Красные камзолы (СИ) - Ланков Иван. Страница 20

Ефим вытянул ногу и показал подшитые к штиблетам ножны для небольшого ножа.

— Мне бы тоже нож добыть не помешало бы. Свой-то я побратиму подарил, когда из ланд-милиции в полк переводили. На память, значит. Так что, рекруты, вам указание — ежели где сломанную шпагу умыкнуть получится — тащите мне или Александру Степановичу. Переточим на ножи. У каждого должен быть. Большой не надо, в ладонь размером вполне хватит. Незаменимая вещь, на все случаи жизни сгодится.

— А гренады? Гренады как в бою себя ведут? — это подал голос Сашка со своим фирменным любопытством.

Фомин поморщился.

— Баловство одно эти гренады. Осечек много. При броске фитиль или вылетает, или гаснет. Да и взрывается плохо. По замыслу гренада рваться должна в клочья, и осколками всех вокруг посечь. А на деле выходит — отрывает фитиль и весь огонь через запальное отверстие выходит. Или лопнет пополам — одна часть в землю, другая в небо, и никаких больше осколков. Редко бывает, что гренада как положено рвется.

— А зачем тогда целые гренадерские роты и полки создают, если это баловство одно?

— Думаешь, гренадеры гренадами в бою швыряться будут? Это вряд ли. Просто так уж заведено, что самых рослых и умелых солдат в гренадеры определяют. А раз самые умелые — то они в дозорах ходят, колонну с флангов охраняют, ну и все такое прощее. Гренадеры в полку — это как гвардия в столице. Особые солдаты для особых поручений. Ну а гренадами они и сами не пользуются, вот увидишь. Просто лишнюю тяжесть в сумках таскают и все. А самые умные даже не таскают, в обозе оставляют.

— А если все же что-то подорвать надо? Стену там или дом каменный?

— Дом или стену ты гренадой не подорвешь. Моща не та. Если такая потребность возникла — зови инженеров. А они уже мину подведут. Возьмут любимое оружие Жоры — лопату, значит, и выкопают яму. Ну или Жоре прикажут, а он им все выкопает. Туда, в эту яму, заложат порох. Да не жменьку, а несколько бочонков. Вот тогда да, тогда стена рухнет. А гренады… Разве что дыма от них много и шумят сильно. Если в нужное время ее употребить — супостат растеряться может. А ты знай, не зевай, растерянностью его воспользуйся да в атаку переходи.

— А пушки? Пушки как воюют?

— Пушки? Крепко воюют. Я тебе так скажу. Только пушки как следует и воюют. Я так разумею, что наши потомки в линиях пехотных вообще стоять не будут, а будут из пушек палить. Понаделают их много-много, чтобы всем хватило. И будут ядра кидать от горизонта к горизонту. Чтоб ты знал, солдат, пушка — это самое главное в армии. Она бьет далеко, сильно. Может и стену снести, и дом. И ядро может закинуть, и бомбу. И картечью один выстрел дает такой, что целому ротному залпу равен. Одна беда — пушки медленные, тяжелые и неповоротливые. Потому основная наша работа — это охранять пушкарей. В баталии это самое важное — держать строй и не давать супостату твоих пушкарей обидеть. Если заглохли пушки — все, считай, баталия проиграна. Так что пушкарям помогать везде и всегда. В быту, на дороге, а если в кабаке кто пушкаря обидит — ты за него заступись. Без пушек мы не армия. Береги их, и тогда они сберегут тебя.

— Так это… а если пушкари не нашего полка? Вы ж сами говорили, полк — он как семья, а это чужие, пришлые, значит…

— Вот с таких мыслей баталии и проигрывают. Береги пушкарей, говорю. А уж семья там, не семья — это ты уже разбирайся с таким же братом-пехотинцем. Благо нас, пехотинцев, много. А пушкари все наперечет.

Парни крепко задумались. А Фомин докурил, неспешно выбил трубку и объявил отбой.

Глава 8

К Пасхе обоз и личный состав сводного маршевого батальона наконец-то доплелся до Риги, где нас ждало известие об отмене мобилизации. Отменили войну. Российская Империя более не собирается воевать с Пруссией, а потому полкам следует свернуть все военные приготовления и готовиться к возвращению на зимние квартиры. Прибывшие в полк иностранные наемники-офицеры не успели даже принять под командование роты и батальоны как получили расчет и разъехались кто куда. Наша команда рекрут была объявлена полностью прошедшей обучение, нас поставили на жалованье как полноценных солдат и зачислили в роты. Старые солдаты по этому поводу сильно ворчали — мол, в старые времена рекруты молодыми числились год, а то и больше. Мы же — три месяца и все, на тех же правах что и настоящие. Фу!

Старый командир десятой роты, куда нас распределили, так и не приехал из Кексгольма. Якобы заболел. Ну так оно всегда бывает. Как война — так большинство офицеров из дворян срочно начинают болеть и командование их заменяет европейскими наемниками. Нового ротного нам даже не успели представить, как он уехал обратно в Швецию. Временно исполняющим обязанности командира полковник Макшеев назначил порутчика Ниронена.

Легко сказать — отменили. Полковник и командиры батальонов разместили роты на постой, а сами уехали в штаб дивизии, в Ригу, готовить бумаги в связи с изменившихся диспозицией.

На время подготовки новых приказов рота разместилась в двух рядом стоящих деревеньках на берегу Западной Двины, верстах эдак в десяти от собственно Риги. Специально приехавших по этому поводу из Риги батальонный квартирмейстер распределил капральства по хатам, составил какие-то бумаги со старостой деревень, оформил все как положено. Ну а нас, пока не дали "настоящего офицера", и.о. командира роты порутчик Ниронен взялся гонять. Сто двадцать человек строевого состава роты и сорок человек вспомогательного — возничие, кожевенники, цирюльники… короче говоря — обоз и обслуга. Все вместе на небольшой лужайке учились строить редуты, копать ретраншменты, штурмовать редут, оборонять редут. Учились строем пересекать лужайку, построившись в три и шесть линий. Ундер-офицер Фомин и сам порутчик Ниронен иногда ходили вдоль строя и случайным образом назначали "погибших", чья задача была тут же упасть и не шевелиться. Задача всех остальных — сомкнуть строй и продолжить движение.

Кроме всего прочего кромсали шпагами и штыками чучела. Как выяснилось, штыковой бой здесь — целая наука. Укол вниз, укол вверх, укол на выпаде, отбив… Причем после каждого занятия с чучелами Нироннен, который лично все это контролировал, не забывал напоминать, что штык — это крайнее средство. Потому как после драки на штыках мушкет может быть серьезно поврежден и его придется отдавать на ремонт в слесарку. А это — лишние расходы. Но продолжал гонять. Выпад! Укол! Выпад!

Шпагой почти не занимались. Здешние солдаты шпагу не уважали. Ну или просто не умели владеть ей на уровне мастеров. Потому таких маньяков-самоучек, кто вечером стоял в длинном выпаде со шпагой было всего ничего. Только мой шестак, если быть честным. Я, Сашка, Ерема, Алешка, Никита и Степан. Под присмотром нашего бессменного "дядьки" — Семена Петровича.

И еще обсчество расщедрилось — кто-то удачно сыграл в кости со снабженцами и рота разжилась нештатным бочонком пороха. Хватило на целых два дня настоящих стрельб. Сделали по два десятка настоящих выстрелов. По одиночке, целой линией, с ротацией линий… Чистый восторг. Да и чистить ружье оказалось совсем несложно. Ну как — несложно? У меня все сразу получилось, а вот тот же Сашка умудрился подогнивную пружину уронить в сено. Полчаса всем шестаком искали. Он как-то неудачно подцепил курок при снимании замка, и пружина с звонким "бзямм" улетела под ноги.

Впрочем, косячили все. То с разборкой и чисткой непорядок, то на редуте упадут куча-малой при попытке подсадить повыше товарища, а уж что касается ровной линии строя — так вообще беда. Первое время не получалось ни у кого, даже у тех, кто в роте еще со старого состава. Думаю, за эти две недели Фомин и Ниронен сломали не один десяток шпицрутенов о наши спины. Солдаты ворчали, конечно. Некоторые даже пытались огрызаться. Но вечером, за ужином, даже старики нехотя соглашались, что боевое слаживание — это важно. Особенно когда рота, считай, заново сформирована. Одних только рекрут новых семь десятков, шутка ли! Да солдат, переведенных из других полков — еще две дюжины.