Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 47

— Почему ты не пьёшь вино? Не фесское золотое, конечно…

— Завтра ты уедешь и сейчас хочешь говорить о вине? — она повернулась.

И посмотрела так, что у него сердце оборвалось.

Да что же ты делаешь, Иррис? Почему ты просто не прогонишь меня? Зачем ты смотришь на меня так, как сейчас!

— Нет, Иррис, я не хочу говорить о вине. Но то, о чём я хотел бы говорить, теперь не имеет никакого смысла. Пора прощаться, Иррис, — произнёс Альберт устало и сделал шаг ей навстречу, — я бы пригласил тебя потанцевать напоследок, но я знаю, что ты мне откажешь.

Музыка пришла откуда-то, палмеро утих, и на смену танцу огня вышли девушки в венках из винограда и роз, нахлынула толпа, кто-то был уже изрядно пьян.

— А если не откажусь? – Иррис вздёрнула подбородок и взглянула Альберту прямо в глаза.

— Мой князь, — раздался сзади голос Цинты, он шагнул между ними, протягивая кружки, — держите. И для леди Иррис вот тоже. Отлично вино, и знаете…

Нападение было внезапным.

Они даже не успели взять кружки, как увидев что-то за спиной Альберта, Цинта крикнул:

— Сзади!

И ударил его плечом в грудь, отталкивая так, что Альберт, взмахнув руками, опрокинулся на песок, а Цинта, не рассчитав силы толчка, полетел навстречу нападающему, расплёскивая вино.

— Нет!

Альберт увидел мелькнувшую фигуру в чёрном, и краткий миг, как вспышка, когда острый кинжал вошёл в грудь Цинты по самую рукоять — кинжал, предназначавшийся ему.

— Нет! Нет!

Он видел искажённое болью лицо Цинты и его ставшие совсем чёрными глаза. Он вскочил, едва успев подхватить Цинту на руки и опуститься с ним на песок.

И уже потом услышал истошный вопль Арманы, какие-то крики, шум, и толпа расступились, оставив их вдвоём в центре круга. Наверное, ему следовало пуститься в погоню, поймать убийцу, но он не мог бросить Цинту — тот задыхался, на губах появилась кровь, и кинжал торчал у него из груди.

— Ну вот, мой князь, ты всё грозился убить меня однажды, — пробормотал Цинта, — теперь не придётся делать этого самому…

Глава 27. Дружеский совет

— Миледи! Пожалуйста! Пожалуйста! Спасите его! — в отчаянии Армана рыдала у Иррис на коленях.

— Что я могу сделать? Чем же могу помочь? — спросила она, гладя служанку по голове. — Альберт ведь лекарь, и он любит Цинту, он знает, что делать, он его спасёт…

— Нет, миледи, вы не понимаете! Он как раз и сказал, что не знает, что делать! Я слышала! Сама слышала! Что этот кинжал был непростой и что нельзя вылечить обычным способом такую рану! Но если его попросите вы, он всё для вас сделает! Даже невозможное! Он ведь сделал невозможное для вас, хоть надежды совсем не было. Я была здесь, я слышала, как он сказал тогда, что умрёт вместе с вами, если не сможет вас спасти! — она стискивала колени Иррис. — Я не смогу без него жить! Леди Иррис! Пожалуйста, помогите!

Всё, что произошло этим вечером, было, как в кошмарном сне. Иррис видела на лице Альберта страх и отчаянье, слышала, как он кричал что-то, как она сама опустилась на песок рядом с Цинтой и удерживала рыдающую Арману. Как потом бросилась к Себастьяну — попросила дать карету, чтобы отвезти Цинту во дворец, как они ехали в темноте, не ехали — неслись так, что, казалось, карета перевернётся…

И вот теперь они сидели в покоях Иррис, и Армана была в отчаянии — Альберт выгнал служанку, чтобы не мешала своими слезами.

Это всё просто дурной сон…

Платье Иррис было всё в крови, и руки, и она не знала, что делать, внутренне молилась всем Богам, прося их спасти Цинту. И только сейчас ей стало по-настоящему страшно от слов, сказанных Альбертом в карете:

— Этот кинжал предназначался мне.

Да что же это за проклятая семья?! Боги милосердные! Да как же можно здесь жить?

Она встала, плеснула в чашу воды, вымыла руки и лицо.

— Идём, — сказала Армане решительно, — только пообещай, что ты не будешь плакать. Твои слёзы сейчас ничем не помогут, лучше молись. Если есть способ спасти Цинту, Альберт его спасёт, и я сделаю всё, что могу.

