Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир. Страница 45

между трансцендентальным и эмпирическим причастно только к критике

знаний и не касается отношения их к их предмету.

Итак, в ожидании того, что возможны понятия, а priori относящиеся к

предметам не как чистые или чувственные созерцания, а только как

действия чистого мышления, стало быть, понятия, но не эмпирического и

не чувственного происхождения, мы уже заранее устанавливаем идею

науки о чистом рассудке и основанных на разуме знаниях, благодаря

которым мы мыслим предметы совершенно а priori. Такая наука, определяющая происхождение, объем и объективную значимость

подобных знаний, должна называться

трансцендентальной логикой,

потому что она имеет дело только с законами рассудка и разума, но лишь

постольку, поскольку она а priori относится к предметам в отличие от

общей логики, которая рассматривает отношение их и к эмпирическим

знаниям, и к основанным на чистом разуме знаниям без различия.

III. О делении общей логики на аналитику и диалектику

Что есть истина?

Вот знаменитый старый вопрос, которым предполагали поставить в тупик

логиков и привести их или к жалким рассуждениям, или к признанию

своего неведения, а следовательно, и тщетности всего искусства логики.

Номинальная дефиниция истины, согласно которой она есть соответствие

знания с его предметом, здесь допускается и предполагается заранее. Но

весь вопрос в том, чтобы найти всеобщий и верный критерий истины для

всякого знания.

Умение ставить разумные вопросы есть уже важный и необходимый признак

ума или проницательности. Если вопрос сам по себе бессмыслен и требует

бесполезных ответов, то кроме стыда для вопрошающего он имеет иногда еще

тот недостаток, что побуждает неосмотрительного слушателя к нелепым

ответам и создает смешное зрелище: один (по выражению древних) доит козла, а другой держит под ним решето.

Если истина – в соответствии познания с его предметом, то тем самым следует

отличать этот предмет от других предметов; в самом деле, знание заключает в

себе ложь, если оно не находится в соответствии с тем предметом, к которому

оно относится, хотя бы и содержало нечто такое, что могло быть правильным в

отношении других предметов. Между тем всеобщим критерием истины был бы

лишь такой критерий, который был бы правилен в отношении всех знаний, безразлично, каковы их предметы. Но так как, пользуясь таким критерием, мы

отвлекаемся от всякого содержания знания (от отношения к его объекту), между тем как истина касается именно этого содержания, то отсюда ясно, что

совершенно невозможно и нелепо спрашивать о признаке истинности этого

содержания знаний и что достаточный и в то же время всеобщий признак

истины не может быть дан. Так как выше мы уже назвали содержание знания

его материей, то мы можем выразить эту мысль следующим образом: требовать всеобщего признака истинности знания в отношении материи

нельзя, так как это требование заключает в себе противоречие.

Что же касается познания в отношении одной лишь формы (оставляя в стороне

всякое содержание), то в такой же мере ясно, что логика, поскольку она

излагает всеобщие и необходимые правила рассудка, должна дать критерии

истины именно в этих правилах. В самом деле, то, что противоречит им, есть

ложь, так как рассудок при этом противоречит общим правилам мышления, стало быть, самому себе. Однако эти критерии касаются только формы истины, т. е. мышления вообще, и постольку они недостаточны, хотя и совершенно

правильны. В самом деле, знание, вполне сообразное с логической формой, т. е. не противоречащее себе, тем не менее может противоречить предмету.

Итак, один лишь логический критерий истины, а именно соответствие знания

со всеобщими и формальными законами рассудка и разума, есть, правда, conditio sine qua поп, стало быть, негативное условие всякой истины, но дальше

этого логика не может идти, и никаким критерием она не в состоянии

обнаружить заблуждение, касающееся не формы, а содержания.

Общая логика разлагает всю формальную деятельность рассудка и разума

на элементы и показывает их как принципы всякой логической оценки

нашего знания. Вот почему эту часть логики можно назвать аналитикой, которая именно поэтому служит по крайней мере негативным критерием

истины, так как проверять и оценивать всякое знание с точки зрения

формы по этим правилам необходимо до того, как исследуют его с точки

зрения содержания, с тем чтобы установить, заключает ли оно в себе

положительную истину относительно предмета. Но так как одной лишь

формы познания, как бы она ни соответствовала логическим законам, далеко еще не достаточно, чтобы установить материальную (объективную) истинность знания, то никто не отважится судить о предметах с помощью

одной только логики и что-то утверждать о них, не собрав о них уже

заранее основательных сведений помимо логики, с тем чтобы

впоследствии только попытаться использовать и соединить их в одно

связное целое согласно логическим законам или, что еще лучше, только

проверить их сообразно этим законам. Тем не менее есть что-то

соблазнительное в обладании таким мнимым искусством придавать всем

нашим знаниям рассудочную форму, хотя по содержанию они и были еще

пустыми и бедными; поэтому общая логика, которая есть лишь

канон

для оценки, нередко применяется как бы в качестве

органона

для действительного создания по крайней мере видимости объективных

утверждений и таким образом на деле употребляется во зло. Общая логика, претендующая на название такого органона, называется

диалектикой.

Хотя древние пользовались этим названием науки или искусства в весьма

различных значениях, тем не менее из действительного применения его

легко заключить, что она была у них не чем иным, как

логикой видимости.

Это было софистическое искусство придавать своему незнанию или даже

преднамеренному обману вид истины, подражая основательному методу, предписываемому вообще логикой, и пользуясь ее топикой для прикрытия

всяких пустых утверждений. Здесь следует сделать правильное и полезное

замечание, что общая логика,

рассматриваемая как органон,

всегда есть логика видимости, т. е. имеет диалектический характер. В

самом деле, так как она ничего не говорит нам о содержании знания и

указывает только формальные условия соответствия с рассудком, совершенно безразличные к предмету, то всякое предложение

пользоваться ими как орудием (органоном) для расширения (по крайней

мере по словесному обещанию) своих знаний приводит лишь к болтовне, к

разглагольствованию о чем угодно с некоторой видимостью [правоты] или

к спору о чем угодно.

Подобного рода поучение никак не соответствует достоинству философии.

Поэтому диалектика причисляется к логике скорее в форме

критики диалектической видимости;

такой смысл мы и будем придавать ей здесь.

IV. О делении трансцендентальной логики на трансцендентальную

аналитику и диалектику

В трансцендентальной логике мы обособляем рассудок (как в

трансцендентальной эстетике чувственность) и выделяем из области наших

знаний только ту часть мышления, которая имеет свой источник только в

рассудке. Однако условием применения этого чистого знания служит то, что

предметы нам даны в созерцании, к которому это знание может быть

приложено. В самом деле, без созерцания всякое наше знание лишено объектов

и остается в таком случае совершенно пустым. Поэтому часть

трансцендентальной логики, излагающая начало чистого рассудочного знания, и принципы, без которых нельзя мыслить ни один предмет, есть

трансцендентальная аналитика и вместе с тем логика истины. В самом деле, никакое знание не может противоречить ей, не утрачивая вместе с тем всякого