Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа. Страница 26
— Забудь, все в прошлом и не вернется. Есть только тишина и покой, а остальное не важно, забудь. И сразу станет спокойно и легко. Забудь, забудь…
Что я должна забыть? Зачем? Постепенно гнетущие мысли исчезали, перетекали в спокойствие, обращаясь в размытые образы, на дымке тумана… и даже если где-то глубоко в душе и оставались обрывки… то сейчас они не казались такими печальными и волнующими, а стали лишь прошлым… оставленным, где то далеко… давно. Звуки и ощущения исчезали во мраке тумана и, это было так правильно…
Сколько я шла? Неразрешимая загадка для измученного мозга. Часы, месяцы, годы? Время будто истончилось, неощутимо превращаясь в призрачное ничто. Невозможно было его как-то отсчитывать и я, прижав к груди похолодевшие ладони, из последних сил, сдерживала панику, искала в тумане хоть какие-то изменения и очертания. Страх сковывал по рукам и ногам, оставляя какие-то ненужные глупые инстинкты.
И в этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась, но никого не увидела, только в тумане что-то заколыхалось неясно и ощущение взгляда в затылок не пропадает. Как будто кто-то следит за мной или даже контролирует мои действия. Но не зло, а немного ласково и грустно. Я встрепенулась взволнованно:
— Тим, это ты. Ну, наконец-то!
Но из тумана появилась молодая девушка. Что-то в ней показалось знакомым. Я? Нет, просто похожа? Нет, совсем не я, она же хрупкая и прозрачная, почти сливающаяся со стеной тумана. И у меня нет таких огромных глаз, и черты лица не такие тонкие и аристократические. Эта девушка была красива той красотой, которой я никогда не обладала. Словно изящная фарфоровая статуэтка, которую хочется оберегать и восхищаться ее воздушностью и сказочностью.
Вот только я сразу поняла, что она несчастлива, несмотря на всю завораживающую прелесть ее красоты. Была тоскливость и обреченность во взгляде, где-то глубоко в них плескалась холодная смесь из боли и страха. Так смотрят женщины, прошедшие через многое, находящиеся на грани истерики, но боящиеся в нее погрузиться, понимая, что могут не вынырнуть обратно из черного омута безумия. То, как неуверенно она стояла, словно заранее прося прощения за еще не сделанные ошибки, зная, что неотвратимое наказание все равно последует и настигнет ее.
Она молча вглядывалась в меня жадным, впитывающим взглядом, словно пыталась запомнить, а губы шевелились, будто хотели что-то сказать, но не могли произнести ни звука.
Наконец она тихо произнесла:
— Здравствуй, дочь!
Я в изумлении уставилась на девушку. Что она только что сказала? Или мне послышалось? Ведь этого просто не может быть! Она же выглядит моей ровесницей!
И все же, что-то мне подсказывало, что это может быть правдой.
Вот только почему она здесь, в этом месте. И такая молодая, словно прошедшие года не коснулись ее, обойдя стороной. Мы с ней смотрелись почти сестрами-погодками, я- то была в своем возрасте. Она внимательно оглядела меня с ног до головы, потом протянула руку и легко, почти невесомо, погладила по волосам. Ласково улыбнулась и проговорила:
— Девочка моя, прости, я знаю, что очень виновата перед тобой, но я не могла тебя оставить с собой, мне просто не оставили выхода. Ты бы не смогла выжить, а я хотела, чтобы жила, это все, что я могла сделать. Тебе нелегко живется, но ты сильная, сможешь справиться, все будет хорошо.
— Мама, это правда, ты снишься мне? Это так? Ты заберешь меня с собой, и мы будем вместе? Я устала одна, никому не нужная и такая бестолковая. Больше так не могу и не хочу. Мне нужна поддержка, я пропадаю в том мире, он отторгает меня, принося только боль.
Мама приложила палец к моим губам:
— Нет, моя хорошая, ты не должна так думать, нельзя! Девочка моя, я пришла сказать, что тебе еще рано уходить. Пора возвращаться и бороться за свою жизнь и счастье. Ты еще будешь очень счастливой вместе с любимым, с которым проживешь долгую жизнь. Так что живи, а меня прости, я не смогла быть стойкой и сильной, чтобы быть с тобой рядом. Не смогла, сломалась от измены и предательства близких, не выдержала удара в спину. Единственное что сумела- дать тебе жизнь, тем самым перечеркнув свою. Так бывает, со временем поймешь, что не все могут быть крепкими воинами, некоторые не могут защищаться. А я тебя отчаянно любила еще до твоего рождения, боже, если бы они знали, как я тебя любила. И ты выдержишь все, иначе просто не может быть. Тебе пора возвращаться, ты слишком долго пробыла здесь.
— Но почему ты-то здесь, почему не приходишь и не заберешь меня?
Она как-то беспомощно улыбнулась на мой вопрос, и ее силуэт стал растворяться белой дымкой, пока не истаял совсем с последними негромкими словами:
— Прости, я просто давно умерла, — а в ушах начал звенеть, нарастая, посторонний противный писк. Где то за пеленой тумана послышались шорохи, голоса, какие-то движения или шаги, и я с огромным трудом открыла глаза, чтобы ослепнуть от света, светившего мне прямо в глаза.
— А вот и очнулась наша спящая красавица. Вот и хорошо, а то я уж волноваться начал, вдруг, что что-то пошло не так. Ну, как себя чувствуешь, как оно там, в другом мире, много хорошего увидела? И что вас всех туда тянет-то, что вас здесь-то не устраивает, что приходится почти каждый день вас оттуда вытаскивать?
Кто это, я что, в больнице? А этот сердитый дядечка, светивший мне прямо в глаза какой-то яркой штучкой, врач? Пока я пыталась проморгаться, он продолжил свой сердитый монолог, обращаясь ко мне:
— Вот ты-то куда поперлась? Молодая, красивая, не больная, руки, ноги на месте, так какого черта ты самоубиться решила? Из-за несчастной любви к прыщеватому кавалеру? Дура, разве жизнь стоит такой жертвы из-за бурлящих гормонов? Запомни, девчонка, что ваша, так называемая любовь, тот же химический процесс, происходящий у всех, начиная от муравья до слона. Только разной продолжительности и в разных позах совокупления. И случается она несколько раз, тут уж кому как повезет. А жизнь — одна. Слышишь, одна! А ты ее чуть в унитаз не слила по банальной прихоти! Лишь потому, что этот прыщ не так посмотрел, ответил, на свидание пошел с подругой, а не с тобой! А мы тут прыгай вокруг нее, спасай, зашивай! А она этого мальчишку через три года и не вспомнит, потому что химия прошла и любовь, пшик, и прошла!
— Я не просила вас меня спасать!
— Отудобела, значит, раз разговариваешь? Голова болит, слабость, не тошнит, в глазах не двоится, пить хочешь?
Что ж он такой говорливый-то? Как я могу ответить на все его вопросы?
— Леночка, дай-ка ей попить из непроливайки, сама-то еще не сможет. Эй, неваляшка, лапками-то пошевели! Рефлексики проверим, вдруг чего себе навредила лезвием-то.
— А почему неваляшка?
— Так, когда тебя привезли, ты все с кушетки норовила свалиться, на пол брыкнуться, ногами дрыгала, словно куда-то идти хотела, пока мы тебе целый жбан крови переливали, два литра с лишним ухайдакали за раз, взвод вампиров можно было напоить. Не жалея резанула, хорошо, что сухожилия не повредила, считай и здесь повезло.