Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 48

Няня и странный молчаливый отец увозят Машу домой, а мы, взрослые, остаемся "праздновать".

— Нина Сергеевна! — Светлана лучится счастьем. — Спасибо Вам за Машу. Она сегодня ляжет спать счастливой. Она год ждала кукольного дня рождения!

Пока я думаю, что ответить, Кирилл Иванович рассказывает всем:

— Нина Сергеевна согласилась поужинать со стареющим холостяком!

Мои глаза, по моим же подсчетам, должны были увеличиться вдвое, но то, что неинтеллигентно открылся мой рот, это совершенно точно.

Слова будущего тестя срывают Холодильнику последний предохранитель. В отражении карих глаз я уже посмотрела диафильм: моя мучительная смерть, прощание с моим бездыханным телом, девять дней, сорок, годины… Всё как и положено…

Остаток вечера проходит так: Холодильник молчит и сердится, я сержусь и молчу, Светлана болтает без умолку, Кирилл Иванович сыплет комплиментами и шутками.

Когда семейство Костровых отбывает из агентства вместе с Холодильником, мы с друзьями садимся пить чай с пирожными-бабочками.

— Платье какое удивительное! — улыбается Дарья Владиленовна. — Какая оригинальная идея!

— Это всё Ленка! — хвастаюсь я талантами подруги. — Ее идея, ее исполнение!

— Ты супер! — хвалит Костик, съедая четвертое пирожное. — Но жалко тебя.

— Точно! — подхватывает Димка. — Шла бы переоделась. Вернется ведь… А сегодня полнолуние.

— Слушайте! — смеюсь я. — Я с декабря только и делаю, что постоянно переодеваюсь!

— Зато жизнь нескучная! — утешает меня Павла Борисовна.

— Обхохочешься! — мрачно подтверждаю я. — Пара часов у меня, наверное, есть…

В этот момент в кафе возвращается Холодильник.

— Госпожа Симонова-Райская, прошу вас подняться в мой кабинет.

Хозяин разворачивается и уходит.

— Ты кричи, если что, — усмехается Костик. — Я могу полицию вызвать.

— Глупости, — гладит меня по руке Дарья Владиленовна. — Идите, наша принцесса! Идите навстречу своему… начальнику. Нехорошо заставлять начальство ждать.

— Нинка! Подтверди при свидетелях, что свой письменный прибор ты завещаешь мне! — просит Димка.

— Перебьешься! — вяло шучу я и отправляюсь к Хозяину.

По дороге трусливо передумываю и на цыпочках пробираюсь в свою квартиру. Получилось!

В темноте сбросив туфли, прохожу в гостиную. Свет ночного города бьет в расшторенные окна, оставляя на полу ленивых фонарных зайчиков. Иду к дивану, стараясь на них не наступить. Блестки на ткани в свете уличных фонарей переливаются и превращают меня в сказочную принцессу.

Потягиваюсь и говорю блесткам:

— Эх! Где же мой принц, а? — и с размаху сажусь на диван.

Уже приземлившись вторыми девяноста, понимаю, что это не диван. Это чьи-то колени. Закричать не успеваю: широкая ладонь зажимает мне рот.

— Я здесь, моя принцесса!

— Вы?! — так далеко с места без разбега может в нашей семье прыгать только кошка Генриетта. Теперь и я.

Больно, очень больно ударяюсь о край журнального столика. От падения можно уберечься, расставив ноги, но в юбке такого фасона этого не сделать. Вскрикнув, шатаюсь и падаю прямо в руки вставшего с дивана Холодильника.

— Польщен! — усмехается он, включая торшер-шар. — И мечтать не смел, что вы сами упадете ко мне в руки. Думал, придется уговаривать пару часов. Сэкономим время.

— Как. Вы. Сюда. Попали?! — вырываюсь я. — Это моя квартира!

— Так же, как и в первый раз две недели назад, — напоминает он мне день, вернее, ночь моего позора.

— Это уголовно преследуемое деяние! — важно пугаю я его.

— Ваше очередное платье — вот деяние! — ожидаемо рычит Холодильник.

— Это смешно! — бросаюсь я в атаку. — Это костюм Барби-Русалочки. Куклы! Это сценарий! Это моя работа!

— Тысячи, сотни кукол, почему именно с голым животом? — в сироп сарказма Холодильник обмакивает каждое слово.

— Это любимая кукла Маши! — считаю нужным объясниться.

