Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 41

Амалии то казалось, что для всего этого у неё множество причин, то — что среди всего списка нет ни одного весомого аргумента. Это выглядело даже в чём-то эгоистичным — рисковать не только собой, но и жизнями мужа и детей, ради призрачной надежды вернуть власть юной императрице, которой, возможно, уже не нужны никакие блага мира живых.

Но отступать было поздно — и Амалия в этот вечер улыбалась танцевавшим с ней кавалерам особенно обольстительно, понимая, что в тот момент, когда она исполняет роль любезной хозяйки, Рауш в одной из комнат её особняка уговаривает кого-то из недовольных правлением Карла дворян встать на сторону тех, кто остался верен прежней власти.

***

Тёмные камни хорошо притягивали лучи полуденного солнца, и парапет, на который облокотился Рихо Агилар, ощутимо нагрелся. Стоя на крепостной стене, кардинальский порученец лениво наблюдал за тренировавшимися внизу на плацу Чёрными Гончими.

Чёрные Крепости — оплоты церковного воинства во множестве городов континента, а с недавних пор — и в Закатных Землях — строились со стандартной планировкой и схожим до мелочей внешним обликом. Но эрбургская «Псарня» — так частенько сами Гончие именовали эти мрачноватые обиталища — осталась для Рихо чужой. Он заглядывал сюда лишь ненадолго, проводя куда больше времени в кардинальском особняке или сопровождая Габриэля в его поездках.

Услышав за спиной шаги, Рихо быстро обернулся и отвесил поклон поднявшемуся на стену Ортвину Штайну. Глава мидландских Чёрных Гончих появился в одиночестве, и Рихо понимал, что это обстоятельство — как и выбор места для встречи — далеко не случайно.

— Да благословят вас Создатель и Двое, командир, — в соответствии с уставом поприветствовал Штайна Рихо и, получив в ответ небрежное: «Как и тебя, Агилар», выжидательно уставился на высокое начальство.

Массивная фигура командира — своим ростом тот выделялся даже среди мидландцев, которых никто бы не назвал низкорослым народом — на миг заслонила Рихо от солнца, и Штайн пророкотал звучным голосом:

— Наблюдаешь, верно? — за этим последовал короткий взмах командирской руки в направлении плаца. — Ну и как тебе наши ребята, Агилар?

— Имеете в виду этих? — Рихо в свою очередь указал на двоих юношей — рыжеволосого и брюнета, слаженно отбивавшихся от наседавших на них с обнажёнными мечами троих Гончих постарше. — Новое пополнение из Обители Терновых Шипов?

— Оно самое. Но ты не ответил на вопрос.

— Когда я, — Рихо сделал после этих слов короткую паузу, прямо и бесстрастно глядя в глаза командира, — увижу их сражающимися против демонолога с его свитой или, допустим, против Несущих Истину с их безумными убийцами — я вам отвечу, непременно. А так, — он бросил взгляд на всё отбивавших и раздававших в ответ удары парней, — я могу сказать только, что они выносливы, весьма. Случается, это что-нибудь да решает.

— Хороший ответ.

— Возможно. Но, надеюсь, вы меня сюда позвали, не для того, чтобы обсудить новичков?

— Мог бы проявить и побольше почтительности, Агилар. Формально ты ведь мой подчинённый… Ладно, оставим. Говорить мы с тобой, и вправду, будем не об этих парнишках. Лучше побеседуем о нашем кардинале.

Ни тени волнения не промелькнуло на лице Рихо, но внутренне он весь подобрался. Штайн хочет выведать какие-то секреты Габриэля? С чего бы и зачем?

— Узнав, что покойного кардинала Грото, да приблизят к себе Трое его душу, сменит средний сын Адриана Фиенна, я, признаться, поначалу этому вовсе не обрадовался, — пригладив свои светлые густые усы, начал рассказ Штайн. — Ибо ожидал увидеть капризного юнца, для которого церковный сан означает лишь возможность проводить дни в разврате и безделье. Но выяснив, что новый кардинал и прославленный Габриэль Глациес, Ледяной Меч Церкви — одно лицо, я, конечно же, изменил своё мнение. Хоть и удивился, с чего бы одному из лучших офицеров Гончих в столь молодом возрасте оставлять боевой пост…

— На то были веские причины, — прозвучал ответ Рихо — слишком резкий для того, чтобы не выдать эмоций.

…Всё помнилось как сейчас — самодовольство, проступавшее в мальчишески звонком голосе Габриэля, и собственные насмешливые слова:

— «Глациес»? «Лёд»? Что-нибудь менее выпендрёжное ты не мог придумать, а, гроза врагов Церкви?

— Завидуй молча, Рихо. Если уж я не могу вступить в ряды Чёрных Гончих под своей фамилией, то выберу такое прозвание, какое захочу. Будет забавно, если того, кто отправляет вероотступников и чёрных колдунов на костёр, станут называть Глациесом.

— Хоть одного-то колдуна сначала поймай, Ледышка!

— Уж побыстрее тебя поймаю, не сомневайся!

Им обоим было тогда по четырнадцать лет, и неудивительно, что дело в итоге закончилось потасовкой. Но помирились они после этого быстро — при участии Лавинии, которая, будучи на три года младше мальчишек, всё равно оставалась для них непререкаемым авторитетом.

Потупив взгляд в притворном смущении та, которую через несколько лет назовут Белой Львицей, заявила, что у Габриэля, когда он сердится, глаза становятся «как красивые льдинки с северных гор», а значит и новое имя ему очень подходит. С таким мнением Рихо и не подумал спорить…

Теперь от этих воспоминаний хотелось выть. Не удержал рядом с собой одну, не уберёг — другого. Что ты вообще можешь, сын неверного, воин Церкви, кроме как сожалеть об ошибках?..

— О, я ничуть не сомневаюсь, что причины были, — голос Штайна вернул Рихо к действительности. — И, несмотря на свою молодость, его высокопреосвященство уже успел прекрасно проявить себя. Но вот в последнее время… Агилар, я не привык к вашим дворянским увёрткам и спрошу прямо — что, чёрт возьми, задумал кардинал?! Мы имеем почти неопровержимые доказательства вины Сигеберта Адденса. И ещё ладно — подозрения в поджоге Крысиного Городка. С этим всё очень непросто, из-за того, что здесь замешаны… высокие круги. Но, обвинения в тёмной магии!.. А кардинал просто отмахнулся, когда я приехал к нему с докладом на эту тему и заявил, чтобы я даже и не думал об аресте чародейской мрази.

— Я спрашивал его высокопреосвященство о господине Адденсе.

— И?..

— Могу только передать вам слова кардинала. Он сказал: «Мне нужен Сигеберт».

— Но это же… Нет, не измена, но…

— Я скорее поверю в то, что Князь Бездны постригся в монахи, чем в то, что Габриэль Фиенн предал Церковь, — надменно заявил Рихо. И тут же добавил, уже спокойным тоном: — Кстати, когда его высокопреосвященство узнал, что я поеду сегодня к вам, он попросил меня выяснить, как там наш «подарочек»? Не отправился ещё к праотцам?

— Жив, не беспокойся. Хотя, по мне так было бы куда милосердней — и разумней — сразу его прикончить. Но можешь зайти к Алиме и узнать подробности.

— Так я и сделаю, — сказал Рихо, уже собираясь уходить, но Штайн остановил его:

— Послушай, Агилар. Я-то не сомневаюсь в верности решений его высокопреосвященства, но вот у Тирры — длинные уши… и руки. Если в Священном Городе узнают о действиях кардинала, далеко не всем они могут понравиться.

— Там сейчас другие заботы. Наш досточтимый понтифик болен и дряхл, так что скоро грызня кардиналов за его место развернётся в полную силу. Бахмийский султан молод и жесток и теперь, когда он расправился со своими братьями, его мысли неизбежно устремятся к новым завоеваниям. Хорошо бы он стал, как его предки, отщипывать кусочки от Зеннавии. Но что, если его взгляд обратится на запад?.. Это не угроза для континента, но для Священного Города, который отделён от земель султаната лишь Ханийской пустыней — как минимум, проблема. А в Лутеции младший брат короля почти открыто сочувствует еретикам. Да Тирра и носа не повернёт в сторону империи, пока деньги отсюда исправно поступают в казну Святого Престола.

Рихо не так уж и рассчитывал на то, о чём говорил. Нет, тот расклад сил, что он пасьянсом разложил перед своим командиром, существовал на самом деле. Но предугадать действия Тирры, исходя из этого, вряд ли было возможно. Оставалось лишь надеяться на золото Адриана Фиенна, щедро льющееся в карманы приближённых тиррского понтифика, да — как и пару десятков раз до этого — верить в ум и хитрость Габриэля.