на выбор целых три жениха.

Она вскочила. Пламя свечей взметнулось вверх и погасло, а Иррис бросилась прочь из Храма, чувствуя только одно — как тонкое веретено вихря превращается в смертоносный смерч, и лишь одно желание есть у неё внутри — выпустить его на волю, разрушить этот дворец до основания и самой погибнуть под его обломками.

Глава 24. Ревность

Она вернулась в свои покои и принялась мерить шагами комнату. Мысли путались, перескакивая с одной на другую, и она никак не могла сосредоточиться на чём-то одном. Скоро ужин, и её ждёт Себастьян, а она в таком состоянии, что ни о каком ужине и речи быть не может. Но и нельзя бегать вечно, в конце концов, если она не придёт, это будет выглядеть странно, а лишние подозрения со стороны… всех ей уж точно не нужны.

Но постепенно, когда ощущение безвыходности немного отступило, когда сошла первая волна ужаса, обнажив факты, рассудок наконец-то возобладал над чувствами, и Иррис стала мыслить логически.

Только первая её мысль всё равно была об Альберте.

«Все дети Салавара несут на себе это проклятье…».

Значит, и он?

Боги милосердные, ну почему?!

Тогда почему при этом между ними есть связь, которая взялась непонятно откуда, если конечно Альберт ей не врёт. Значит, проклятье не мешает создавать такую связь? Мешает сделать это с Себастьяном, но не мешает с Альбертом? Просто Гасьярд об этой связи не знает.

Что там ещё он говорил? О безумии…