— Если бы вы сшили костюм с закрытым животом, ребенок бы и не заметил! — Климов-прокурор категоричен.

— Неправда! Просто костюм сделан один в один! Что непонятного? — криком парирую я. — Я же не собираюсь идти в нем в ресторан с Кириллом Ивановичем.

— Об этом вообще забудьте! — резко отрезает Холодильник.

— Послушайте, Александр Юрьевич! — я осторожно беру мужчину за локоть и придумываю, как поменять тему разговора. — Я так и не поблагодарила вас за помощь в клубе. Вы спасли меня от позора и чего-то большего.

Холодильник подозрительно щурится, не доверяя мне ни на грош.

— Вы орали, чтобы я катился к черту, — напоминает он. — Набросились на меня с душевой лейкой. Намочили.

— Была не в себе. Осознала. Прошу прощения, — приглашающий на выход жест копирую талантливо.

Холодильник хватает меня за талию и прижимает к себе, положив горячую ладонь на мой почти голый живот.

— Кирилл Иванович смотрел весь вечер только сюда. А я придумывал, как сдержаться и не напугать ребенка и персонал агентства, — шепчет Хозяин, начав гладить мой живот.

— Ваша ревность больна, дика и нелепа, — вздохнув, отвечаю я. — Мы друг другу никто.

— Вы для меня то, что я не готов делить ни с кем, — ладонь не останавливается, поглаживаниями вызывая дрожь во всем теле.

— Почему? — тихо стону я.

Этот стон вызывает дрожь, но уже не мою, а его сильного и большого тела.

— Потому что ты моя, — легко переходя на "ты", отвечает он, впечатав мое тело в свое, до боли, до нового стона.

— Почему? — снова спрашиваю я. — Кто так решил?

— Я. Я так решил. А я своих решений не меняю, — вторая рука спускается на мое бедро, пострадавшее от встречи со столиком, и начинает ласково растирать место ушиба. — Надо намазать кремом. Снимите платье.

— А мое решение не учитывается? — с трудом справляясь с желанием вцепиться в лицо Холодильника, говорю я.

— Учитывается. Но только положительное, — усмехается мне в рот Хозяин, усиливая нажим на живот и на бедро.

— Это сумасшествие какое-то, — устало шепчу я.

— Вот с этим согласен, — кивает он. — Так что насчет платья?

— Нет. Не сниму, — отвечаю я, вырываясь и отступая на шаг назад. — Даже если вы посадите меня в этой квартире под домашний арест, вы меня не получите и за сто лет.

— Спорное утверждение, — почти смеется он надо мной. — Просто я и вполсилы не старался. Берегу ваши нежные чувства.

Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Господи! Почти ночь! Кто это может быть? Никто из Карповых. Без предварительного телефонного звонка они в дверь не позвонят. Ленка? Ночью? Вряд ли.

— Нина Сергеевна! Надо поговорить. Это срочно! — глухой голос за прочной дверью узнаваем. Кирилл Иванович.

Открываю рот, чтобы ответить, что не открою дверь. Но сказать ничего не успеваю. Холодильник прижимает меня к двери, закрывая рот поцелуем.

Следующие минуты, показавшиеся мне часами, тянутся бесконечно. Десять? Пятнадцать? Двадцать? Не знаю. Кирилл Иванович, не замолкая, что-то говорит на лестничной площадке. Холодильник целует меня. Лихорадочно, не останавливаясь ни на секунду, не давая набрать воздуха в легкие.

— Нина! — настойчивый бизнесмен Костров начинает стучать в дверь. — Я не верю, что вы спите. Откройте, мне надо рассказать вам о Саше, Александре Юрьевиче.

Холодильник замирает, на секунду оторвавшись от моих губ и встретившись со мной взглядом, потом снова целует болезненно вспухшие, истерзанные губы, но нежно, едва касаясь.

Но как только я хочу ответить Кириллу Ивановичу, поцелуй углубляется и становится почти безумным. Одной рукой Холодильник берет меня за горло, на другую наматывает мои распущенные русалочьи волосы.

Глава 23. Похищение

Я влюблён в тебя не больше,

чем ты в меня, и не дай Бог,

полюбить тебя, детка!

Маргарет Митчел "Унесенные ветром"

— Он запретил тебе, но ты всё равно пойдешь? — недоверчиво уточняет Ленка, с которой я разговариваю по скайпу, дожевывая бутерброд с сыром и запивая горячим кофе.