Она велела охране оставаться у её комнаты и, прихватив фонарь, направилась быстрым шагом в покои Альберта. Армана бросилась следом, и слёзы её, наконец, иссякли. Во дворце почти никого не было — все ушли на праздник, да и кому какое дело до того, что ранен чей-то слуга? Вместе с ними приехал только Себастьян, но Иррис попросила его оставить их одних с Арманой.

Она быстро пересекла патио, поднялась по лестнице и остановилась у двери Альберта, а затем открыла её без стука. Наверное, это было совсем неприлично, приходить ночью в покои другого мужчины, да ещё вот так входить, но что-то надломилось в ней в этот день. Она поняла, что есть кое-что важнее приличий, важнее воспитания, важнее долга, важнее всего, и что сегодня она это могла бы потерять…

Цинта лежал на кровати Альберта, на том самом месте, где ещё не так давно она сама рыдала, думая о том же, о чём сейчас думает Армана. И в этом повторении событий Иррис почудился какой-то знак. Всё это неправильно. Так не должно быть. Дальше так не может продолжаться…

Цинта был без сознания, лицо бледное, почти белое, заострившиеся черты и дыхание неглубокое, частое, хриплое. Кинжал торчал из груди — его нельзя вытаскивать, иначе он сразу умрёт. Так сказал Альберт. И его рука сейчас лежала на окровавленной груди Цинты, рубашка была разорвана, и крови этой было слишком много для того, кто может остаться жив.

Иррис подошла, присела рядом на стул, велев Армане идти в другую комнату, закрыть дверь и молиться. И не выходить, пока она её не позовёт. Что бы ни сказал сейчас Альберт, она не должна этого услышать.

— Как он? — спросила тихо.

Альберт посмотрел на неё с обречённой усталостью, и Иррис всё поняла.

— Неужели ничего нельзя сделать? Совсем ничего?

— Он жив, пока я удерживаю в нём жизнь силой своего огня, Иррис. Но я не смогу делать это слишком долго, — ответил он горько.

— Но… как же… на озере… как ты смог вылечить мой перелом? Разве здесь нельзя так же? Разве нельзя сделать то же самое? — её голос дрогнул.

Он вздохнул и ответил тихо:

— Если бы это был простой кинжал, то да. Но это непростой кинжал, Иррис. Он разрезает не только тело… Тот, кто это сделал — хотел убить меня, и как видишь, подготовился. Как только я вытащу его, даже моя сила уже не сможет удержать в Цинте жизнь. И я недостаточно силён для того, чтобы с этим справиться…

— Возьми мою силу! — воскликнула Иррис горячо. — Я ведь Поток, это же может как-то помочь? Скажи, что мне сделать? Я сделаю! Ты ведь смог вылечить меня от яда, хотя тот яд был смертельным… Ты смог создать между нами связь… И Грозовая гора… Я же не слепая! Ты достаточно сильный, ты сможешь вылечить и его! Можешь! Скажи, что для этого нужно?

В этой мольбе было столько отчаянья, что Альберт повернулся к Иррис и смотрел ей прямо в глаза некоторое время, а потом произнёс с горечью:

— Ты веришь в меня, но… Я ни Заклинатель, Иррис, я не багрянородный, и даже не джарт, я не учился всему этому! Я не знаю, как смог спасти тебя от яда, не знаю, как смог создать эту связь. И Грозовая гора — я не управляю этим! Понимаешь? Я не знаю, почему это происходит! Это всё — странная цепь случайностей. И я, кажется впервые, не знаю, что мне делать…

— Тогда попытайся сделать так же, как делал со мной, вдруг это поможет? Возьми силу Потока! Нужно хотя бы попытаться! Пожалуйста! — она сложила ладони вместе, в жесте мольбы.

— Чтобы я мог использовать силу Потока между тобой и мной должна быть связь, но… увы…

Их взгляды встретились, и Иррис стало стыдно. За всё. За свою глупость, за то, что так долго была слепа, за то, что сделала…

Она опустила глаза и спросила тихо:

— Мы ведь можем создать заново эту связь? Ради Цинты? Хотя бы на одну ночь?

Он молчал. И не выдержав этого молчания, она снова подняла взгляд. И не могла понять, почему он смотрит на неё так странно, словно пытается заглянуть в душу и прочесть её мысли, словно видит в ней что-то и удивляется этому. Не могла понять, почему ничего не говорит.