Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 25

— Твоего отца зовут Альвар, — уточнил конунг. — Скажи нелживо, не тот ли это Альвар, что приходится сыном Свалльвинду, что правит в Круглой Горе и с которым мы прежде торговали?

— Нет, — не моргнув глазом солгал юноша, — это другой Альвар, известный ювелир.

— Отчего люди из Шлоссендорфа за него поручились?

— Это давняя история. Откуда бы мне знать?

— Воистину. Ты знаешь, какое оскорбление твой отец нанёс моему роду? — спросил король.

— Да, Ваше Величество, — поклонился Хёгни.

— Так зачем же ты посмел сюда явиться? — недоумённо спросил Арнгрим Арнкельсон.

— Хотел поговорить с матерью, — честно сказал Хёгни, — с твоей сестрой, Арнгрим конунг. А уж о чём, так это, прости за дерзость, моё дело да её, а больше ничьё.

— Часто обречённый дерзок, — усмехнулся король и обратился к священнику, — теперь ты скажи, Карл Финнгуссон, зачем ты хотел убить этого человека?

— Добрые люди! — преподобный нашёл силы подняться, стал перед залом, откинул капюшон, чтобы все видели изуродованное лицо. — Вот какие увечья нанесли мне колдовством соплеменники отца этого человека. Но не за себя хотел я отомстить, а за поруганную честь моего конунга, славной памяти Арнкеля Арнгримсона! И за поруганную честь его дочери, которая, как вам ведомо, искупает грехи юности в нашем монастыре. И ещё за то, что он одним своим присутствием осквернил дом невест Йона, нашего Спасителя.

— Как же он его осквернил? — поднялся могучий старик в простых небелёных одеждах, рядом с которым сидели Катла и Стигвард. — Это по виду обычный юнец, каких сто на сотню, нет у него ни рогов, ни хвоста, и болотом не пахнет. Может, у него руки в крови? Нет? Может, он справил нужду в неположенном месте? А может, у него на лице колдовская маска, как у его отца?

— Может, и маска! — воскликнул Карл. — Принесите распятие и святую воду, и я его проверю!

— Нет нужды, — возразил король, — пусть бы он даже горный тролль. Троллем быть не стыдно, стыдно вести себя подобно троллю, а подсудимый пока ни в чём не провинился.

— Это не человек, Ваше Величество, — настойчиво произнёс Карл, — это отродье дверга, подземного карлика, он зачат и рождён в скверне. Его следует предать смерти!

— Почему ты даёшь такой совет, преподобный? — спросил король.

— Потому что у таких тварей нет души, — убеждённо заявил Карл. — Это просто кусок плоти, по недосмотру Властей Небесных наделённый речью.

Конунг обвёл взглядом собрание:

— Кто скажет в защиту Хагена сына Альвара?

— Я, Сигвальд годи, сын Сигварда, — прогудел старик в белом, выходя вперёд.

— Ты не можешь говорить в его защиту, — возразил Карл, — ты друг его отца!

— Скажи, Сигвальд годи, друг ли ты Альвару двергу? — спросил Арнгрим конунг.

— Мирно горит пламя дружбы, — изрёк старик нараспев, — полных пять дней, а настанет шестой, пламя погаснет, и дружбе конец. Я не назову другом или сторонником Альвара дверга, как не зову ни другом, ни врагом его сына. Всё ж я имею что сказать в его пользу. Прежде всего, и это не понравится тебе, король, — твоя сестра Хельга поступила недостойно, что повелела убить ребёнка. То, что прежний конунг оправдал то решение, не делает его более достойным. Да, в голодные годы детей оставляют в лесу, но никто не говорит, что это хорошо, и коль есть возможность, подобных деяний надо избегать. Возможность — была. То скверное дело — мстить детям. Ибо потомки — дар богов, и люди сильны этим даром, и не стоит им пренебрегать!

— Ересь! Богохульство! — закричал Карл. — Ублюдка не крестили…

— Нет богохульства, — загремел перстнем Арнгрим, призывая к порядку. — По воле моей, и моего отца, и моего деда, во всём Вестандире люди могут молиться каким угодно богам, если не нарушают закона. Но продолжай, Сигвальд, хоть и не по нраву мне твои слова.

— Благодарю, конунг, — снисходительно молвил годи, а Хёгни подумал, скрывая усмешку, что когда этот старик ходил в викинги, нынешний конунг тоже ходил, но только пешком под стол.

— Пусть бы этот Хаген — сын дверга и смертной девы, пусть бы нет у него души, как думает Карл Финнгуссон, это ничего не меняет. Ныне такие времена, что любой и всякий может быть потомком любого и всякого. Есть у меня знакомый тролль, Мольд Зануда, и я ничего плохого не могу о нём сказать, кроме того, что он выдающийся зануда. Что же до того, должен ли сын держать ответ за отца, то законы богов ничего об этом не говорят.

— Благодарю тебя, годи, и тебя, престур, вы можете присесть, пока не вцепились друг в друга, — при этих словах конунга все засмеялись, даже Карл скупо усмехнулся. Король же спросил:

— Скажи нам, Олле лагеман, что говорят законы людей в таких случаях, раз уж молчат законы богов?

— На такой случай законов нет, ибо то небывалое дело. Но в том случае, когда свободный человек вступит в близкую связь с благородной девой, он должен, если не хочет с ней жить как муж с женой, заплатить выкуп чести ей либо её родичам. Размер же выкупа…

— Всё, довольно, Олле, — прервал законоведа конунг, — я всё понял. Это дело не стоит и медяка.

Зал зашумел, ибо по словам короля вышло так, что честь ничего не стоит.

— Я всё обдумал, пока наши мудрецы ругались, как птицы на базаре, — продолжал Арнгрим, — и у меня готов приговор. Слушайте же! Пословица говорит, что, кто вспомнит былое, тому ворон вырвет глаз, но ещё говорится, что тому, кто былое вовсе позабудет, ворон вырвет оба. Я ничего не забыл, как тут кому-то кажется. Но! У меня нет к тебе ненависти, сын Альвара, — это первое. Второе — для мести выбирают лучшего человека в роду, а ты, подсудимый, вряд ли можешь считаться лучшим в роду своего отца. Кроме того, я, как ни крути, твой родной дядя, и мне горько, что мы так с тобой повстречались, и нет моего желания отвечать на том свете за… э… племяноубийство. В-третьих, за поруганную честь моей сестры Хельги мой отец Арнкель конунг славно отомстил тем, кто поручился за Альдо ван Брекке. Теперь о битвах под Шлоссендорфом и под Броквеном поют песни! Верно, Сигвальд годи? Хороша ль была месть?

— Куда уж лучше, — бросил старик угрюмо.

— А мунд за мою сестру уплачен, и тебе ведомо, Карл Финнгуссон, куда он пошёл, не так ли?

— Так, Ваше Величество, — пробормотал Карл.

— Исходя из всех этих соображений, — улыбнулся король торжествующе, — для твоей же пользы, племянник, приговариваю тебя к пожизненному изгнанию из Сторборга. Не смей приближаться к столице менее чем на три раста, а лучше на четыре, ни сушей, ни морем, ни пешком, ни верхом, никак вообще. В ином случае никто тут не даст за твою жизнь и дохлой чайки. Впрочем, лучше бы тебе вовсе покинуть Вестандир. Твоё слово, юноша!

— Я нижайше благодарю Ваше Величество, — низко поклонился Хаген, — однако есть у меня просьба. Всего одна. Не думаю, что её трудно будет удовлетворить.

Все снова зашумели, возмущённые наглостью изгнанника. Парень же продолжал, глядя немигающим взором на преподобного:

— Позвольте мне перед уходом посетить ваш храм старых богов.

— То дело нетрудное, — милостиво кивнул конунг, — эй, годи, забери этого человека с собой, ибо теперь ты за него в ответе, пока он не покинет Сторборг.

— Дурное дело — отправляться в путь на ночь глядя. Заночуешь у меня, а на рассвете ступай, — сказал Сигвальд годи.

— Ты не спросил, зачем мне в храм, — заметил Хаген.

— Нет нужды, — хмыкнул старик. — Я же видел, на кого ты смотрел.

Тогда Хаген подумал, что надо бы лучше скрывать свои мысли.

В Альхёрге, в столичном храме всех богов, было куда просторнее и светлее, чем в святилище Грима. Там действительно стояли идолы и алтари всем асам и ванам, которых знал юноша. Нужный кумир он обнаружил сразу и поразился, насколько отличается Эрлинг в Гримхёрге от здешнего. В горах возвышался над алтарём Ужасный, Мрачный, Мудрый, бог рун и колдовства, повелитель воронов, наставник шаманов и сказителей. В Альхёрге же сидел на престоле деревянный Князь Асов в алом плаще, в блестящих позолотой доспехах, весь увешанный золотом и оружием, Податель Побед, Отец Ратей, Вершитель Битв, покровитель конунгов, бог власти и сражений, воинов и вождей. Впрочем, для Хагена так было даже лучше. Взяв золотое священное кольцо с алтаря, он поднял его над головой и произнёс, глядя в глаза божества: